День Зои Виноградовой (сборник)

Инженер удивленно взглянул на спутника.

— Я же вам говорил… Полная гарантия!..

Психолог поморщился.

— Как вы не понимаете! Произошло столкновение совсем другого рода. Неужели вы думаете, — добавил он в сердцах, — что можно надеть старомодный пиджак, вместо блок-универсала сунуть в карман авторучку — и, пожалуйста, отправляйтесь в прошлое…

— А что, — заинтересовался инженер, — этот барьер времени, или психологический барьер, или как там он называется, он действительно существует или это просто?..

— Выдумка незадачливых психологов вроде меня, — с горечью закончил Карамышев. — Ваше прекраснодушие просто убивает меня. Ну, попробуйте хотя бы на миг вообразить, что вы сели в автомобиль. Представьте! Нервы в постоянном напряжении. Необходимо следить за тысячью вещей и быстро соображать, откуда грозит опасность. Стукнул о кузов камень — вы останавливаете машину: не с мотором ли что? Пошел дождь — надо убавить скорость: плохо видно, да и нескользящие шины еще не изобретены. Торможение — целое искусство: нужно молниеносно в уме рассчитать расстояние, пробег, силу, прикладываемую к тормозным колодкам, и быстро и точно среагировать. А провести машину в городской сутолоке, никого не задев! Понимаете, то были рефлексы, выработанные веком. Когда нужда в них отпала, человек утратил дорожные навыки. Наше время выработало другие рефлексы. Совсем другие. Мы с вами, не задумываясь, шагаем в раздвижную дверь, зная, что она сама распахнется и не ушибет человека. Никто не вытирает ноги при входе в дом и не чистит обувь — все делает «чистильщик», пока вы переступаете порог. Но вы остановитесь, если ваш блок-универсал просигнализирует, что человек, к которому вы идете, занят, творит — думает над чем-то серьезном и просит его не беспокоить. Вы оставите «визитную карточку» в его блок-универсале, и блок сам пошлет вам вызов, как только его владелец освободится. Тысячи мелочей складываются в психологию обыденного поведения. Изменились какие-то черточки, нами часто даже не замечаемые: одна, другая, сотая, — иной стала и такая важная особенность, как общая система постоянного внимания к внешней обстановке.

Понимаете, современная дорожная автоматика выполняет то, что когда-то было привычными рефлексами человеческого тела и мозга, вместо ваших ста электронных приборов работала автоматика той кибернетической машины, очень сложной и особо регулируемой, какой является в известной мере человеческий организм. На нее опирался человек, ориентируясь в обстановке и принимая быстрые решения. У Реброва современная автоматика ничем не заменена. Он беззащитен.

Вот почему я считал и считаю, что человек нашего времени не сумеет благополучно проехать по Кольцу, управляя машиной вручную. Неизбежно психологическое столкновение. Вот почему я отказался от пари с Ребровым. К сожалению, это его не остановило.

Постепенно пейзаж менялся. Появились кустики. Сначала робкие, одиночные, затем все более густые, похожие на сильно увеличенные кочки. Равнина становилась чуть всхолмленной, а далеко в стороне показались настоящие горы, правда, сглаженные, обточенные ветром. Кривые березки собирались в рощицы.

Дорога все так же неумолимо прямо шла к горизонту, и, сжимая воздух, по ней неслись, словно в сумасшедшей гонке, тысячи машин. Карамышев ловил себя на том, что ему хотелось нажать на акселератор и очертя голову мчаться, обгоняя соседей. Но в их машине, к счастью, не было педалей.

Кабриолет вдруг сбавил ход. Они въехали на виадук; внизу замелькали рельсы — несколько параллельных линий. Справа виднелась станция. К ней вели дугообразные ответвления от шоссе, у начала которых стояли столбы-регулировщики, сигнализирующие машинам, что здесь поворот к станции.

— Отпадает, — сказал Павленко, взглянув на спутника, порывисто приподнявшегося на сиденье. — Если бы он свернул к станции, он дал бы о себе знать.

— Вы правы, — со вздохом ответил Карамышев и снова задумался. — Вы утверждаете, что современная машина не может наехать на другую? — вдруг спросил он.

— Абсолютно. Скорость впереди идущей машины увеличивается автоматически… При обгоне вступают в действие свои железные правила. В общем врезаться в другую машину автоматы вам не позволят.

— Нам? А Реброву?

— Реброву? — переспросил озадаченно инженер. Его бодрый тон экскурсовода разом сник. — Вы хотите сказать…

— Ребров может налететь на любую машину беспрепятственно? — безжалостно повторил вопрос Карамышев.

Но Павленко уже оправился.

— Если бы случилось что-либо подобное, мы давно бы знали о происшествии.

— И все-таки оно случилось. То самое столкновение, которое было неизбежно.

Карамышев откинулся на спинку сиденья.

— Слушайте, — он положил руку на плечо инженера. — Произошло что-то нам неизвестное. Где? В самом конце пути? Когда? В то время, когда Ребров сильно утомился. Дорожное происшествие, вероятнее всего, могло случиться там, где пейзаж особенно однообразный.

Павленко слушал очень внимательно.

— Тогда перед нами самые подходящие километры, — сказал он. — Позади однообразная тундра, которая тянулась сотни километров и вполне могла усыпить Реброва. Недостает только чего-то внезапно поражающего воображение…

— Смотрите! — перебил его Карамышев.

Кабриолет выехал на обочину и замер.

На лужайке, окруженной низкорослыми деревьями, происходило нечто странное. Черный блестящий лимузин то двигался рывками вперед, то подавал назад, то описывал почти полный круг.

— Это его машина! — воскликнул Павленко.

Они вышли из кабриолета и стали спускаться по некрутому откосу. Лимузин на лужайке продолжал выделывать па своего странного танца.

— Привет! — закричал Павленко и помахал рукой. — Не устроить ли перерыв?

Ответа не было. Лимузин развернулся так, что заскрипели колеса, и ринулся прямо на Павленко. Тот едва успел отскочить в сторону. Автомобиль врезался в кусты, но тотчас отпрянул назад и чуть было не сшиб Карамышева.

— Там никого нет! — закричал Карамышев.

Действительно, автомобиль был пуст.

— Отойдем в сторону, — инженер потянул Карамышева за рукав. И вовремя. Лимузин, этакий гроб на колесах, прошуршал по траве рядом с ними.

— Ослеп! — невольно крикнул Карамышев.

— Скорее взбесился, — заметил инженер. — Давайте укроемся в кустах. А то этот псих нас задавит.

Они отошли за кусты на краю лужайки и, придерживая руками ветви, стали наблюдать за «психом». В действиях его обнаруживалась некоторая закономерность. Он довольно лихо катил по открытому месту, но, едва упершись в кусты, отлетал словно ошпаренный.

— Кустобоязнь, — сказал Павленко, — так я определил бы заболевание.

— Но это случай не медицинский.

— Но и не инженерный. Машины не страдают расстройством нервной системы. Скорее это по вашей части.

— Смотрите, он вырвался!

Черный лимузин нашел просвет в кустах, окаймляющих лужайку, и устремился туда. Он двигался по зеленому коридору, словно пьяный. Тыкался в кусты, вытаскивал нос из зарослей и неправильными зигзагами пробирался к выходу.

Он прошел рядом с Павленко и Карамышевым, и те могли рассмотреть исцарапанный кузов, помятое крыло и треснутое переднее стекло.

Автомобиль сделал еще несколько порывистых движений и выбрался, наконец, из рощицы.

— Здесь он стал более опасным, — забеспокоился инженер.