День русского едока

Ося Брон и Роза Гольдштейн говорят с сильным одесским акцентом; Миша Розенталь шепелявит; Соня Цифринович говорит чисто по-московски, но подсвистывает своими лошадиными зубами; Саша Беленький вместо "л" произносит "в"; Сара Варейкис чудовищно картавит.

РОЗА ГОЛЬДШТЕЙН. Шоб я так жила! Иден! Мы ж сто лет не виделись! Оська! Сарочка! Сашок, как здоровье Розы Яковлевны?

САША БЕЛЕНЬКИЙ. Клянусь геморроем Ротшильда, моя мама переживет нас всех! А что Абрам Семеныч? Его попрежнему невозможно оторвать от преферанса?

РОЗА ГОЛЬДШТЕЙН. И не говори, Сашок! Третьего дня я имела ему сказать типа того: папаша, с тех пор как вас благополучно ушли на пенсию, вы дома имеете тот же гешефт, шо и на службе - берете взятку за взяткой!

Евреи смеются.

МИША РОЗЕНТАЛЬ. Розка, у тебя веселые предки, не то что мои! Моего папу унесут на пенсию в гробу! Оторвать его от кормушки в министерстве торговли не смог бы даже Гиммлер!

ОСЯ БРОН. Давид Львович! Ну, пацаны, это ш правильный человек! Он хоть и не держал масть, но у него всегда был правильный базар и конкретный взгляд на вещи! Миша, ты ш должен быть ему благодарен, аж не ебаться! 0н вывел тебя в конкретные люди, научил сечь фишку!

САША БЕЛЕНЬКИЙ. Если б Бог послал мне такого папу, как Давид Львович, клянусь потрохами Ицхака Рабина, я бы давно уже был мэром этой паршивой Москвы!

ОСЯ БРОН. Не, Сашок, ты не потянул бы. В натуре, ты еще по понятиям жить не научился. Вот Мишаня напялил бы лужковку, как два пальца обоссать! Кого надо мы бы завалили и был бы у нас свой карманный мэр! И никаким лужковским хлеборезам и чеченам черножопым отстегивать не надо было!

СОНЯ ЦИФРИНОВИЧ. Мишка и так богаче нас всех! У него так много денег!

МИША РОЗЕНТАЛЬ. Сонька, как говорил Морган - я не знаю что такое много денег, пока они есть у других людей!

САРА BAPEЙКИC. Хорошо сказано! Сразу видно - настоящий поэт!

СОНЯ ЦИФРИНОВИЧ. Мишка, не бойся, у гоев деньги никогда не переведутся! Пока русское быдло стоит у доменных печей и горбатится в шахтах, нам будет что переводить в швейцарские банки!

МИША РОЗЕНТАЛЬ. Еще лет пять, как минимум! А потом, когда от этой страны останется шелуха, мы и сами окажемся в Швейцарии!

РОЗА ГОЛЬДШТЕЙН. Я - в Нью-Йорке!

САРА BAPЕЙКИC. А я в Хайфе!

СОНЯ ЦИФРИНОВИЧ. Я в Монреале!

ОСЯ БРОН. Я в Мюнхене!

САША БЕЛЕНЬКИЙ. Ах, иден! Не так все просто, как вам кажется! Из-за глупой политики некоторых наших в этой вонючей России вскоре могут встать все домны и шахты! Как говорил мой дедушка Гершель, мир праху его, когда забираешь золотой у гоя, оставляй ему грош, чтобы завтра он не подох с голода и смог снова заработать для тебя золотой. А наши высасывают у русских гоев все до рубля! Это недальновидная политика! Надо помнить Талмуд: "Обманывать гоев разрешено, но делать это надо так, чтобы на сынов Израиля подозрение не пало". Гои уже вслух говорят об эксплуатации!

СAPA ВАРЕЙКИС. Не важно что говорят гои, а важно что делают иудеи!

ОСЯ БРОН. Правильно! Россия - это ш, блядь, громадная, невъебенная, как я не знаю што, кладовая-шмодовая! Если даже все гои здесь передохнут, нефть, газ, алмазы, золото не переведутся в России еще лет сто! Саша, нам будет што выкачивать из этой вонючей страны, шоб я так жил! Главное - устаканить все по понятиям, расставить правильных пацанов, держать лохов у параши и рубить ботву!

РОЗА ГОЛЬДШТЕЙН. Клянусь мозолями Голды Меир, ты все правильно...

Из-за боковой кулисы раздался слабый сигнал и Шноговняк с Оболенским сошли со сцены. За кулисой в полумраке стоял с наушниками на голове стоял оператор.

– Все в режиме, все хорошо, спасибо, - он пожал руки им обоим.

– Свет верхний чего-то это...- сделал на ходу неопределеннный жест Шноговняк.

– Что?
– спросил оператор.

– Да не знаю...как-то...
– Шноговняк махнул рукой.
– Ладно...

Они прошли сквозь ряд кулис, свернули к актерским уборным. По коридору на них быстро надвигалась процессия во главе с новым конферансье Евсеем Берманом. Двухметровый, непомерно толстый, кучерявый, с огромным, величиной с голову жеребенка носом, Берман размашисто шагал, скрипя и топая черными лоснящимися сапогами. На нем была красная рубаха, черная кожаная жилетка с тремя золотыми цепочками и полосатые, заправленные в сапоги брюки. В руках Берман держал громадную, размером с бочку, эмалированную кружку. На ней сбоку были нарисованы три горбатых носа в виде трех шестерок - 666. За Берманом следовали шесть горбатых длинноносых раввинов с большими ножами и шесть хасидов с пейсами до земли и увесистыми плетками в руках. На концах плеток блестели стальные крючья.

– Привет двум братам-акробатам!
– пророкотал он, протягивая огромную ручищу с четыремя золотыми перстнями.

– Здравствуй, Еся, - шлепнул Оболенский по его ладони.

– Как сегодня?
– остановился Берман, дыша, как кузнечный мех.

– Вполне, - устало потянулся Шноговняк.

Раввины и хасиды молча встали за круглой спиной Бермана.

– Слушай, тебе Понизовский не звонил сегодня?
– Берман снизу вверх смотрел на Оболенского черными, выпученными, как у рака, глазами.

– Нет, а что?
– Оболенский достал пачку сигарет, стал распечатывать.

– Он чего-там с "Зеленой наковальней" предлагает сделать, там проект какой-то...ну...

– Какой проект?
– Шноговняк поправил одну из цепочек на брюхе Евсея.

– Ну, там это...
– плаксиво-раздраженно скривил губы Берман, ...Шанцева и Вова Рябинин чего-то они в декабре запускают по ОРТ, ну...хуйню какую-то, типа ток-шо...ну, он сегодня сюда припрется на банкет, попиздим тогда.

– Есь, мы щас валим, - отрицательно качнул головой Оболенский.

– Чего?
– оттопырил нижнюю губу Берман.
– Бухать?

– Типа того, - ткнул его в живот Шноговняк.

– Куда? В "Балаганчик" что ль?

– Типа того!
– усмехнулся Оболенский.

– Интеллектуалы хуевы!
– махнул рукой Берман, зевнул и затопал по коридору.

Раввины и хасиды поспешили за ним.

– Ни пуха, Есик!
– крикнул вдогонку Шноговняк.

– На хуй, на хуй, на хуй!
– раздалось в конце коридора.

Шноговняк и Оболенский вошли в гримерную.

Оболенский сел за гримерный столик, посмотрел на свое отражение. Незажженная сигарета в его мокрых огромных губищах выглядела зубочисткой.

– Чего-то сегодня...
– он устало выдохнул и зажег сигарету.

– Чего?
– Шноговняк стирал пудру с красивого лица.

– Муторно как-то.

– Сейчас расслабимся. Мне тоже с утра в голову какая-то хуйня лезет...

– Эта дура еще... пизда...

– Кто?

– Да... Иванова... налетела на меня в темноте, даже не извинилась, кобыла...