День Суркова
Шрифт:
* * *
По всей вероятности, в изоляторе существовала потайная сеть коммуникаций. Сурков не видел телефона или телеграфа, но по какой-то причине, весть о том, что старик больше не у дел, появилась в утренних газетах. Старик долго просил тело Фиксы свернуть ему шею, но последний так и не смог объяснить, что он теперь Жопа, а где Фикса, Жопа не при делах. Суркова на допросы не вызывали. Он большую часть времени лежал на нарах и размышлял о мироздании. Теперь получалось, что Сурков действительно последние девять лет провел в Аду, а не лежал как бревно в больничном коридоре. Это знание волновало, и в то же время не было радостным. Получалось, что после смерти Сурков снова попадет туда, откуда с таким трудом выбрался. Для него не имело большого значения Ад это будет или Рай, важен был факт или осознание того, что его душа не успокоится и будет проводить остаток вечности, не имея шансов на отдых. ЗеКи избегали Суркова, его поведение казалось им странным, и на всякий случай они боялись. Сначала Суркова это раздражало, но скоро он привык. Чтобы не чувствовать себя одиноким, Сурков стал обучать тело Жопы немецкому, но так как сам он этот язык знал слабо, а в Жопе сидел тупой Фикса, ничего не получалось. Сурков бросил безуспешные попытки и перешел к телу Фиксы. Он не на шутку занялся его душой, стараясь искоренить трусость. Сурков заставлял Фиксу участвовать в кулачных боях, поочередно со всеми сокамерниками. Очень скоро камера опустела. ЗеКи сознались в совершенных преступлениях и отбыли, кто в тюрьму, кто на зону. Старика выкупили подельщики. Его тут же застрелили, облили бензином и кислотой, сожгли, взорвали и место заасфальтировали. Сурков не подозревал, что в его отсутствие мир стал настолько жесток, иначе ни за что бы не отпустил старика. Впрочем, узнав об этом, он не сильно расстроился, но находиться в камере только с Фиксой и Жопой становилось скучно. По какой-то причине и тот, и другой откликались на оба имени, и, окончательно запутавшись, кто, где, Сурков написал на лбу Фиксы: "Я - Фикса", а на лбу Жопы: "Я - Жопа". Установив тем самым видимость порядка, Сурков задумал план побега. Сводился он к обычному распиливанию решетки. Вскоре выяснилось, что Фикса прекрасно перекусывает полуторачетвертную арматуру, из которой сварена решетка. Удалив таким образом два прутка, Сурков оказался во дворе изолятора. Мимо него проходил молодой человек, опасливо косившийся по сторонам.
– Товарищ, - обратился к нему Сурков, - вы не подскажете, где здесь выход?
– Сам ищу, - ответил товарищ. Выяснилось, что молодой человек, также как Сурков, пошел в побег, но не знает, в какой стороне выход. Беглецы решили пробираться вместе и вскоре встретили охранника, который и объяснил, как можно выйти.
– А я не знал, что здесь все так просто, - удивился Сурков.
– А, - махнул рукой попутчик, - теперь все просто. Ты за что сидел?
– Я?
– почему-то спросил Сурков.
– Ну, не я же.
– Да налоги не успел заплатить.
– Расстреливать вас, сукиных детей, надо, - возмутился беглец.
– Почему?
– Потому что Родину не любите. Суркову стало стыдно, и он, густо покраснев, решил расплатиться при первой возможности.
– А ты за что?
– Окно разбил.
– Где?
– Да, - протянул беглец, - в подводной лодке.
– Как же тебя угораздило?
– Сам не знаю.
– Куда, молодые люди?
– спросил охранник возле блестящего турникета.
– Домой, - ответил попутчик Суркова.
– Ну, отец, у вас и лабиринты. Мы уж думали здесь навсегда останемся. Охранник добродушно улыбнулся в рыжие усы и открыл турникет.
– Приходите еще, - сказал он на прощание.
– Нет, уж лучше вы к нам. Сурков и его попутчик вышли на улицу, где проносились автомобили и прогуливались молодые мамы. Мир казался невероятно цветным.
– Может, забухаем?
– предложил попутчик.
– Нет, - протянул Сурков, - пойду платить налоги.
– Это правильно, - согласился попутчик.
– Как хоть тебя зовут, приятель?
– Сурков, - протянул ему руку Сурков, - Гоша. Рука так и осталась висеть в воздухе. Его собеседник мгновенно исчез, словно родился голограммой.
* * *
После третьей неудачной попытки открыть дверь, Сурков позвонил в собственную квартиру.
– Кто?
– раздалось из-за двери.
– Я, - спокойно ответил Сурков.
– Я, бывают разные, - раздраженно констатировал женский голос.
– Сурков. Дверь через минуту открыли, но, как выяснилось, из любопытства, дабы узнать, кто же такой Сурков.
– Ты, что ли, Сурков?
– спросила губастая цыганка лет пятидесяти.
– Я.
– И че тебе?
– Я здесь живу, - Сурков показал ключ.
– Я эту квартиру купила.
– У кого?
– У судебного исполнителя.
– Где его найти?
– В суде, где же еще?
– А как его зовут?
– Сидоров. Уходить Суркову не хотелось, но делать ничего не оставалось, и он направился в суд разыскивать судебного исполнителя Сидорова. В суде ему сказали, что служебная информация не подлежит разглашению, и что Сидоров будет только завтра.
– Как же так?
– возмутился Сурков.
– А где же я буду ночевать?
– А где вы ночевали сегодня?
– спросила работница суда.
– В тюрьме.
– Вот туда и направляйтесь. Делать было нечего, и Сурков еще раз нанес визит губастой цыганке.
– Убирайся, - кричала последняя, так и не открыв дверь. Сурков вернулся в суд и стал объяснять, что с ним произошло чудовищное недоразумение. Но клерк осталась холодна к его просьбам. Когда рабочий день закончился, работник суда закрыла двери на ключ и отправилась готовить мужу ужин. Делать ничего не оставалось, и Сурков побрел к Людмирскому. Оказалось, что Людмирский уже давно не живет в панельной пятиэтажке. Его дом находился за городом, и Сурков дошел туда только к утру.
– Просрал квартиру?
– предположил Людмирский.
– Так точно.
– Заходи, - пригласил Лешка. Он налил неведомый доселе скотч и за рюмкой чая стал объяснять Суркову, что изменилось за последние девять лет. Оказалось, что больше не надо платить комсомольские взносы, страной управляет президент, а наши ракеты не нацелены на США. Сурков так и не смог поверить, будто танки расстреливали парламент, а посреди Москвы взрывали жилые дома. Что на западном Кавказе идет уже вторая гражданская война, страну поделили с помощью каких-то ваучеров и подставных фирм, а станцию "МИР" утопили в Тихом океане. Папа римский сломал руку, на Красную площадь сел немецкий самолет, и больше никто не верит в победу коммунизма. Людмирский рассказывал совершенно невероятные вещи, а Сурков слушал его в пол-уха, тревожно поглядывая на телефон.
– Нет больше Советской власти!
– кричал Людмирский.
– Теперь демократия. Товарищ - ругательное слово, все теперь господа: и кто ворует, и кто работает. Все себя считают крутыми. В стране шестнадцать партий.
– А марсиане к вам не высаживались?
– перебил его Сурков.
– Не веришь мне?
– возмутился Людмирский.
– Не то, чтобы совсем.
– Ах, так?
– Людмирский включил телевизор, где по всем каналам показывали фильм, про космическую атаку Нью-Йорка. Город был окутан клубами дыма, по улицам бежали напуганные люди, и прямо на них рушились небоскребы.
– Думаешь, это кино? Думаешь, это фантастика?
– А сам, как считаешь? Людмирский с минуту смотрел на мелькавшие картинки, выключил телевизор и устало сел в кресло: - Да, - заключил он.
– Наверняка, этого сразу не понять, или мы мало выпили? Ты то кстати, почему не пьешь?
– Я Лешка теперь на многие вещи смотрю по-другому. Скажи, а вот такое пойло теперь везде продают?
– Сурков посмотрел через стакан.
– Теперь все продают, но не всем по карману.
– А чего теперь нет?
– Как это?
– Ну, чего теперь нет, что было раньше.
– Очередей нет. А, впрочем, - Людмирский задумался, - на почте есть, в сбербанке, в налоговой, поликлинике есть. Дефицита нет. Все, что пожелаешь, только плати.
– Знаешь, это время я уже застал. Людмирский почесал затылок.
– Комаров меньше стало.
– Почему?
– А черт его знает?
– Нет, этого он не знает.
– А ты, как всегда, в курсе?
– Виделись.
– С чертом?
– С ним. Я понимаю, Лешка, что теперь у тебя есть повод мне не верить, но я все эти девять лет провел в Аду и насмотрелся всякой нечисти.
– Знаешь, чем отличается новый русский от совка?
– спросил Людмирский.
– Чем?
– Глуп. Совок ни во что не верит, зашаркан, закомплексован, тени своей боится. А новый русский этого не догоняет. Ему невдомек, что бассейн на пятом этаже не выроешь. Верит во все, как дитя. Вот и тебе, Гоша, я поверю, если ты мне покажешь свои рога.
– Нет у меня рогов, - развел руками Сурков.
– Я в черти не выслужился, да и у тех скажу тебе, голова круглая. Но доказать это смогу. Сурков сгреб большую настольную зажигалку и, налив в ладонь остатки скотча, поджог его.
– Красиво, - согласился Людмирский, глядя на синее пламя.
– Только я тоже так могу. Он вылил содержимое бутылки на себя и чиркнул большой каминной спичкой. Через пять секунд он уже превратился в барбекю и, жалобно повизгивая, обратился к Суркову: - Пожалуй, хватит, - с этими словами Людмирский стал сбивать с себя пламя, но проклятый скотч не хотел погасать. Суркову пришлось набросить на Людмирского плед и даже потоптать ногами.
– Вот видишь, Гоша, - любой идиот с этим справится.
– Да, Лешка, но при этом у меня нет ожогов.
– А думаешь, у меня есть, это так просто - краснота от скотча, это не считается.
– Хорошо. Масло у тебя есть?
– Какое?
– Любое: подсолнечное, оливковое, сливочное.
– На кухне, - сказал Людмирский, чувствуя неладное.
– Идем, - Сурков поднялся на пол-уровня в просторную кухню, без труда разобрался с холодильником и керамической плитой. Он налил в широкую кастрюлю подсолнечное масло и включил максимальный подогрев.
– Что это?
– спросил Людмирский.
– Это масло. На таком грешники поджариваются.
– И ты поджаривался?
– И я. Сурков сунул палец в кастрюлю и стал помешивать масло, пока оно не нагрелось градусов до ста.
– Попробуешь?
– предложил он.
– Разумеется, - согласился Людмирский. Он осторожно опустил руку и, с трудом ворочая языком, сказал: - Масло как масло, только горячее, - выдернув покрасневший палец, он долго дул на него, после чего стал обильно смазывать кремом.
– Согласен, Лешка.
– С чем?
– С твоим определением нового русского. Действительно, тупой, действительно, наивный, но вот в то, что во все верит - это ты загнул. У Людмирского уже выступили слезы, и он решил прекратить эксперименты с огнем: - Больше не буду заниматься членовредительством, но ты меня не убедил.
– Я могу рассказать тебе о твоей душе.
– Что у нее вырос хвост, я и так знаю.
– Хочешь, я расскажу, о чем ты сейчас думаешь?
– Попробуй.
– Ты мне не веришь и думаешь, что я дурю тебе голову.
– Эка, телепат, так и я могу. Нет, Гоша, хватит дурковать.
– Что же тебя убедит?
– А зачем? Давай каждый останется при своем мнении. А если хочешь меня убедить, верни себе квартиру, с твоими способностями это, наверняка, не сложно.
– Не знаю, - ответил Сурков.
– Вообще-то, я не представляю, как это можно использовать.
– Подумай, отдохни. Пару дней поживи у меня, как говорится, утро вечера мудренее. Мы за разговором и не заметили, что утро за окном, а мне пора бабки зарабатывать, иначе их кто-нибудь другой заберет. Людмирский удалился приводить себя в порядок, а Сурков лег на короткий кожаный диван и размышлял о своем положении. Скоро его душа отделилась от тела и, вылетев в окно, понеслась пугать губастую цыганку. Людмирский уехал на работу, а к его дому подкатил большой черный Джип с драконом на левой дверце. Из машины вышли трое бандитов и направились к двери. Позвонив и не получив ответа, один бандит констатировал: - Дома нет.
– Прячется, - уверенно предположил Второй.
– Будем звонить дальше, - решил Третий. Позвонив еще сорок минут, Первый бандит попросил его подменить.
– Палец устал, - объяснил он.
– А я устал стоять, ну и что теперь? Работа у нас такая, мы же крутые пацаны. Бандиты звонили еще полчаса с тем же результатом. Тогда один из них, окончательно устав от бандитского образа жизни, решил прислониться спиной к двери. Людмирский же в это утро дверь не запер, поэтому бандит повалился в прихожую, перепугав оставшихся на улице пацанов. Последние подумали, что одного из них пытаются втянуть в дом. Чтобы братан не смалодушничал и не сдал своих пацанов, решили товарища застрелить. Они уже извлекли на свежий воздух стволы, когда поняли, что он просто оступился.
– Открыто, в натуре, - заявил бандит, поднимаясь.
– Засада, - понял все Первый бандит.
– Уходим?
– предположил Второй.
– Нет, - категорически возразил Первый, - от нас только этого и ждут.
– Как повернемся затылками, тут же получим из стволов.
– Что же делать?
– спросил Третий.
– Мочить всех будем, - решил Второй.
– К оружию, пацаны. Он пнул дверь так, как это показывали в кино, и пропустил вперед оставшихся. Расчет его оказался верным. Первый и Третий бандиты, воодушевленные действиями Второго, ринулись по коридору, даже не оглянувшись назад.
– Я прикрою, - пообещал Второй бандит. Он занял место за мраморным бюстом Людмирского и напряженно вслушивался в тишину. Очень скоро послышался звон разбитого стекла и интеллигентная ругань.
– Что там?
– спросил он Первого бандита, выходя из-за статуи, но только после того, как понял, что опасаться нечего.
– Никого. Труп в комнате, бобов нет.
– Мы сюда не за бобами приехали. Где хозяин?
– А я почем знаю?
– возмутился Первый.
– Мочканул кого-то и смылся.
– Может, это он сам?
– Не, - этот худой. Второй бандит прошел в комнату, и, лично удостоверившись, что тело на диване не подает признаков жизни, удрученно хмыкнул: - Странно, как же его грохнули? Тут он заметил стаканы на столике и, понюхав содержимое, авторитетно сказал: - Отравили. В это время довольная душа Суркова вернулась в бренное тело, заняла свое место и, как говорится, пришла в себя.
– Я много пропустил?
– спросил Сурков, потягиваясь. Бандиты от неожиданности побросали на пол оружие и бросились бежать. Они сбились в кучу у входной двери, толкая и мешая друг другу.
– Извините, ребята, если я вас напугал, - сказал подошедший Сурков и протянул одному из бандитов пистолет. Не разобрав намерений Суркова, бандиты быстро сдавали друг друга, малину, общак и все, что только знали, но Суркову их несвязаная речь была непонятна. Из нее он только уловил, будто миштяковых пацанов послал некто Федор, и что Людмирский задолжал ему то ли за электричество, то ли за газ. Пацаны говорили о каком-то счетчике и про какую-то стрелку, но свою речь пересыпали настолько дивными наречиями, что Сурков сказал: - Ладно, ребята, не напрягайтесь. Починит Лешка счетчик и стрелку впаяет, куда надо. Вы своему Федору передайте.
– А ты кто?
– осторожно поинтересовался Второй бандит.
– Я тут недавно, меня, наверное, мало, кто знает. Сурков Гоша, - Сурков протянул Первому и Второму бандитам их оружие и вернулся в комнату, чтобы принести его Третьему, но только увидел, как рванул с места черный Ландровер.
– Товарищи!
– крикнул он, выходя на крыльцо. Но Второй бандит приказал не жалеть импортной резины, и вскоре автомобиль превратился в маленькую точку на горизонте.
– Ты слышал?
– спросил он Третьего бандита.
– Слышал, - ответили ему.
– Неужели тот самый Сурков?
– Он. Он падла старика опустил, а из Фиксы пидора сделал. Чуяло мое сердце. Во бля, не повезло.
Глава 13
Когда Людмирский вернулся, то застал на столе записку такого содержания: "Спасибо за гостеприимство. Вернулся к себе. Будет время, заходи. Гоша. P.S. К тебе заходили из ЖЭКа, просили заплатить за свет и отремонтировать счетчик". Людмирский покрутил лист бумаги, недоуменно хмыкнул и подумал: "Вот же хлыст, может, когда захочет. Только при чем тут свет? Странно". В это же самое время Сурков искал губастую цыганку. Нашел он ее в ближайшем сумасшедшем доме, который скромно назывался "Психиатрическая больница номер восемь". Перепуганная женщина трясла губами, булькала, как русский самовар и ходила под себя, за что тут же получала взбучку от санитаров. Зрелище Суркова удручило. Ему стало жаль немолодую уже женщину, и, забрав ключи от своей квартиры, он отдал ей чупа-чупс , купленный в киоске. Спускаясь по лестнице, он на секунду задумался, увидев знакомое лицо.
– Извините, - Сурков потянул за больничный халат молодой дуры.
– Я пью и писаю, - уверенно ответила она. Сходство оказалось весьма условным. Еле уловимые черты перекосила ужасная гримаса, и, изрыгнув трехдневную отрыжку, дура убежала по коридору.
– Ваша родственница?
– спросил наблюдавший за этой сценой человек в белом халате.
– Практически да, - согласился Сурков.
– Ваша фамилия Тараканов?
– Нет, это по другой линии.
– Решили навестить племянницу?
– Хотел забрать.
– Вот как?
– удивился доктор.
– А вам известно, что это не дешевое удовольствие. И удовольствие ли?
– Почему же не дешевое?
– Необходимо оплатить пребывание вашей родственницы, а оно, как понимаете, стоит больших денег.
– И сколько же мне придется платить?
– Я вам этого не скажу, но если интересует, можете обратиться в попечительский совет.
– А вы здесь давно работаете?
– Давненько.
– И при вас случались подобные случаи?
– Было пару раз.
– И во сколько это обходилось?
– В пределах сотни тысяч. Суркову эта сумма ни о чем не говорила, но он удовлетворенно кивнул и, распрощавшись с доктором, отправился к себе домой. В подъезде он извлек из почтовых ящиков соседей свежие газеты и хотел было устроиться на диване, но, взглянув на беспорядок, принялся за уборку. Искоренив чужие вещи и запах, Сурков развернул передовицу и чуть не обомлел от обилия рекламы и всевозможных предложений.
– Надо же, не соврал Людмирский, - произнес он. Во истину, судя по объявлениям, возможно было приобрести все. С трудом оторвавшись от рекламы, Сурков перешел к предложениям работы. Оказалось, что его специальность востребована и оплачивается значительно лучше, чем это было девять лет назад. Он подчеркнул пять заголовков и пододвинул телефон, который добродушная квартирантка оплатила и подключила.
– Здравствуйте, я по объявлению.
– По поводу работы?
– осведомился приятный женский голос.
– Да.
– Кем вы работали?
– Я - программист.
– Опыт работы, образование.
– Образование профильное, последние девять лет работал в Аду администратором.
– В Аде работали?
– удивились на том конце провода.
– Да, - замялся Сурков, - так получилось.
– Я и не знала, что они существуют.
– Существуют, - уверил Сурков. Ему было и невдомек, что они со своей собеседницей говорили совершенно о разных вещах, и последняя имеет в виду фирму "Ада", в свое время нашумевшую и распавшуюся на дочерние предприятия.
– С 1С работали?
– Я работал с 1С-ад, - сказал Сурков.
– Нам бы хотелось специалиста широкого профиля. У нас не только склад. А работаем мы в 1С - предприятие. Вы знакомы с этой программой?
– К сожалению, нет.
– Тогда вы нам не подходите. И в трубке раздались короткие гудки.
– А я долго отсутствовал, - почесал подбородок Сурков. Он сделал еще несколько звонков, но везде ему вежливо отказывали. Так продолжалось до тех пор, пока Сурков не наткнулся на рекламное объявление Центра занятости. Под разрезанным натрое треугольником сулили все, что ему было необходимо. Не откладывая в долгий ящик, Сурков направился в ближайшее отделение, где заполнил кучу всевозможных анкет, справок и объяснений. Когда Сурков писал автобиографию и вплотную подошел к тому месту, где они с Людмирским познакомились с Эльзой, его нагло прервала озабоченная работница Центра.
– Что вы здесь написали?
– возмутилась она.
– А что такого?
– Тут про каких-то чертей. Вы что не в своем уме?
– Ах, да, извините, - Сурков исправил свою оплошность, после чего его трудовой стаж сократился на девять лет.
– Да, ну и резюме у меня получилось. Сурков перечитал его снова и остался собой не доволен. Размышляя над этим, он прислушался к разговору двух мужчин возле стенда.
– У тебя права-то есть?
– спросил один.
– Да, конечно, я же водитель.
– Тогда давай к нам, я тебя устрою. Три штуки будешь получать, для начала хватит.
– А воровать-то можно?
– У-у, - мужчина махнул рукой, показывая полный порядок.
– Согласен.
– Извините, - обратился к ним Сурков.
– Я здесь человек новый и очень долго отсутствовал.
– Еврей, что ли?
– Почему?
– не понял Сурков.
– На родину уезжал?
– Нет, спал. Мужики переглянулись.
– Чего тебе?
– Да хотел узнать, как лучше вот это заполнить, - Сурков показал на стопку бумаг.
– Справку с предыдущего места работы принес?
– спросил тот, что обещал устроить товарища.
– Нет.
– За штуку напечатаю тебе справку.
– Зачем?
– Будешь получать пособие, чудак.
– И сколько?
– Три месяца семьдесят процентов, еще три - половину, а там по нисходящей.
– Так ведь я спал.
– И сколько?
– Девять лет.
– Никто такого соню на работу не возьмет, - объявил второй.
– Это точно, - подтвердил первый.
– Что же мне делать?
– Радуйся, будешь отмечаться два раза в месяц, пособие получать, и никто тебя не захочет на работу брать. Так сейчас полстраны живет.
– Но я наоборот хотел устроиться.
– У-у, парень, это ты не по адресу.
– Разве это не Центр занятости?
– Именно, и здесь тебе никто хорошую работу не предложит.
– Почему?
– Никто не знает, - развел руками мужик.
– Иди-ка ты лучше в кадровое агентство. И, действительно, очень скоро Суркову предложили съездить в Башкирию, где освободилось место программиста. Он не имел права отказаться, так как удаленность места работы не являлась уважительной причиной для отказа. Используя реактивный самолет, Сурков легко мог покрывать расстояние до Уфы за два часа. Чтобы сэкономить деньги, Сурков решил туда позвонить. Оказалось, что место занято три года назад. Однако, когда он сообщил это своему куратору, последний пришел в бешенство.
– Надо лично являться на собеседование, а не искать отговорки, - кричал тот.
– Зачем же ехать, если место занято?
– Таков порядок.
– Знаете, что?
– не выдержал Сурков.
– Идите вы все... Он порвал на мелкие кусочки свою анкету и, разыскав адрес кадрового агентства, направился туда. На пороге его встретила улыбающаяся симпатичная брюнетка, не предупредившая, однако, что визит к ней стоит, как к хорошей проститутке. За анкеты, хранение и размещение информации агентство брало определенную мзду. У Суркова этих денег не имелось. Пообещав вернуть долг с первой зарплаты, Сурков убедил девушку, что является уникальным специалистом. Он заполнил профессиональную анкету, отмечая положительные позиции. В графе стажа указал немыслимое для себя число, а дополнительных данных написал ровно столько, сколько позволило свободное место. К большой неожиданности для себя, Сурков обнаружил, что его коллеги очень быстро осваивают бухгалтерский учет. Программисты уже сравнялись с главными бухгалтерами по уровню заработной платы и старательно отвоевывали позиции. Объяснялось это возросшим за последние годы уровнем автоматизации. Бухгалтер, имеющий компьютер, мог обслуживать втрое больше рабочих мест, что приводило к динамичности учета. Сам учет значительно усложнился, обрабатывать информацию вручную становилось просто невозможным. Бухгалтера же являлись консерваторами, категорически не хотели изучать компьютер и программы, в результате чего возник некий суррогатный симбиоз из программиста и бухгалтера. Причем, последние стали заложниками первых, так как сами по себе ничего не представляли. Прождав две недели и не получив никаких предложений, Сурков направился к Людмирскому.
– Лешка, дай денег.
– Опять?
– удивился Людмирский.
– Нет. На работу устроиться не могу, верну с первой зарплаты.
– И сколько тебе надо?
– Тысяч сто.
– Ну и аппетиты у тебя. А отдавать чем будешь?
– Найду.
– Знаешь, Гоша. Я ведь тебе должен. Ты в прошлый раз моих кредиторов разогнал. Но сто тысяч это немного больше, чем ты думаешь, поэтому возьми червонец. Если транжирить не будешь, на три месяца тебе хватит, а там осмотришься, найдешь работу... Спорить с Людмирским оказалось совершенно бесполезно. Сурков ехал в трамвае, разглядывая рекламу страховой компании, когда ему в голову пришла очевидная мысль. Он вернулся к себе и, перевернув все вверх дном, обнаружил девять пожелтевших страховых полисов. Сурков тут же позвонил по указанным в них телефонам и обнаружил, что ни одна страховая компания не пережила то ли черный вторник, то ли черный четверг. Правда, в одном месте заинтересовались его полисом и попросили принести. По указанному адресу находилось шикарное, по меркам Суркова, здание. Многочисленный штат и армия офисной техники не оставляли сомнений, что фирма солидная и ерундой не занимается. Однако в отделе рекламы, куда его попросили прийти, находились совершенно сумасшедшие сотрудники. Сурков сразу увидел выпиравшую из тела душу, причем в тех местах, где этого быть не должно. "У одного шизофрения, у второго - паранойя", - определил Сурков. Но дело обстояло еще хуже. У сотрудников явно шло обострение. Они нервно смеялись, курили набитые зеленой травой папиросы и пили чай со странным запахом и цветом.
– Вы господин Сурков?
– спросил тот, что был значительно выше.
– Я, так точно.
– Очень хорошо. Сотрудник внимательно осмотрел Суркова и недовольно цокнул.
– А что же вы такой загорелый, словно с юга приехали?
– Это не загар, - ответил Сурков.
– Это побочный эффект от витаминов. А если честно...
– Не надо честно, - сообщил сотрудник.
– Мы не в суде, поэтому забудьте все, что произошло на самом деле.
– Я, собственно, хотел получить деньги.
– Деньги, деньги, - вздохнул маленький сотрудник.
– Не в деньгах счастье, - сказал тот, что выше ростом.
– Я знаю и тем не менее.
– Вот что, дорогой господин Сурков, это ведь вы проспали девять лет летаргическим сном?
– Разумеется, я.
– И это вы выиграли в Национальной лотерее?
– Если честно...
– Не надо, не надо. Об этом уже забыли, а вот про ваше пробуждение еще помнят. И, если вы получите от нашей компании страховую премию - это не повредит ни вам, ни нам.
– Но я не страховался в вашей компании.
– Это не важно. Вы думаете, кто-нибудь помнит, что было девять лет назад?
– Как же мы это оформим?
– Это уже наша забота. От вас понадобится только страховой полис. Сурков веером развернул разномастные бумажки.
– Вот этот возьму. Как считаете, коллега? Второй сотрудник довольно кивнул.
– Если вымочить его в хлорэтилендицетилене, можно впечатать, что угодно.
– На том и порешим. Заменив знак доллара маленькой "р" и впечатав собственное название, страховщики сфотографировали довольного Суркова. По такому случаю, он надел свой смокинг и даже расписался кровью в приходном кассовом ордере. Страховую премию в размере ста тысяч Сурков должен был получить через неделю и по другому адресу. Оказалось, что подобная процедура происходит на овощной базе между двух складов с капустой и картошкой. Почему это было именно так, Сурков мог только догадываться. В конце концов, он решил, будто страховщики боятся вооруженных нападений, а на овощной базе можно спрятать целый батальон охраны. Покончив с финансовым вопросом, Сурков занялся беготней по попечительским советам, разрешительным комитетам, главным врачам и сестрам хозяйкам. Процедура эта оказалась очень схожей с теми, что происходили в Аду. Везде его просили подождать и обещали перезвонить, но слов своих не держали. Устав от бесконечного высиживания в очередях и доказывания, что он не лошадь, Сурков отделился от тела и в течение ночи навестил бюрократов, так или иначе заинтересованных в деле. Не успел он вернуться в тело и полностью прийти в себя, как услышал барабанную дробь в дверь. Кто-то напрочь игнорировал звонок. Поразмыслив и решив, что это может быть только псих, Сурков осторожно открыл дверь. На пороге в сопровождении пары санитаров стояла Эльза, упакованная в усмирительную рубашку. Она лихо надувала пузыри и мычала что-то невнятное.
– Вы Сурков?
– спросил один санитар.
– Да, - согласился Сурков.
– Эльзу Аппетитовну заказывали?
– Заказывал.
– Получите и распишитесь, - санитар протянул грубый бланк накладной, где значилось: "Дура средних лет, безобразная очень, штук одна. Усмирительная рубашка капроновая, прочная, штук одна. Справка светло-желтая, штук одна".
– Здесь расписаться?
– спросил Сурков, показывая на графу "получатель".
– Здесь, здесь, - санитар принял из рук Суркова бланк накладной.
– Лучше ее не развязывать, если будет кричать, дайте жвачку. Сурков не внял советам санитара и тут же освободил Эльзу, за что поплатился разбитыми тарелками, порванными книгами и сломанной мебелью. Сурков терпеливо ждал, пока сумасшедшее создание доломает стулья, но от звона разбитого стекла стал раздражаться. Он всего на минуту отвлекся, и Эльза нашла спичечный коробок. В следующую секунду запылали шторы. Пока Сурков занимался возгоранием, сумасшедшая пустила по коридору воду. Вернее, воду он открыл сам, Эльза всего лишь перенесла душ из ванной в коридор. Много воды не вытекло, но соседи снизу успели заметить, что на них капает. Пока Сурков общался с ними, Эльза замкнула электропроводку. Она оторвала ручки у кухонного шкафа, потеряла ключи, тщательно перемешала соль и сахар, изучила содержимое мусорного ведра, нарисовала на обоях Бородинское сражение и выдавила зубную пасту. Стиральный порошок она высыпала в унитаз, шампунем развела растительное масло, а куриные яйца разбила в ботинки. Тут она сообразила, что уже давно проглотила жвачку и стала кричать, заглушая подъезжавшие пожарные машины. Сурков понял, что долго этого не выдержит, поэтому попытался одеть Эльзу в усмирительную рубашку и сходить за жвачкой. Оказалось, что это совсем не просто. В одиночку он не мог справиться с девушкой, которая хотя и была меньше ростом, обладала невероятным проворством и ловкостью. Так, поборовшись с ней около семнадцати раундов, Сурков окончательно выдохся и решил взять ее с собой. Оставлять сумасшедшую в разрушенной квартире он не решился, поэтому взял за руку растрепанное создание в ночной рубашке и потащил к ближайшему киоску. Прохожие на Суркова никакого внимания не обращали. Они ждали, пока парочка удалится на безопасное расстояние, и уж затем крутили головами и живо обсуждали происходящее. Обсуждать было что. Эльза вела себя как заправский хулиган: приставала к мужчинам, обзывала женщин, царапала и кусала Суркова и пыталась унести все, что могло сдвинуться с места. Уходить от киоска, где было множество разноцветных конфет, Эльза не хотела. Через два часа уговоров она согласилась на сделку и, получив полкило карамелек Бон Пари, вернулась довольная и полная надежд. К трем часам ночи конфеты кончились. Суркову снился Ад, и поэтому он не сильно удивился, увидев пылающее одеяло. Оказалось, что Эльза снова нашла спички. Спать она совершенно не хотела и развлекалась, не зная устали. Через двое суток Сурков понял, что последняя капля уже давно переполнила чашу терпения. Ему очень не хотелось сковывать движения Эльзы, но другого выхода не было, и, соблазнив девушку кусочком сыра, он все-таки застегнул рубашку. Как ни странно, но Эльза это восприняла спокойно. Она не могла делать выводы, и сколько Сурков не пытался, он не смог объяснить ей, почему ее постоянно одевают в мешок. Сурков убрался в квартире, выбросил поломанную мебель, привел в более или менее приличное состояние кухню и приступил к первому за последние дни приготовлению пищи. Эльзе очень понравилось, как шипит масло, шинкуются овощи, и кипит чай. Она с восторгом наблюдала за приготовлением салата, и Сурков решил, что можно доверить это дело ей. Ошибка стоила ему разлитыми продуктами, пропавшим ужином и порезанным пальчиком. Увидев алую каплю на безымянном пальце, Эльза горько заплакала, забралась под кровать и сорок часов отказывалась выходить. Когда она пришла в некоторое согласие с реальностью, Сурков установил аквариум, который успел наполнить водой и рыбками. Зная предыдущие проделки Эльзы, это было совершенно глупо. Но Сурков верил, и его надежды неожиданно оправдались. Эльза сумасшедшими глазами пожирала замысловатый полет гупешек. Так продолжалось около трех дней, на четвертые сутки она их съела. Очевидно, что девушка проголодалась, но Сурков это заметил, только когда обнаружил пустой аквариум. Больше всего его удивило, что Эльза его не разлила. Она всегда поступала неординарно, и Суркову так и не удалось предусмотреть или понять ход ее мыслей. Единственное, что радовало Эльзу с завидным постоянством, были мыльные пузыри. Она приходила в полный восторг, заливалась серебряным смехом и подетски кружилась вокруг переливающихся радужных сфер. После очередного мыльного сеанса Сурков украдкой смахнул скупую мужскую слезу и вызвал сиделку, которая должна была развлекать Эльзу в его отсутствие. Газеты пестрили подобными предложениями, поэтому поисками заниматься не пришлось. Однако явившаяся симпатичная особа больше походила на ковбоя. Даже сапоги у нее были со шпорами, что ее, впрочем, нисколько не смущало. Вообще, она не была стеснительным работником, потому что переодевалась при Суркове несколько раз. В ее гардеробе нашелся костюм полицейского, медсестры, и даже рокера мотоциклиста. Последний понравился Эльзе больше других. Блестящие кнопочки и кожаные застежки надолго привлекали ее внимание, а когда сиделка достала хлопающий кожаный хлыст, она совершенно обо всем забыла. Стоили услуги сиделки дорого, но, узнав, что развлекать придется девушку и при этом не запрещается приводить подруг, она сделала щедрую скидку. Сам же Сурков стал посещать городское кладбище. Делал он это преимущественно ночью, за что приобрел дурную репутацию среди сторожей. Последние боялись ходить к могилам, а когда Сурков расспрашивал, есть ли здесь нечисть, совершенно пугались, напивались у себя в строительном вагончике и не выходили на воздух, даже если их тошнило. Сурков рыскал по аллеям и склепам, звал лукавого и богохульствовал, однако это мало помогало. Он оброс, стал пить горькую, и вдовы, посещавшие кладбище, принимали его за местного бомжа. Однажды Сурков так набрался, что заснул в свежевырытой могиле. Неизвестно, сколько он спал, однако проснулся оттого, что кто-то наступил ему на ногу.
– Черт!
– вырвалось у Суркова.
– Да, - сказало существо, причинившее неудобство. Сурков со сна потер глаза и различил силуэт человека, пытавшегося выбраться из могилы.
– Стой!
– закричал Сурков. Но существо уже припустило по стене, используя в качестве поддержки идущий от поясницы хвост.
– Стой!
– повторил Сурков.
– Подожди! Черт, слышишь меня? Это я, Сурков. Черт, по всей видимости, облаченный в сухой защитный скафандр, пытался включить турбонадув хвоста. Хвост не запускался. Схватив за него, Сурков потянул черта к себе.
– Попался, - радостно заорал Сурков, но в следующую секунду получил двумя отростками коротковолновых антенн. Черт ударил его совершенно нечестно, исподтишка. К тому же антенны были предательски заточены. Сурков почувствовал острую боль, но черта не отпустил, что сделал совершенно правильно, потому что последний выбралсятаки из могилы и пустился наутек. Сурков буквально вылетел из ямы и, к своему неудовольствию, вынужден был перебирать ногами, чтобы не упасть лицом в грязь или, чего хуже, в асфальт. Шел третий час ночи, когда проезжавшие мимо кладбища ГАИшники, увидели несущегося на всех парах черта, сдерживаемого Сурковым, который пытался вскочить ему на плечи. В конце концов, ему это удалось. Сурков таки оседлал черта, и в этот момент хвост включился, встал в позицию отрыва и поднял Суркова и несущее его существо. ГАИшники немедленно сообщили всем постам об увиденном, где их, конечно же, пожалели, но обвинять ни в чем не стали, потому что сами допивались до чертиков. А тем временем Сурков обнял черта двумя руками, и пока тот набирал высоту, вступил в переговоры: - Послушай меня, родной, - кричал на ухо Сурков.
– Я понимаю, ты сейчас напуган, поэтому не спеши с ответом. Меня зовут Сурков, я грешник. Варился сначала на трехсотом уровне, потом на тридцать втором. Я обслуживал Дьяволнет. Слышишь меня? Черт делал вид, что не слышит и, сделав пару "бочек" и "колокол", ушел на "боевой разворот".
– Ну ладно. Ты мне не веришь, думаешь, я книг начитался, но я тебя ждал. Знал, что рано или поздно ты за мусором вылезешь, будешь всякую дрянь собирать, вроде недоеденных чипсов или сухарей, а потом их обменяешь на нижние уровни, а там эта гадость на вес драгоценных металлов, и чем ниже, тем дороже.
– Что тебе надо?
– наконец произнес первую фразу черт.
– Это деловой разговор, это уже лучше. Мне нужна сыворотка от шизофрении. Черт попал в воздушную яму, и Суркова сильно тряхнуло. Корпус черта задрался кверху, хвост вышел за критический угол атаки, что привело к сильной турбулентности. Сурков ощущал себя мальчишкой, которого посадили на оглоблю, его немилосердно подбрасывало, и, в конце концов, он заметил, что черт сваливается в штопор. В голове Суркова завертелось, темная клякса земли смазалась в бесформенное пятно, звезды превратились в голубые трассеры, а его самого вжало в черта так, что пошевелить ни рукой, ни ногой стало невозможно. Неуправляемое падение черта не могло продолжаться долго. Через несколько секунд его тело неминуемо должно было встретиться с землей, что обязательно привело бы к разрушению Суркова и гибели воздушного судна в виде черта лысого. С большим трудом Суркову удалось перевести падение в пике. Для этого он использовал свою куртку как парашютирующую поверхность. Сурков обнял обеими ногами тело черта и стал распахивать куртку, пока она не наполнилась воздухом и не стала тормозить. Сделав полубочку и оказавшись снизу, Сурков перевел черта в вертикальное падение. При этом он разогнал скорость близкую к посадочной. Этого хватило, чтобы рули стали снова эффективными, однако черт то ли не контролировал полет, то ли на самом деле желал превратиться в лепешку, а признаков смерти не подавал. Перегрузки кончились, поэтому Сурков дотянулся до тримера руля высоты и подтянул его так, чтобы выровнять черта в горизонтальный полет. Сделал он это вовремя, так как до земли оставалось совсем немного, и Сурков уже стал различать отдельные предметы. Черт, по всей вероятности, стоял на автопилоте, как только он перешел в бреющий полет, то набрал крейсерскую скорость. Дважды уйдя на разворот, он выровнял курс и сел на небольшую теннисную площадку.
– Сдурел!?
– закричал Сурков, подходя к черту.
– Убить меня хочешь? Черт ничего не отвечал, он мирно лежал, обводя мутным взглядом площадку, и плохо понимал, что произошло. Сурков поднял его и только теперь увидел, что бедняга сломал хвост.
– Попадет тебе, - сочувственно сказал Сурков.
– А-а, - равнодушно махнул рукой черт.
– Будешь со мной работать?
– Я должен подумать, - ответил черт, но Сурков понял, что тот тянет время и не собирается рисковать из-за ерунды и лишаться звания.
– Мне нужна всего одна ампула.
– Думаете, ее просто достать?
– Непросто, - согласился Сурков.
– Но я могу обеспечить тебя на сотни, тысячу лет вперед.
– А Денди достанешь?
– Смогу, - уверенно сказал Сурков, хотя понятия не имел, что это такое.
– Я попробую.
– Никаких "пробую", - отрезал Сурков.
– Через неделю я жду твои условия: что ты хочешь за ампулу, когда и где состоится обмен. Встретимся возле могилы в три часа ночи, идет?
– Идет, - сказал черт. Но Сурков почувствовал, что черт труслив, не способен на адские подвиги и, скорее всего, от встречи уклонится.
* * *
Так и вышло. Безрезультатно прождав до утра, Сурков чертовски замерз. Согреваясь бутылкой водки, он вышел с городского кладбища в тот самый момент, когда мимо проезжала патрульная машина. Милиционерам показался странным человек, идущий утром с кладбища и державший в руках бутылку дорогой водки. Они предложили Суркову подвезти его домой, но коварно обманули и привезли в медвытрезвитель. Там служители закона обнаружили, что Сурков Игорь Николаевич числится в федеральном розыске, чему несказанно обрадовались. Суркова вытрезвлять они не решились, а заперли его в камеру предварительного заключения вместе с кучей предварительно заключенных уголовников. Общество Суркову показалось знакомым. Почему-то уголовники очень между собой схожи, и, поздоровавшись с ними, Сурков выяснил, что мир на самом деле тесен, и в камере нашелся ЗеК, сидевший когда-то с ним вместе. После того, как статус кво, был восстановлен, общение протекало по привычной для камеры схеме. Суркову предоставили лучшее место возле окна, а ЗеКи перестали разговаривать громко и стремились сесть ближе к параше. Единственным человеком, проявившим к нему интерес, оказался местный бизнесмен, заплативший тысячу долларов только за то, чтобы провести ночь в КПЗ. Савелий Отморозов был в высшей степени извращенцем и занимался бизнесом исключительно в свое удовольствие. Ему нравилось зарабатывать деньги, так как процесс этот его забавлял. Он покупал газеты и пароходы, только если это казалось смешным. Когда он терял интерес, то закрывал редакцию или пароходную компанию, нисколько не заботясь о сотнях уволенных. Отдыхать он предпочитал активно и уже посетил северный и южный полюса, пересек Европу на собачьих упряжках, прыгал с Ниагарского водопада в бочке и по мотивам своих похождений создал телевизионное шоу, которое назвал "Экстремальные ситуации". Скоро и это ему надоело, и Савелий маялся одной единственной проблемой: ему было скучно. Именно зеленая скука привела его в камеру предварительного заключения, где, по иронии судьбы, пойманный в это утро Сурков на время отодвинул проблему на дальний план. Отморозову ужасно понравился и сам Сурков, и его наглое вранье. Отношение ЗеКов и несбивчивый рассказ о похождениях в Аду Савелий выслушал с интересом. Сначала он пытался поймать Суркова на противоречиях, но, даже не дослушав историю до конца, предложил сделку: - Хочешь миллион баксов?
– гордо объявил Савелий.
– Нет, не хочу.
– Экий ты дурень. На эти деньги можно пить до самой смерти.
– Я непьющий.
– Выпустишь книгу "Мои похождения в Аду", станешь известным.
– Зачем?
– Как зачем, разве это не смешно?
– Смешно, - согласился Сурков, - но у меня другие планы.
– Вот что, приятель, отложи свои планы на несколько дней и устрой мне экскурсию в Ад.
– В Ад?
– удивился Сурков.
– Что слабо?
– Да, нет. Просто я подумал, почему я сам об этом не догадался?
– Нравится идея?
– Нравится.
– А если устроишь мне такую развлекуху, так и быть, будет тебе лимон. Сурков вскочил с нар и быстро пошел к выходу. ЗеКи бросились врассыпную, но Сурков успел схватить самого нерасторопного и, тряхнув несколько раз тело, вышиб из него душу. Душу он просунул между прутьев металлической решетки и, наказав ей принести ключи, стал терпеливо ждать. Уже через пятнадцать минут дверь была отворена, и вместе с Савелием Сурков вышел на свободу.
– А куда все менты подевались?
– озабоченно спросил Отморозов.
– Да какая разница? Ты мне лучше скажи, мы сможем организовать группу смелых ребят, оружие, снаряжение и все такое?
– Это не вопрос.
– Тогда к делу, - возбужденно приказал Сурков. Очень скоро он и его новый друг Савелий оказались в загородной резиденции Отморозова. Обнесенная бутовым камнем территория казалась пустынной. Застроить ее не смог даже Савелий, а так как он постоянно проводил различные варварские эксперименты, то замусорена она была дальше некуда. Повсюду были вырыты окопы, противотанковые рвы, фили и доты. Молодой бизнесмен любил расстреливать их из охотничьих ружей. Временами он забавлялся, восстанавливая исторические события, такие как Бородинская битва или танковое сражение на Курской дуге, а развороченную технику убирать не хотел, потому что любил побродить по полю и пристрелить подраненного фрица или француза.
– Идеальное место для тренировок, - сказал Сурков.
– Но где же ребята? Ребята появились незамедлительно. Их оказалось около двухсот, прекрасно вооруженных и обученных. Суркову понравилось, что кадровый вопрос практически решен, но в результате первых же тренировок обнаружил, что заблуждается.
– Душой слабы твои воины, - обратился он к Савелию.
– Не может быть. Я им такие бабки выплачиваю.
– Какая здесь связь?
– Мне кажется, прямая.
– А я думаю, ты ошибаешься... Сурков загнал пятьдесят человек в баню и, подняв температуру до двухсот градусов, стал пугать воинов, отделяясь от тела и летая под потолком. Даже такой простой тест не оставил надежды спуститься с войском в преисподнюю.
– Что же делать?
– озабоченно спрашивал Савелий, который постепенно стал проникаться к Суркову подобием веры.
– Менять.
– Но где же найти бойцов лучше этих? Впрочем, я, кажется, догадался. Оказалось, что Савелий не оканчивал институтов, а был выпускником нефтехиммонтажного профессионального училища, почему-то называемого в народе "хим-дым". В молодые годы он проходил практику на одном из заводов и видел неких "грачей". Сурков с трудом улавливал нить рассуждений Савелия, на что тот пояснил: - Видишь ли, мне проще показать, чем объяснить. Он взял пару бойцов, грузовой вертолет и направился к ближайшему нефтеперерабатывающему заводу.
– В ЮКОСе лучшие "грачи", - уверял он по пути.
– Сам увижу.
– Увидишь. Савелий приказал посадить вертолет возле забора и, взяв два ящика пехотных гранат и головорезов в качестве физической поддержки, пошел к корпусам. Вблизи завод напоминал живое существо. Сплетение труб, габаритных огней и металлоконструкций производило страшный вой, свист и рев. Ни души не было видно, и казалось, будто процессом производства никто не управляет.
– Они здесь, только прячутся.
– Грачи?
– поинтересовался Сурков.
– Они самые. Если присмотреться, их можно разглядеть. Самих их не различить, если только каска мелькнет, или трубы матом покрыты. Савелий выдернул чеку и, с силой размахнувшись, бросил гранату. Послышался громкий взрыв, поднялось облако пыли и дыма, и с эстакад, подобно перезревшим яблокам, посыпались монтажники.
– Вот видишь, - довольно сказал Отморозов, - это и есть грачи.
– Какие-то они дохлые, - озабоченно сказал Сурков, разглядывая запутавшееся в проводах тело.
– А-а, - Савелий махнул рукой.
– Это зеленые грачи. Хорошего гранатой не сшибешь. К нему определенный подход нужен. Вот ты, например, рыбачить любишь? Сурков недоуменно покосился на Савелия: - Глушенную рыбу, по меньшей мере, кушать можно, но на кой нам глушенные грачи?
– Ни к чему, - согласился Отморозов.
– Поэтому мы сейчас всю зелень сшибем, а остальных снимем. А про рыбалку я тебе рассказать хотел, потому что любая рыба свою наживку предпочитает. И если ты рыбачить идешь, то не клубнику на крючок насаживаешь, а червячка.
– На что же грач клюет?
– Сам увидишь. Отморозов очень скоро израсходовал привезенный запас боеприпасов и, подняв вертолет над заводом, бросил толстый канат так, чтобы его конец едва касался построек.
– Господа грачи!
– крикнул он в громкоговоритель.
– На борту вертолета имеется халявное пиво. Первые сорок человек получат его в немереном количестве. Сурков тут же почувствовал, как винтокрылая машина осела, и в кабине стали появляться крепкие ребята в оранжевых касках и монтажных поясах. Когда их набралось около сорока, Отморозов приказал пилоту сниматься и лететь обратно. Это было как нельзя кстати, потому что над заводом появилась пара пожарных вертолетов, зачем-то заливавших все белой пеной. Оставшиеся на земле грачи решили, что это и есть обещанное пиво, и доверчиво подставили каски и рты, но вскоре поняли обман и стали бросаться гаечными ключами. Пилот, взявший курс на резиденцию Отморозова, поступил крайне благоразумно, так как вертолет не получил повреждений. Напоив грачей пивом, Сурков устроил первое испытание. Результаты его превзошли все ожидания. Грачи не только не боялись высоких и низких температур, но и никак не реагировали на нечисть. Они не боялись и черта лысого и готовы были штурмовать Белый дом, Мавзолей и пирамиду Хеопса. При столь благостной картине выяснилась одна неприятная деталь. Грачи совершенно не разбирались в оружии, и Сурков был вынужден признать, что команду все же придется разбавить профессиональными головорезами. Служба безопасности совершенно для этого не годилась, и, некоторое время поразмыслив, Сурков пригласил пожарных. В результате тренировок он решил, что теперь ему не обойтись без шахтеров. Отморозов решил эту проблему очень просто. Он съездил на Васильевский спуск и уговорил несколько человек, которые портили каски о булыжник, поработать по специальности да еще с предоплатой и медицинской страховкой. Резиденция Савелия напоминала потревоженный улей, десятки людей переносили оборудование в севший на огуречную грядку военно-транспортный самолет. Кто-то тренировался, кто-то конструировал спроектированное Сурковым оборудование, но все было наполнено волнением и предвкушением необычного приключения.
* * *
– Здесь, - сказал старый шахтер, которого Сурков нанял в качестве проводника.
– Три раза эту шельму раскапывали, а она, как заколдованная, все рушится и рушится.
– А зачем раскапывали?
– спросил Сурков, стукаясь каской о низкий свод.
– Так ведь пласт. Уголь туда уходит.
– Нет там никакого угля.
– Молод ты еще...
– возмутился старый шахтер.
– Не буду я с тобой спорить, скоро сам увидишь. Шахтер не понял мысли Суркова и словно рак попятился обратно. В импровизированном штабе на глубине трехсот метров находилась масса современной техники, закупленной и сделанной на заказ. Взрывники, маркшейдеры, специалисты по геологии и геодезии, геотермальщики и даже экстрасенс, который, по мнению Суркова, не был шарлатаном. Делать ему было совершенно нечего, однако Сурков так обрадовался, увидев настоящего ясновидящего, что не удержался и прихватил его с собой. Савелий был в восторге от своего предприятия. Он знал, что однажды окажется в Аду, но не ожидал, что это произойдет так быстро. Его опасения относительно Суркова полностью растаяли, когда тот тренировал души монтажников, и бредовость самой идеи больше его не смущала.
– Всем пятиминутная готовность, - объявил Сурков. С Савелием он договорился, что в акции тот будет не более чем наблюдателем, а управление и координацию будет осуществлять он сам. Последний с трудом согласился, но, поняв, какое это сложное и ответственное занятие, уступил. Взрывотехники приступили к минированию шахты. Делали они это по совершенно необычной технологии, и когда старый шахтер все понял, то с трудом сдержал слезы.
– Мужайся, папаша, - ободрил Сурков.
– Сегодня будет много необычного. Старик мужался, но умирать не хотел, поэтому уполз в дальний штрек, спасаясь от неминуемой взрывной волны. Земля вздрогнула, со свода потянулись тонкие струйки пыли. Согласно плану Суркова один за другим грачи и шахтеры исчезали в образовавшемся провале. Они перегородили путь, и когда в тоннеле заметались отсветы подходящего поезда, уже изображали группу ОДОНовцев, занятых локализацией шахтеров. Машинисту поезда потребовалось все мастерство, чтобы остановить поезд до шахтеров, а не на них самих. Он близоруко щурился на Суркова, который облаченный в форму офицера подбежал к поезду: - Я старший группы черт Сурков, - представился Сурков.
– Локализую шахтеров.
– Уже вижу, - сказал машинист.
– У меня есть потери. Помогите доставить раненого в ДРУ.
– А вы полагаете, что я захочу поехать дальше?
– А кто вас знает?
– Сурков махнул рукой, и несколько замазанных угольной пылью шахтеров принесли тело Отморозова. Последний был перебинтован грязными тряпками, тщательно вымазан ваксой, но даже сквозь этот камуфляж излучал хорошее настроение.
– Будете держать оборону до тех пор, пока мы не вернемся, - приказал Сурков. Шахтеры слушались его беспрекословно, пожарные немного хуже, а для грачей нужен был особый подход, и у Суркова был свой ключик общения. В защитных костюмах, которые могли выдержать высокие температуры, находился неприкосновенный запас кислорода, пива и водки. Курить грачам категорически запрещалось, но столь жесткая мера была связана в первую очередь с безопасностью. Все же остальное использовалось как примитивные средства контроля. Дистанционно Сурков мог перекрыть доступ к любому из трех резервуаров и тем самым воздействовать на поведение грачей. Поезд помчался в сторону ДРУ. Делал он это весьма осторожно, потому что боялся встречи со следующим. Машинист следующего поезда получил извещение о шахтерах, но мгновенно перестроить движение поездов процедура не самая простая, и продвижение шло вяло. В отличие от Суркова, Отморозова это нисколько не беспокоило, он с удовольствием рассматривал станции и даже махал грешникам и чертям рукой в шине. Наконец после двухчасовых мытарств группа из двух шахтеров, трех грачей, одного пожарного, Суркова и Отморозова, выгрузилась на станции ДРУ. С Отморозова тут же сняли снаряжение и оружие, о котором не стоило знать машинисту.
– Двигаемся в колонне. Никому не разговаривать, никому не думать, ничего не трогать и без моего приказа не стрелять. Сурков перекинул через плечо устройство, изготовленное в гараже Отморозова. Сначала он пытался самостоятельно сделать оружие, но вскоре понял, что эта задача ему не по зубам. Савелий пригласил пенсионера Калашникова, который хотя и находился не при делах, инженерных способностей не растерял. Талант старого инженера и денежные единицы Отморозова дали поразительный результат. Сурков впервые ощущал радость от прикосновения к ровной поверхности оружия и, как ему казалось, понимал любителей сабель, мечей и подобной ерунды.
– Вперед!
– скомандовал он. Команда двинулась по направлению к северному входу ДРУ. Пройти его удалось без особых проблем. Если бы один из грачей не рыгнул, было просто замечательно, но Сурков тут же нашелся и сообщил дежурному, что это камуфляж, и ребята после учений, приближенных к реальным, очень устали и направляются писать длинные рапорты.
– Убью, - Сурков погрозил кулаком проштрафившемуся грачу.
– Здесь никто не рыгает и не портит воздух, понятно?
– Понятно, - хором ответила команда.
– Вот и хорошо. Больше всего Сурков боялся за Савелия, ему казалось, что тот начнет шутить, смеяться по поводу, без него и рано или поздно все испортит. Но Отморозов вел себя на удивление дисциплинированно, если не считать дурацкой улыбки, блуждавшей по лицу.
– Сурков?
– воскликнул стоявший на посту черт. "Да, - подумал Сурков, - не только мир, но и Ад тесен", а вслух сказал: - Здравствуйте, Вялый, рад вас видеть в полном покое и прежних формах.
– Да, - Вялый похлопал себя по груди, - современная медицина творит чудеса, и, представляете, все без операции.
– Каким же образом?
– Силикон. Представляете? Набили меня маленькими такими шариками, и вот - сами смотрите.
– Рад за вас, Вялый, но, к сожалению, у меня нет времени на болтовню. Я должен разместить группу десантников на отдых и вернуть остатки оружия с испытаний.
– А вы давно работаете в ДРУ?
– поинтересовался Вялый.
– Давно.
– Представляете, Сурков, слышал про вас поразительные вещи.
– Я знаю, - спокойно ответил Сурков, - сам же их придумывал.
– Но зачем?
– Когда получают доступ к оружию класса девять и не такое выдумывают.
– Зачем же?
– Чтобы исчезнуть, порвать с прошлым.
– Надо же?
– удивился Вялый.
– Ведь я вас знал обычным грешником, а теперь вы испытываете новое оружие. Какое, если не секрет?
– Шизофрению.
– Фу, - Вялый зажал нос.
– Наверное, чертовски заразно.
– Очень.
– Тогда скорее проходите, не смею вас задерживать. Сурков уже решил, что опасность миновала, но когда двинулся за группой, Вялый крикнул ему след: - Кстати, Сурков, а как вы умудрились так обгореть? Скрипнув зубами и с трудом сдерживаясь, чтобы не окатить святой водой ненавистного черта, Сурков как можно спокойнее сказал: - Вы никогда не слышали о косметике, Вялый?
– Нет, а что это такое?
– Через двадцать минут я вернусь и обязательно вам расскажу.
– Хорошо, я буду ждать, - с этими словами Вялый довольно скрестил руки на груди, изображая ожидание.
– Вот урод!
– выругался Сурков, потому что боялся громко об этом подумать. Он провел свою группу к пещерам с хранилищем, где находились дьявольские запасы бактериологического и бинарного оружия.
– Теперь пойдем в открытую, - сказал Сурков.
– Дальше дураков нет, никто нас туда не пустит, поэтому приготовьтесь. Монтажники привели свое оружие в боевое положение и двинулись вслед за Сурковым, который решительно подошел к складу с большой табличкой, на которой углем было выведено "Шиzоfrения".
– Откройте, - закричал он в окошко после того, как постучал.
– Кто?
– спросили, даже не соизволив показаться.
– Возврат сыворотки.
– Какой?
– поинтересовался тот же голос.
– От шизофрении.
– Это соседний склад, у нас только ОВ.
– Ладно, - ответил Сурков и почти побежал к соседнему окошку.
– Эй, вы, - он побарабанил по массивной двери, - есть кто мертвый?
– А кого надо?
– Сыворотку вернуть. От шизофрении. Маленькое окошко распахнулось, и там возникла почти круглая голова черта с пухлыми губами и очень светлыми белками глазниц.
– А вы ее здесь получали?
– Здесь, здесь.
– Что-то я вас не помню.
– Не я получал, другой.
– А бумаги?
– Открывай, скотина, я сдавать пришел, а не забирать. С этими словами Сурков достал ручную гранату, сделанную из обычного плеера, и, нажав клавишу, бросил ее в окошко.
– Господи, спаси, господи, спаси, господи, по-ми-лу-й!
– понеслось песнопение. Крик, ругань, звон разбитого стекла, падающие предметы.
– Не свалил бы чего лишнего, - посетовал Сурков. В это время двери соседнего склада отворились, и любопытный нос выглянул наружу.
– Что случилось?
– спросил нос. Сурков не успел прицелиться и выстрелил навскидку. Короткая очередь разбилась о железную дверь, слегка обрызгав нос по касательной. Последний издал соответствующий ситуации возглас и исчез за дверью.
– Заложит?
– предположил один монтажник.
– Как пить дать, - подтвердил другой.
– Займитесь, - приказал Сурков, а сам с группой грачей принялся вскрывать железную дверь склада. Как и все в Аду, дверь оказалась прочной. Для грачей это не было большим препятствием. Пару минут поработав монтировкой, они пробили в стене отверстие, достаточное, чтобы пролезть Суркову. Склад представлял собой жалкое зрелище: разбросанные по полу вещи, остатки не вознесшихся душ. Даже рамка с портретом Дьявола сильно оплавилась. Сурков предполагал, что молитва является мощным оружием, но не знал, что настолько. Он без труда разобрался с маркировкой стоявших на стеллажах ампул и открыл коробку с надписью "Антишизофрин". В его руках оказалась баночка с подробной инструкцией, и, не мешкая, он спрятал ее в специально подготовленную сумку на груди.
– Уходим!
– крикнул он монтажникам, уже извлекшим из соседнего склада то ли охранника, то ли кладовщика.
– А с этим что делать? Сурков махнул рукой, что должно было означать - все равно. Сделал он это напрасно, потому что один из грачей направил в сторону бедняги яйцемет и выстрелил. Пасхальное яйцо так размело душу, что яичные скорлупки являлись самыми крупными частичками, летавшими в воздухе.
– Вау!
– закричал Савелий.
– Вау!
– присоединились к нему грачи. Всеобщее ликование и разгром не предвещали ничего хорошего. Боевой дух притуплял чувство опасности, а распоясавшихся грачей было тяжело унять, и, понимая это, Сурков перекрыл грачам пиво. В это время в проходе показалось около десятка чертей, вооруженных трезубцами. Настроены они были решительно, хотя их оружие выглядело несколько наивно. Размахивая трезубцами, черти преградили дорогу, но были буквально сметены шквалом святой воды и градом пасхальных яиц.
– Прекратить огонь!
– закричал Сурков.
– Если вы так будете расходовать боеприпасы, то их хватит всего на несколько минут. За мной бегом, рысью! Сурков кинулся по лабиринту коридоров, и когда выход из лаборатории уже замаячил впереди, путь преградил хорошо вооруженный отряд Дъяволназа. Черти грамотно выстроили баррикаду и открыли огонь снаряженными алкоголем гранатами. "Решили, что это прорыв из Рая", - подумал Сурков. Их оружие было мало эффективным. Но постепенно грачи набирались. Они уже стали не такими подвижными, запели песни и даже затеяли драку между собой. К тому же никто не хотели получить увесистой гранатой. "Надолго застрянем", - решил Сурков. Он велел снайперу перенести огонь на гранатометчиков. Витаминными пулями разрывало чертей на части, и очень скоро они потеряли преимущество. Тогда черти применили секс-бомбу, плясавшую перед позициями канкан. Но то ли бомба была старая, то ли грачи видели намного больше, только очень быстро они потеряли интерес и, прорвав оборону, вырвались из лаборатории. Перепуганный Вялый икал и приседал на корточки. Ему очень хотелось убежать, но чувство долга и неотвратимость предстоящего наказания сыграли злую шутку.
– Спасайтесь, спасайтесь, - закричал он Суркову.
– Святые прорвались. Вялый наивно показывал пальцем, куда нужно бежать, но, разглядев красные лица грачей, сказал: - Так это вы, Сурков? Как же я сразу не понял? Суркову очень не хотелось решать проблему лично. Он ждал, когда кто-то из грачей разрежет Вялого пополам или разнесет его в клочья пасхальным яйцом, но почему-то никто не смел этого сделать. Так они стояли и смотрели друг на друга, а драгоценное время неминуемо летело вперед. Наконец Сурков понял, что грачи видели разговор с Вялым. Они считают его, если не другом, то сообщником, и дисциплинированно ждут приказа. Отдать приказ в данную секунду было сложнее, нежели нажать на курок самому. Поэтому Сурков отвернулся и с разворотом влепил Вялому хук, такой, на который только был способен. Вялый упал, снова поднялся, но подбежавшие на помощь грачи, довели его до состояния, в котором из Вялого посыпались силиконовые шарики.
* * *
Сурков незаметно для себя свернул серый листок в трубочку, сделал из него пропеллер, покрутил между пальцев и скатал в шарик. "Надо было прочитать инструкцию там, - подумал он.
– А впрочем, это ничего бы не изменило". Ампула Антишизофрина, которую с таким трудом извлекли из Ада, оказалась совершенно бесполезной. В условиях реальной жизни ее применение не приносило никаких результатов. Излечить душу Эльзы было возможно, только исключив временной фактор. Для того чтобы применить препарат, необходимо было разогнать душу до скорости времени. В современных условиях таких технологий не существовало, и даже в Раю Сурков ничего подобного не слышал.
– А это еще что?
– Савелий пнул похудевшую душу Вялого.
– Черт, - констатировал Сурков.
– Я думал рыба.
– Рыба?
– Да, она еще током бьет.
– Скат?
– Да, - Отморозов брезгливо поднял Вялого за одну конечность.
– Смотри-ка, из него какая-то гадость сыплется.
– Это силикон.
– Зачем?
– изумился Отморозов.
– Я бы тебе объяснил, но ты все равно не поверишь.
– И не надо. Лучше скажи, если из него все вытрясти он совсем плоским станет?
– Абсолютно.
– Здорово. Будет у меня трофей. Повешу на стену рядом с медвежьей шкурой, пусть гостей пугает. Или нет, лучше коврик возле двери, пусть спрашивает: " Кто там"?
– Убежит, - посетовал Сурков.
– От меня не убежит. А еще можно в качестве обогревателя в машину или коврика под мышь, надувного матраса, ортопедического... Сурков подумал, что воображения Отморозова хватит надолго, и, чтобы его друг не сильно увлекался, напомнил: - Это ведь душа. Хотя и темная.
– Душа?
– удивился Савелий.
– Надо же? Кстати, мы тут с тобой совсем о земном забыли. Савелий достал желтую чековую книжку и, написав единицу с шестью нулями, лихо расписался: - Держи. Обещал тебе лимон? Вот.
– Спасибо, - сказал Сурков, не делая попытки чек получить.
– Что значит спасибо? Я же обещал.
– Ни к чему мне твои апельсины, но помощь понадобится.
– Хм, - Савелий аккуратно свернул бумагу и убрал ее в карман.
– Какая?
– Хочу в нашем походе точку поставить.
– Как это? Объясни.
– Понимаешь, Савелий, есть у туристов такая традиция. Они когда с экспедиции или похода возвращаются, обязательно пьянствуют. Это у них называется точка. Потому что у похода есть начало, а как они сами утверждают, конца у похода нет. Чтобы он вечно не продолжался, туристы его и заканчивают.
– И ты предлагаешь устроить грандиозную пьянку?
– Не то, чтобы пьянку, я хочу этот день повторить.
– Опять не понял.
– Ты же любишь всякие необычные вещи?
– Люблю, - согласился Отморозов.
– Вот я тебе и предлагаю: давай сделаем праздник, а чтобы он всем запомнился, повторим этот день.
– Что-то я не догоняю, как повторим?
– Ну, смотри. Сегодня какое число?
– Сегодня 14 октября 2001 года.
– Вот, а мы сделаем так, чтобы завтра тоже было 14 октября 2001 года.
– Но как же ты так сделаешь? А когда будет 15 октября?
– 15 октября будет послезавтра. Всю техническую сторону я беру на себя. Однако мне потребуется известить власти, внести изменения в расписания авиа и железнодорожного транспорта, перепечатать календари. В общем, это мероприятие дорогое. Отморозов замялся: - Я, конечно, буду участвовать, но все равно, пока не представляю...
– У тебя есть телефон?
– Разумеется, - Отморозов с готовностью протянул сотовый. Сурков несколько секунд разбирался с необычной трубкой, но вскоре сообразил, как это работает, набрал короткий номер и вежливо попросил: - Господа, пожалуйста... Сурков... Да... По личному... Хорошо, подожду... Он несколько секунд молчал. Затем нервно вздохнул и быстро заговорил: - Господи, извини, что беспокою по пустякам, но я тебя никогда ни о чем не просил. Мне нужна помощь. Уже знаешь? Не сможешь? Как же быть? А если? А может? Понял. Понял, Господи. Спасибо за информацию. Извини, что побеспокоил. Да нет, ты мне ничего не должен. Хорошо. Пока. Сурков передал Савелию трубку, от которой, как от горячего пирожка в морозную погоду, шел белый парок.
– Смотри, не обожгись, - предупредил Сурков. Савелий даже не обратил внимания на раскаленный телефон. Его челюсть безнадежно отвисла, глаза были мутными, а зрачки невероятно широкими.
– Ты кому звонил?
– с трудом выговорил он.
– Да есть тут один старик, - посетовал Сурков.
– Влиятельный парень, но и ему не все по силам.
– Крыша твоя?
– Наша крыша. Общая.
– И моя?
– И твоя. Слушай, Савелий. Опять понадобятся смелые ребята. Не распускай команду. И если не возражаешь, я Вялого возьму на прокат.
* * *
Вялый не хотел работать бесплатно, в Ад он возвращаться не собирался, надуваться гелем не желал, потому что его на поверхности тошнило. Самое непреодолимое обстоятельство было то, что его невозможно было купить. Сначала Сурков запугивал плоского товарища и обещал влить в него водки, полить святой водой, погладить горячим утюгом и просверлить дыры - это не помогло. Тогда Сурков призвал к лучшим чувствам Вялого. Его сострадание, хотя и имело совершенно незначительные размеры, все же размещалось в душе. Уронив плоскую слезу, Вялый пообещал выполнить просьбу. Он послушно закатался в газету и полез в тубус. Команда Отморозова была в полной боевой готовности, и Сурков не нашел причин откладывать задуманное. Две неприметные "Газели" остановились у обычного подъезда в кирпичной пятиэтажке. В разные стороны от машин метнулись пятнистые фигурки бойцов. Легко и бесшумно, словно тени, они перемещались к подъезду, отличавшемуся от других, разве что небольшой табличкой с надписью "ЖЭК No 15". Последним из машины вышел Сурков. Он сделал вид, что завязывает шнурок. Взяв под мышку тубус, он направился к сорванной с петель двери.
– Здравствуйте, - приветствовал он полную немолодую женщину в сером вязаном свитере.
– Здоровее видали, - ответила она, не пытаясь быть вежливой.
– У меня кран потек.
– У всех течет, сынок.
– Сантехника бы.
– Ох, и не говори. А лучше электрика. С сантехником без бутылки делать нечего, а...
– женщина долго рассуждала, чем электрик отличается от сантехника, а Сурков благодарно слушал и косил глаза по сторонам. От его внимания не ускользнула новейшая система видеонаблюдения, педаль тревожной сигнализации, и на какое-то мгновение ему даже показалось, что он видит в полуоткрытом ящике письменного стола ребристую рукоятку пистолета.
– А может, я сам договорюсь?
– спросил Сурков, нагло прерывая рассказ женщины.
– Ты слушай сюда, я тебе еще про плотников ничего не говорила. Ты знаешь, чем плотник отличается от столяра, а, сынок?
– Нет, - Сурков пошел по коридору обычной трехкомнатной квартиры, но вместо выхода свернул к тупиковой комнате, которая была опечатана всевозможными видами печатей, наклеек и росписей. Он вытряс из тубуса Вялого и, как можно аккуратнее, просунул его под дверь. Вялый не подавал никаких знаков, что свидетельствовало либо о полном порядке, либо о полном провале. Прошло не более трех минут, когда дверь скрипнула и вместе с разноцветной геральдикой печатей и косяком пошла внутрь. Ее толщина была не менее четверти метра, и Вялый, который с трудом держался в вертикальном положении, никогда не сумел бы открыть ее вручную. Для этого дверь была снабжена гидравлическим приводом, а, как следствие этого, сигнализацией открытия. Сурков этого не учел, поэтому вздрогнул от неожиданности, услышав звучный голос толстушки.
– Это еще что такое? Она стояла, уперев кулаки в могучую талию, и на ее лице гуляло истинное возмущение.
– Вариант два, - сказал Сурков, уже не пряча портативную рацию. В следующую секунду старушку окружили трое дюжих мужичков и повалили на пол.
– Ох, и дурачки!
– кричала женщина, щекоча нападавших. Ребята делали свое дело хорошо, но их явно не хватало, поэтому, сосредоточив еще трех человек на старушке, Сурков бросился по открывшейся лестнице. Она не оказалась длинной - единственная дверь открыла перед ним большой голубой холл со стенами, которые он уже однажды видел. Два человека среднего роста держали в руках предметы, отдаленно напоминавшие изогнутые телефонные трубки. Увидев Суркова, они подняли предметы на уровень груди и направили в его сторону. Сурков остановился. Его подпирали сзади, проскакивали мимо, падали на пол, принимали положение для стрельбы лежа и сидя, а он стоял и смотрел, не в силах пошевелиться. Через минуту противостояние превратилось в немую сцену. На Суркова и дюжину головорезов были направлены две трубки, на двоих неизвестных - десяток скорострельных стволов. Сурков ярко представил, что произойдет с этими двумя, если он отдаст команду стрелять. Он смаковал сцену разлетающихся в клочья тел, надеясь, что последние умеют читать мысли. Но делал это совершенно напрасно, потому что вышедший в холл мужчина объявил: - Прикажите опустить оружие. Они вас не слышат.
– А зачем мне это делать?
– спросил Сурков, понимая, что обращаются к нему.
– Затем, что в перестрелке здесь никто не заинтересован, - мужчина извлек из скоросшивателя, который держал в руках, несколько страниц и протянул его вперед.
– Что это?
– спросил Сурков.
– А вы почитайте. Сурков решил не ломаться и открыл первую попавшуюся страничку. Это был подробный отчет старушки, собирающей пустые бутылки и, как она сама выражалась, ведущей визуальное и аудионаблюдение за объектом. Она пересказывала с доскональной точностью слова Суркова, Людмирского и даже комментировала некоторые жесты и события.
– Что это?
– спросил Сурков еще раз.
– Это ваша жизнь и проведенная Комитетом операция. Сурков закрыл папку и прочел на обложке смесь кириллицы и латиницы.
– Что же это значит?
– А то и значит, что ваша идея пришла к вам в голову не случайно.
– Вы мне ее подсунули?
– Нет, Сурков, мы в жизнь не вмешиваемся. Но вот, если кто-то начинает портачить со временем, заставляем свои ошибки исправлять, - мужчина сделал жест двумя пальцами, и неизвестные опустили предметы, похожие на телефонные трубки. Они, не оглядываясь, вышли из помещения и вернулись, неся емкость, похожую на металлическую кегу.
– Это время. Здесь ровно двадцать четыре часа. Откроется в полночь, где это произойдет не важно. Хотите, мы сделаем это за вас?
– Нет!
– Сурков торопливо сделал шаг вперед, на что мужчина заулыбался.
– Это ваше, Сурков, забирайте. В момент выхода можете применять препарат.
– Но я все равно не понимаю... Мужчина повернулся и спокойно пошел по коридору, тем самым дав понять, что разговор окончен. Сделав несколько шагов, он нерешительно обернулся: - Да, Сурков. То, что у вас в руках - это тоже ваше.
* * *
Сурков проснулся от запаха кофе. Он еще не открыл глаза, но уже ощутил его ароматное бодрящее тепло. "Такое утро может быть только в выходной", - подумал он. Комнату без занавесок заливали косые лучи бабьего лета. На кровати сидела Эльза и с интересом перелистывала скоросшиватель.
– Интересно?
– спросил Сурков.
– Очень, - улыбнулась она.
– Здесь про тебя тоже есть.
– Я знаю, я уже прочла.
– И что тебе понравилось?
– Сегодня.
– Сегодня?
– удивился Сурков.
– Да, сегодня. На Кубе объявлен выходной день, авиадиспетчеры бастуют, а профсоюз мусорщиков просит добавить день к отпуску.
– Но здесь этого нет.
– Не надо быть провидцем, чтобы понять, что случится сегодня.
– Действительно, порой очевидные факты кажутся нам такими невероятными. Сурков заглянул в глаза Эльзы. Они были полны жизни и бесконечности.
Тольятти 2002 год.