День пришельца (сборник)

– И как тебя зовут, красна девица? – поинтересовалась старуха.

«Зелёна девица», – поправил я про себя, захлопнул дверцу «хаммера» и вошёл в калитку вслед за Лией.

– Лиайя, – снова странно, сглаживая гласные звуки, пропела моя попутчица и добавила уже нормальным голосом: – Мне должны были забронировать номер.

Старик со старухой переглянулись и дружно кивнули.

– Есть такой заказ, – сказал старик. – Нумер восемьсот шестьдесят седьмой на восьмом этаже. Проходи, гостюшка дорогая!

Я посмотрел диким взглядом на старика со старухой, на двухэтажный особняк. Под крышей, окнами на противоположную сторону, могла размещаться мансарда, которую с некоторой натяжкой можно считать третьим этажом, но где ещё пять? И потом, судя по количеству окон, на одном этаже могло находиться не более десятка комнат, откуда тогда шестьдесят семь?!

Лию это нисколько не смутило.

– Благодарствую, – сказала она, протащила за собой тележку к крыльцу, подняла её и скрылась вместе с тележкой за дверью.

Н-да… А я было подумал, что Лия местная… Цыплят для развода с фермы везёт… Или индюшат… Барбоса знает… А оказывается, что она такая же пришлая, как и я. Мало того, для неё номер в гостинице забронирован, и её, в ватнике, резиновых сапогах и с грязной картонной коробкой, полной индюшат, радушно принимают…

– День добрый, молодой человек, – поздоровался дед, шумно прихлёбывая из блюдца. – Чаю не желаете?

– С вареньем, с баранками? – добавила баба.

Я оторвал взгляд от крыльца и перевёл на хозяев гостиницы. Они радушно улыбались, глаза лучились добротой. Бабка гостеприимно подвигала по столику вазочку с вареньем и блюдо с горкой сухих бубликов.

– Спасибо, не желаю, – вежливо поблагодарил я. – Желаю остановиться в гостинице.

Дед с бабой удивлённо переглянулись и снова посмотрели на меня. Улыбки с губ не исчезли, радушия в глазах нисколько не убавилось, но они молчали, явно ожидая от меня продолжения.

Я вспомнил, что говорила Лия, и представился:

– Сергей.

Имя не произвело впечатления.

– Сергей Владимирович, – добавил я отчество.

– Дормидонт Александрович, – приосанился дед.

– Александра Дормидонтовна, – представилась бабка.

Я недоверчиво перевёл взгляд с деда на бабку. Шутят они здесь так или говорят серьёзно? По радушным улыбкам, будто застывшим на лицах, я не смог определить и тогда достал паспорт и протянул деду.

– Вот, пожалуйста, если не верите.

Дед взял паспорт, отодвинул от себя на вытянутую руку, полистал, посмотрел, но мне почему-то показалось, что дальнозоркость у него наигранная.

– Сергей Владимирович Короп, – медленно, по слогам прочитал дед, закрыл паспорт, протянул бабке и спросил: – Тебе это нужно?

Бабка отрицательно покачала головой. Дед вернул мне паспорт и снова предложил:

– Так как насчёт чаю? Присаживайтесь, не стесняйтесь!

Никогда прежде я не сталкивался со старческим маразмом и не знал, как он проявляется. Неужели так?

Я сунул паспорт в карман и терпеливо, как детям, начал объяснять:

– Я получил приглашение на праздник…

– Так… – дружно закивали дед с бабкой.

– Приехал…

– Так…

Дед с бабкой гостеприимно улыбались, в глазах лучилось понимание ситуации, но они упорно ждали чего-то ещё.

– Хочу остановиться в вашей гостинице…

– Так…

– У вас есть свободные номера? – в конце концов не выдержал я их «понимания ситуации».

Наконец-то до них дошло. Дед с бабкой переглянулись, и бабка сокрушённо сообщила:

– К сожалению, мил человек, все нумера давно забронированы.

– И Сергея Владимировича Коропа в списке нет… – добавил дед и в очередной раз предложил: – Садитесь с нами чай пить!

Предложение я проигнорировал.

– И что же мне теперь делать?

– Пить чай! – дружно заявили дед с бабой.

– Я имел в виду, где мне теперь ночевать? – досадливо поморщился я и кивнул на громадное бревно, лежащее вдоль штакетника с наружной стороны: – Не на завалинке же?

– Что ты, милок! – всплеснула бабка руками. – Зачем на завалинке? На ней разве что Василий иногда спит, когда домой с устатку дойти не может. А переночевать это не проблема. Ты к Кузьминичне на постой попросись, она всех пришлых принимает.

– А где эта Кузьминична живёт?

– Он что, хочет, чтобы ему Кузькину мать показали? – спросил дед у бабки.

– Ты чего, дед? – возмутилась бабка. – Не Кузькина мать ему нужна, а внучка Кузькиной матери. – Она повернулась ко мне и расплылась в улыбке: – Дык первая изба сразу за углом.

– И на том спасибо, – кивнул я и вышел в калитку, посмеиваясь про себя. Изначально под выражением «Куськина мать» подразумевалась собака – матёрая сука, готовая всех порвать за своего кусачего щенка. Но в мире нет ничего устоявшегося, и интерпретация из Куськиной матери в Кузькину мать давно стала обиходным выражением. Поэтому я ничему не удивлялся. Значит, такова у Кузьмы была мать. Против народной мудрости не возразишь, не попрёшь.

– Молодой человек! – окликнул дед. – Вы свой рыдван за гостиницу поставьте, пока там место есть. А то сейчас, – он махнул рукой в сторону косогора, – ещё гости будут.

Из леса на косогоре донеслось приглушенное тарахтение трактора. Довёз-таки Вася-тракторист «летающую тарелку» карлика.

– Что ты, дед, мелешь? – возмутилась бабка. – Василий не скоро привезёт гостя. Вечером только. Так что, мил человек, присаживайтесь, чайку попейте…

– Спасибо, нет, – отказался я, залез в свой «рыдван», развернулся и поехал за гостиницу.

Когда я завернул за угол особняка, то понял, почему дед советовал пораньше припарковать машину за домом. Большая площадка за гостиницей была заставлена всевозможными летающими, бегающими, прыгающими и ползающими моделями аппаратов пришельцев. Здесь были модели паукообразных аппаратов, передвигающиеся на восьми и более лапах, обтекаемые каплеобразные амфибии, космические корабли-трансформеры, какие-то кубы, параллелепипеды, шары и, само собой, тарелки, тарелки и ещё раз тарелки. Естественно, летающие. Некоторые модели были сделаны основательно, с душой, и их легко было принять за настоящие, некоторые – абы как, и казалось, что они развалятся от первого прикосновения. Верхом полного абсурда выглядел обыкновенный велосипед с притороченными к раме крыльями из деревянных реек, обтянутых вощёной папиросной бумагой. На одном крыле красной краской было написано «Осоавиахим», на другом – «СССР». Крылья у велосипеда смотрелись как пятое колесо у телеги. Либо как пятая нога у собаки… Гм, да… Я вспомнил Барбоса. Дурдом полный. Здесь не только люди маразматики, но и животные уроды.