Дэн Сяопин

Дэн на заседании Политбюро отсутствовал, так как 5 ноября на девять дней улетел с визитом в Таиланд, Малайзию и Сингапур. Но, разумеется, заранее знал о его предстоявших решениях, и они, как видно, отражали его взгляды. Более того, именно по его предложению Политбюро и постановило перенести с января 1979 года центр тяжести в работе всей партии на модернизацию ¹⁶⁹.

Он и его единомышленники серьезно подготовились к рабочему совещанию, на которое съехались более двухсот руководящих партийных работников. Среди них только 63 процента были членами и кандидатами в члены Центрального комитета одиннадцатого созыва, большинство же остальных составляли ветераны, только что реабилитированные благодаря усилиям Ху Яобана. Все это предопределило характер совещания, затянувшегося на 36 дней — до 15 декабря. Атмосфера на нем оказалась весьма «оживленной» ¹⁷⁰.

С самого начала форум пошел не туда, куда хотел направить его Хуа Гофэн: вместо экономических проблем участники стали обсуждать политические, решив сначала расквитаться с прошлым, то есть исправить левацкие ошибки, допущенные, по существу, самим Мао Цзэдуном.

«Бузу», разумеется, затеяли ветераны. Уже 11 ноября, то есть на следующий день после открытия форума, знакомый нам Тань Чжэньлинь, приятель Дэна и его бывший заместитель по Секретариату ЦК, выступил за переоценку событий на площади Тяньаньмэнь. Его поддержали семь человек, в том числе старые генералы Чэнь Цзайдао и Люй Чжэнцао ¹⁷¹. Маршал Е тут же встретился с Хуа Гофэном, посоветовав ему прислушаться к тому, что происходит на совещании, поскольку иначе тот может потерять свой пост ¹⁷².

Двенадцатого ноября в бой ринулся Чэнь Юнь, как видно, полностью оправившийся от «болезни», которой «страдал» с того самого момента, как Мао атаковал его за поддержку семейного подряда в 1962 году. Он заявил, что прежде чем дискутировать, как переносить центр тяжести на модернизацию, ЦК обязан решить шесть вопросов, имеющих отношение к истории партии. Четыре из них касались реабилитации известных партийцев, причем репрессированных не только в период «культурной революции», но и ранее, в том числе Пэн Дэхуая. К пятому вопросу Чэнь Юнь отнес события на площади Тяньаньмэнь, которые назвал «великим движением масс», а к шестому — оценку деятельности советника группы по делам культурной революции Кан Шэна: Чэнь Юнь обвинил его в совершении «крупных преступлений» ¹⁷³.

Речи ветеранов произвели эффект разорвавшейся бомбы. Хуа Гофэн, Ван Дунсин и другие «абсолютисты» подверглись мощнейшей атаке, повестка дня была отброшена, и выступавшие, один за другим, стали говорить о необходимости раскрепостить сознание, дать объективную оценку «культурной революции» и другим событиям в истории китайской компартии, чтобы выправить все левацкие ошибки.

Вскоре обстановка накалилась не только на совещании, но и вне его. На следующий день после выступления Чэнь Юня новый мэр Пекина Линь Хуцзя созвал расширенное заседание столичного горкома, на котором, следуя за почтенным Чэнем, на свой страх и риск, без согласования с Политбюро, объявил демонстрации на Тяньаньмэнь «революционными» ¹⁷⁴. 14 ноября муниципальная газета «Бэйцзин жибао» сообщила об этом, а 15-го новость распространили «Жэньминь жибао», агентство Синьхуа и «Гуанмин жибао». Хуа и Ван Дунсин утратили контроль над происходящим, события обогнали их.

Вечером 14 ноября, когда Дэн вернулся из Юго-Восточной Азии, маршал Е, ознакомив его с ситуацией, заявил, что ему пора готовиться встать во главе партии и страны. Он предложил, чтобы Хуа Гофэн оставался формальным Председателем ЦК, Военного совета ЦК и премьером Госсовета, а Дэн, опираясь на коллективное руководство, стал фактическим лидером ¹⁷⁵. На полное отстранение Хуа от власти маршал Е не соглашался, мотивируя это тем, что не может обмануть доверие Мао, якобы завещавшего ему перед смертью «поддерживать» своего преемника. Скорее всего маршал Е кривил душой, и Мао на самом деле ничего подобного у него не просил. По крайней мере Мао Юаньсинь, присутствовавший при последней встрече Мао Цзэдуна с Е Цзяньином, утверждал, что такого не было. Просто для маршала тогда сложилась благоприятная ситуация: усиливая Дэна, но сохраняя Хуа, он, по существу, выступал в роли мирового судьи, своего рода высшего авторитета в партии и государстве. И Хуа, и Дэн оказывались под его покровительством.

Дэн посчитал, что надо принять компромиссное предложение, и дал согласие. После этого Е Цзяньин проинформировал обо всем Хуа, и тот тоже вынужден был согласиться. Испугавшись раскола и насильственного отстранения от власти, этот слабый человек, не имевший личных связей ни в высшем генералитете, ни в центральном и провинциальном партийном руководстве, капитулировал. 25 ноября он вновь выступил на совещании, приняв все предложения Чэнь Юня и других ветеранов. В итоге демонстрации на Тяньаньмэнь были официально признаны «революционными», а всех участников «беспорядков» 1976 года реабилитировали ¹⁷⁶. Правда, десять из них к тому времени были уже казнены (это произошло, кстати, после смерти Мао и ареста «четверки», в 1977 году) ¹⁷⁷.

Затем в один из дней совещания с самокритикой выступил бывший мэр Пекина У Дэ. Только Ван Дунсин не желал идти на уступки, и тогда участники форума стали его открыто критиковать ¹⁷⁸.

Вопрос с Ваном особенно обострился в связи с тем, что как раз в то время, во второй половине ноября 1978 года, его твердолобая «абсолютистская» позиция вызвала новый всплеск народного недовольства. Дело в том, что за два месяца до совещания Ван, курировавший, как мы помним, вопросы идеологии и пропаганды, запретил к распространению весь первый номер комсомольского журнала «Чжунго циннянь» («Китайская молодежь»). Ему показалось, что редакция неуважительно отнеслась к памяти Мао Цзэдуна: не перепечатала только что обнародованные стихи «великого кормчего», не открыла номер его цитатой, что считалось тогда обязательным, и даже в одной из статей призвала покончить с «новым суеверием»: обожествлением покойного Председателя. Для бывшего телохранителя вождя это было нестерпимо. Однако, несмотря на запрет, 19 ноября, то есть через пять дней после публикации в «Бэйцзин жибао» статьи о переоценке событий на Тяньаньмэнь, члены редакции «Чжунго циннянь» вывесили весь первый номер на одной из городских стен Пекина, в двух шагах от пересечения проспектов Чанъаньцзе и Сидань. Место оживленное, вблизи центра города, а потому сотни тысяч горожан и приезжих смогли ознакомиться с новыми дацзыбао.

Выходка редакции «Чжунго циннянь» привела к стихийному развитию нового демократического движения, своего рода «восстанию стенной печати», как охарактеризовал его современник ¹⁷⁹. Интернета тогда не существовало, и серая кирпичная кладка в три с половиной метра высотой и 200 метров длиной стала подлинной «Стеной демократии». Так ее и прозвали в народе. Вскоре все желающие стали приносить и вывешивать на ней дацзыбао,делясь сокровенным. В то время Пекин наводняли толпы людей, прибывших из разных районов страны в надежде получить реабилитацию после долгих лет террора: орготдел ЦК занимался тогда прежде всего делами ганьбу,а на простых граждан ни времени, ни сил не хватало. Вот люди и ехали в столицу за правдой. Именно они и начали вывешивать свои исповеди, клеймя «культурную революцию». Но затем на стене появились и другие дацзыбао,требовавшие отставки Хуа Гофэна и других «абсолютистов» и выражавшие поддержку Дэн Сяопину ¹⁸⁰. Продэновские листовки стали особенно популярны после того, как люди узнали, что 26 ноября Дэн на встрече с председателем японской Партии демократического социализма заявил: «Написание дацзыбаоразрешено нашей Конституцией. У нас нет прав опровергать или критиковать массы за поддержку демократии и вывешивание дацзыбао.Надо разрешить массам выражать недовольство, если оно у него накопилось. Не все их комментарии глубоко продуманы, но мы не можем требовать совершенства. И не надо ничего бояться» [89] .

89

Это интервью Дэна было опубликовано в «Жэньминь жибао» 28 ноября 1978 года.

Воодушевленные заявлением Дэна люди стали вывешивать и более острые дацзыбао,призывая к дальнейшей либерализации. Настоящий фурор произвела дацзыбао,написанная 28-летним электриком Пекинского зоопарка Вэй Цзиншэном и озаглавленная «Пятая модернизация: Демократия». Она была вывешена в ночь на 5 декабря одним из его друзей. Это было настоящее политическое эссе, в котором удивительным образом отразились взгляды многих западных критиков тоталитарного коммунизма, таких, например, как Бруно Рицци и Милован Джилас, с работами которых молодой пекинец просто не мог быть знаком. Вэй выступил не только против «четверки» и «абсолютистов», но и подверг уничтожающей критике весь правящий в стране бюрократический класс, потребовав реформирования всей политической системы КНР и даже сравнивая диктатуру Компартии Китая с гитлеровским тоталитаризмом. «Мы хотим быть хозяевами своей судьбы, — написал он. — …Мы не хотим служить простыми орудиями диктаторов, которые начинают модернизацию ради своих личных амбиций… Не дайте опять себя обмануть диктаторам, которые разглагольствуют о „стабильности и единстве“. Фашистский тоталитаризм не может принести нам ничего, кроме катастрофы… Чтобы осуществить модернизацию, китайский народ должен прежде всего прийти к демократии и модернизировать общественную систему Китая» ¹⁸¹. Каким образом молодой китайский электрик смог написать такое дацзыбао,неизвестно, но Вэй Цзиншэн моментально стал героем «Стены демократии».

Многие участники совещания ЦК по нескольку раз посетили перекресток Сидань, с интересом знакомясь с волеизъявлением народа, а маршал Е Цзяньин и Ху Яобан, как и Дэн, выступили в поддержку «Стены демократии», даже несмотря на дацзыбаоВэй Цзиншэна. Е Цзяньин, например, заявил участникам совещания: «3-й пленум партии [станет] образцом внутрипартийной демократии в то время, как Сиданьская стена демократии — образец народной демократии» ¹⁸².

В общем, в стране, казалось, наступила эпоха гласности, и влиятельные силы в партии вместе с либерально настроенной интеллигенцией и молодежью стали двигать вперед дело демократического преобразования Китая.

В итоге под давлением внутри и извне партии главный идеолог ЦК Ван Дунсин решил подать в отставку. 13 декабря он представил письменное заявление: «На совещании многие товарищи неоднократно и правильно критиковали мои ошибки… Я действительно совершил ошибки на словах и в делах во время культурной революции и после свержения „группы четырех“… Я глубоко убежден, что мои способности не соответствуют должностям, которые я занимаю, и я не достоин этих должностей. Поэтому я искренне прошу Центральный комитет партии отстранить меня от занимаемых должностей» ¹⁸³. Рабочее совещание передало вопрос о Ван Дунсине на рассмотрение предстоявшего 3-го пленума ЦК одиннадцатого созыва.