День рождения мертвецов

— И еще, Эш. Почему помощник начальника полиции? Ты что, не мог выбрать какого-нибудь засранца рангом повыше, чтобы обвинить его в том, что он — Мальчик-день-рождения?

Плям… Мяч ударился в корзину для бумаг.

— И сказал нашему любимому члену Парламента Шотландии убираться в задницу? Правда?

— Этому скользкому ублюдку еще повезло, что я не врезал ему коленом но яйцам. Ну так как там с поквартирным опросом?

— Что, не разговаривают с тобой? Вступай в наш клуб. Нам, несчастным придуркам в Профессиональных Стандартах, никто не говорит, что у них там делается. Мне самому приходится догадываться, что за варево у них там варится.

— Ябедников никто не любит.

Чарли снова проверил, на месте ли зализанные остатки волос:

— Эш, то, что случилось с Кети… Мне очень жаль.

— Я должен остаться в расследовании.

— Это так ужасно… — Вздох.

— Мне нужно знать, что происходит.

— Так только в кино бывает, Эш. Нельзя расколоть дело за двадцать четыре часа, особенно когда все средства массовой информации у нас на ступеньках лагерь раскинули. Ты должен быть дома с Мишель. Наши люди делают все возможное.

Плям. Чертов мяч опять прошел мимо, на этот раз закончив свой путь в щели между шкафом для документов и стулом для посетителей.

Я изо всех сил сжал клюшку в руках, костяшки побелели.

— Значит, меня выбрасывают. — Не самый большой сюрприз, но все же… — Он похитил мою дочь.

— Знаю, Эш, знаю. — Чарли вынул из поддона с находящимися в работе документами лист бумаги и протянул его мне. — Мне очень жаль. Заместитель шефа полиции хочет, чтобы ты был отстранен от дел на период расследования, и шеф с этим согласен.

— Отстранен.

— С сохранением содержания.

Как будто это имело какое-то значение.

Он посмотрел на импровизированное поле для гольфа, на стопки бумаг на столе, на остатки сэндвича с беконом — он готов был смотреть куда угодно, но только не на меня.

— Мне очень жаль, Эш. Но у нас нет другого выхода.

В углу стонал и скрипел принтер криминального отдела, изводя на отчеты стоны писчей бумаги. Другими производимыми в комнате звуками было бряцанье и буханье — это я бросал в картонную коробку содержимое ящиков моего рабочего стола.

— С вами все в порядке? — Из коридора в комнату бочком вошла доктор Макдональд.

Волосы у нее были какие-то другие — более прилизанные, что ли, и потемнее. На ней были черный с длинными рукавами жакет и красно-черная полосатая футболка. На шее, на чем-то вроде четок, висел крест. Черные джинсы. Но обувь была все та же — ярко-красные высокие кеды-«конверсы» с неестественно белыми носами. Она что, каждое утро новую пару надевала?

Швырнул в коробку степлер и дырокол:

— Все, твою мать, свалили, как только я коробку вытащил.

— Что, воры больше уважают, чем полицейские?

— Отстранен до окончания расследования. Восемь лет, и все без толку. Восемь лет… — Смел со стола наполовину использованные стопки бумаг для заметок. — Завтра ее день рождения.

— Может быть, нам не потребуется ордер, чтобы допросить Стивена Уоллеса, может быть, мы сможем…

— Я же сказал вам вчера вечером — это не Стивен Уоллес. — На дне нижнего ящика стола притаился клубок спутанных проводов с множеством электрических вилок — зарядные устройства для мобильных телефонов, которыми я не пользовался годами. Я их тоже упаковал. — У него есть алиби.

Она присела на край стола, качая маленькими красными кедами почти в полуметре от коврового покрытия:

— Мы должны понять, почему он выбрал Кети, в смысле, возможно, Генри был неправ, и Мальчик-день-рождения не похищал больше никого перед Меган Тейлор, и возможно, что Кети — номер тринадцать… Если, конечно, он не делал перерыв на один год, и тогда она будет двенадцатым номером… — Морщина появилась у нее между бровями. — Простите, я пытаюсь помочь, но сама знаю, что иногда бываю слегка…

— Вы в этом не виноваты.

— Я не хотела говорить о ней как о еще одной жертве, она ваша дочь и…

— Это не важно. — Я бросил на зарядники пачку старых записных книжек. — Что угодно, лишь бы вернуть ее.

— О’кей. — Кивнула. — Паром Генри прибыл полчаса назад. Он хочет встретиться с нами на месте погребения… в Кэмерон-парке.

Я посмотрел в коробку. Сколько времени прошло — и с чем я остался? Дома нет, маленький дерьмовый «рено» и картонная коробка, полная барахла.

— Я больше не занимаюсь этим расследованием.

— И вы позволите этому остановить вас?

Черта с два.

Из двери донесся слабый стон.

— Никогда, больше никогда в жизни… — Рона, бледная, как овсяные оладьи, и с соответствующей текстурой кожи. Прислонилась к дверной раме. — Я умираю…

— Тогда иди домой и приляг. — Я бросил оставшиеся пожитки в картонный ящик.

— Еще чего. Завтра у Кети день рождения. Я никуда не уйду, пока мы ее не найдем. — Рона плюхнулась на ближайший стул и закрыла лицо руками. — О господи…

— Да и вообще, — доктор Макдональд качнула маленькой красной ступней, — нам уже, скорее всего, пора идти, Генри не будет…

— Подожди минутку, Принцесса. — Рона выглянула из-за пальцев своей руки. — Как-то ты по-новому выглядишь?

— Вам нравится? Просто у меня сегодня был небольшой несчастный случай в душе — взяла средство для волос тети Джен, и все волосы распрямились, но мне кажется…

— Ага, и одежда — это тоже совершенно случайно? Ты на самом деле думаешь, что сможешь заменить Кети, если выкрасишь волосы и вырядишься в ее одежду? — Рона скривила верхнюю губу. — Да ты больна на всю голову, мать твою.

Я моргнул. Нахмурился. Уставился на доктора Макдональд. Волосы, одежда… она на самом деле была похожа на…

— Я не заменяю ее, я пытаюсь влезть в ее голову, в смысле, когда я увидела, что случилось с моей головой, я подумала, о’кей, пусть будет так, иногда это даже полезно свести вместе все связи и точки соприкосновения, ведь вы же сами считаете, что мы должны делать все, что в наших силах, чтобы…

— О господи, хватит уже! — Рона снова закрыла лицо руками. — Ты когда-нибудь перестанешь болтать?