День Всех Смертей

– Однако тварь выжила и вырвалась... Это я тоже запомнила.

– Да. А потом она убила моего отца и изуродовала мне лицо. Но я все-таки разделался с монстром. Не в бою, разумеется - какой из меня был вояка в мои четырнадцать? Тогда я не сообразил, почему враг мне поддался и позволил себя застрелить. Лишь потом до меня дошло, что он умирал от ран, вот и приставил башку к стволу моей винтовки. А на мне вырезал свой автограф. И пощадил лишь затем чтобы сохранить о себе хоть какую-то память. Надо признать, ему это удалось.

Тайпан поморщился и провел тыльной стороной ладони по своему огромному М-образному шраму на правой щеке.

– Похоронив отца, я остался совсем один, - продолжил он чуть погодя.

– Утешало лишь то, что все враги были мертвы, и я знал, где мне помогут. Наши выжившие нефтяники разбили лагерь на руинах одного из своих поселков. Там они и дожидались эвакуации. Но прежде чем я туда отправился, случилась новая беда - с севера пришло суперцунами.

– Час от часу не легче.
– Гюрза закурила новую сигарету.
– Будь я тогда на твоем месте, умерла бы от разрыва сердца при виде такого ужаса. Хорошо, что здесь суперцунами нам пока не страшны. Но я дважды видела, как они надвигаются на остров, и оба раза едва не обделалась от страха.

– Не помню, обделался я в тот день или нет, - признался Тайпан.
– Но выжил я лишь благодаря случайности. Фортуна, которая меня вконец измордовала, внезапно явила милость. Причем мне единственному - и больше никому в округе. Суперцунами снесло останки городка, где мы жили и где отец ввязался в свою войну. Задержись я там еще на день, и утонул бы вместе с другими. Но я повез тело отца к могилам нашей семьи, а она была похоронена на высоком холме. Это меня и спасло. Высота волны была метров сто, а холма - все двести. Десятки людей внизу были смыты в мгновение ока. А я даже ноги не промочил - вот ведь ирония судьбы.

– А лагерь, в который ты собирался идти? Он уцелел?

– Да, ему тоже повезло. Его разбили на плоскогорье - таком, как Урчуйское, только пониже, - и волна до него не достала. Когда через три дня вода сошла, я отправился в путь, экономя оставшиеся припасы. И шел целых пять дней. Теперь земля была не только изрыта разломами, но еще и размыта. Зато в лагере я встретил друзей отца и там мне наконец-то оказали медицинскую помощь. Очень вовремя. Я промывал и перевязывал рану в пути, но она все равно загноилась. Еще бы чуть-чуть, и я остаться бы без щеки, или же вовсе заработал гангрену.

– И как долго вы прождали спасателей?

– Долго. Еще пару месяцев, но нам показалось, что вечность. Уже не верили, что за нами кто-то прилетит. На наше счастье в поселке уцелела водяная скважина. Без нее мы бы столько не протянули, даже с запасом продуктов. И пока они не закончились, мы решили было идти на юг. Собирались прошагать наугад по топям четыреста с лишним километров. Хорошо, что все-таки не пошли, а дождались спасательных вертолетов. В противном случае они бы нас в топях не отыскали. Или мы там попросту сгинули бы.

– А потом был Шанхай, - уже не спросила, а лишь констатировала факт Гюрза.

– Шанхай, - кивнул Тайпан.
– Там меня определили в интернат, где я рос до семнадцати лет. Все наши семейные деньги отец вложил в акции гонконгских компаний, которые в те годы высоко котировались. Но за год до того, как я стал совершеннолетним, грянул тот самый Черный Май, после которого экономику Китая лихорадило еще лет пять. И когда я, выйдя из интерната, смог получить наследство, мне достались не акции, а кипа фантиков, стоившая дешевле рулона туалетной бумаги. Мне было нечего есть и негде жить. Меня вышибли на улицу, злого, голодного и готового на любую работу ради чашки лапши. Короче говоря, я стал идеальным кандидатом для вступления в уличную банду. А их тогда в Шанхае насчитывались десятки, если не сотни. И брали туда всех без разбору. В то время мальчишки гибли в бандитских войнах чуть ли не каждый день, поэтому спрос на рекрутов был высок.

– Но не всякому мальчику на побегушках у Триад удается выжить, а тем более дорасти аж до Красного Посоха.

– Дорасти-то как раз было несложно. Главное, делай, что приказывают, не задавай лишних вопросов и не ввязывайся в аферы за спиной у боссов. Но чтобы выжить, пришлось из кожи вон лезть. Хотя и здесь нет никакого чуда. У меня было серьезное преимущество перед другими рекрутами - мне уже доводилось убивать людей. Как ни старался отец оградить меня от своей войны, ничего у него не вышло. Никто не остался в ней чистеньким, даже я. Однако то, что в интернате виделось мне несмываемой грязью на моих руках, на улице меня же и спасло. Я был не самый умный и не самый пронырливый. Зато свою главную работу я делал лучше других. Я не говорил тебе, почему уже в восемнадцать лет меня прозвали в трущобах Шанхая «Идущий по трупам»?

– Потому что ты недолго колебался прежде чем спустить курок?

– Точнее говоря, я вообще не колебался. А почему?

– Ты не боялся крови?

– Боялся не меньше остальных. Часто блевал, как и все, после очередной бойни. Нет, дело не в этом. Просто всякий раз, стреляя в кого-то, я видел в прицеле не его, а того гада, который убил мою семью и изуродовал мне не только лицо, но и дальнейшую жизнь. Стоило представить его гнусную рожу, и в следующее мгновение мой палец сам давил на спусковой крючок. С годами я, конечно, перестал видеть этого призрака в каждой своей жертве. Но в юности искренне верил, что убиваю не разных людей, а одного-единственного человека. И что даже если он умрет десять тысяч раз, этого все равно будет недостаточно, чтобы я его простил.

– Неужели ты его все-таки простил?

– Нет, конечно. Однажды я повзрослел и перестал утешать свою совесть глупыми иллюзиями. Да это больше и не требовалось. К тому времени за мной тянулся такой след из мертвецов, что добавляя к ним очередного, я не замечал, будто что-то изменилось. Чистая математика. Добавь к двум яблокам в бочке одно, и ты сразу заметишь, что их стало больше. Но брось одно яблоко в бочку, где полно яблок, и картина останется прежней. Совесть - такая же бочка. Когда в ней накапливается слишком много загубленных жизней, ты начинаешь думать о них, словно о яблоках. Вот, вчера их была целая куча, а сегодня стало на несколько больше - и что с того?

– А что случится, когда твоя бочка-совесть наполнится до краев? Или ты считаешь, она бездонная?

Тайпан нахмурился: этот вопрос застал его врасплох. Он не ожидал, что в придуманной им метафоре вот так сходу отыщется логический изъян.

– Может быть, именно это случилось пять лет назад?
– продолжала допытываться Гюрза.
– Тогда, когда ты не смог вышибить мне мозги, а отпустил на все четыре стороны. Просто очередному яблоку вдруг не нашлось места в твоей переполненной бочке, и ты не стал срывать его с ветки?

– Не знаю, что на это ответить, - сдался Красный Посох после недолгого раздумья.
– Наверное, я выбрал неудачный пример. Бочки, яблоки... Да, и впрямь ерунду сморозил.

– Э, нет, по-моему, ты со своими яблоками угодил в самое яблочко, - не согласилась Гюрза.
– После нашего расставания ты не стал паинькой. А значит яблоки в твою бочку продолжали падать. Но теперь ты прилагаешь много усилий, чтобы вместить их туда. И чем дальше, тем возни с каждым новым яблоком будет все больше. И вот однажды ты поймешь: что бы ты не делал, больше ни одну загубленную жизнь в бочку-совесть тебе не уместить, как ни изощряйся. После чего... Даже не знаю, что потом случится. Либо ты пустишь себе пулю в лоб, либо бросишь все и уйдешь в монастырь.