Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов

«Это типичная тактика Масьеля, – объясняет один из старых друзей Луиса. – Начинающие члены Регнум Христи не имеют права на самостоятельную жизнь, им следует всегда ходить парами. Когда Луис закончил второй курс, Масьель послал кого-то жить вместе с ним». Кончив учебу в Стэнфорде в 1978 году, Луис Гарса вступил в Легион. Он стал священником через семь лет, хотя обычно в Легионе рукополагают после десяти лет. Паулина, сестра Луиса и Роберты, вступила в Регнум Христи и переехала в Рим.

В 1980 году Роберта вернулась из Европы и поступила в среднюю школу в Монтеррее. Она вспоминает: «Это было весьма традиционное заведение с жесткими правилами, где не приветствовалось критическое мышление. Дочери одной моей родственницы не преподавали английский. Родственница была недовольна такой программой и пожаловалась на это одному из священников Легиона. Вот что тот ей ответил: «Конечный суд не будет зависеть от знания английского». Они воспитывали нас для своего движения. Если твои родители состоятельны, если они имеют власть, вес в обществе, ты становишься для них желанной добычей… Я страдала после Франции, где можно было мыслить свободно. Они постоянно говорили о том, что все блага, которыми ты располагаешь, дарованы тебе по милости Бога – и потому ты должен их ему возвращать и сражаться с силами зла. Они торговали раем нравственной праведности. Каждую ночь я плакала, думая: «Тут мои родные, здесь мой дом, но мне не хочется здесь жить». Я просто сходила от этого с ума».

После гибели отца семейства Масьель начал обхаживать его вдову. «Моя мать, – вспоминает Роберта, – дарила ему драгоценности и жертвовала немалые деньги. Он уделял особое внимание мексиканкам высших классов, которым было неприлично работать. Мне самой с трудом удалось добиться того, чтобы меня отправили в колледж. Масьель давал образованным и скучающим женщинам чувство цели». Поскольку Луис был священником Легиона, а Паулина членом Движения в Риме, члены семьи Гарса были постоянным источником денег для Масьеля. Он умел воодушевлять людей своими речами, и те послушно несли ему свои пожертвования. По словам одного из его бывших коллег, Луис Гарса – сдержанный, держащийся с достоинством и отрешенный человек – передал Легиону $3 миллиона из своего наследства. Роберта не знает об этом факте, но считает, что это вполне возможно.

Луис Гарса отказался давать мне интервью по электронной почте.

«Один из моих братьев ненавидит Легион еще сильнее, чем я», – говорит Роберта, отошедшая от Католической церкви после окончания колледжа. Когда члены семьи Гарса собираются вместе на семейных торжествах, они избегают разговоров о Легионе.

Самый старший ребенок в семье Дионисио Гарса Медина, названный в честь отца и долгое время руководивший компанией Alfa, основанной его дедом, стал важным спонсором Легиона. Говоря с Хосе де Кордоба из Wall Street Journal, он сказал: «Легион – единственная многонациональная мексиканская религиозная организация» [347] . Масьелю было выгодно сделать 35-летнего Луиса Гарсу генеральным викарием, что произошло в 1992 году. Луис стал главным финансистом: как говорится в его досье на сайте www.regnumchristi.org, он «руководил ключевыми экономическими делами и часто сидел за рабочим столом, занимаясь анализом чисел, кадров, организаций, думая о риске и новых возможностях» [348] .

347

Jose de Cordoba, “With Elite Backing, a Catholic Order Has Pull in Mexico.”

348

“Fr. Luis Garza, LC, on the Choice for a Friendship”, International Resources Testimonies – Legionaries, часть 17 из раздела о священнической жизни, автор не указан, 21 января 2010, www.regnumchristi.org.

Кристофер Кунце говорит, что Луис Ганса был целеустремленным, послушным и холодным человеком.

«Однажды, – рассказывает Кунце, – мне довелось слышать его речь, где Луис описывал работу хорошего хирурга, делающего операции на сердце. Для удачной операции нужно, чтобы пациента к ней готовили прекрасно обученные люди, а затем приходит хирург и быстро совершает массу действий, перекрывает поток крови в артериях и получает все деньги. Это образец деятельности Легиона, подобной бизнесу. Мы должны были вести работу с влиятельными и богатыми людьми, чтобы обратить их ко Христу».

В начале 1997 отец Гарса посетил различные центры Легиона. «Он здесь выступал, – поясняет Кунце, – рассказывая, что одна газета распространяет информацию о Nuestro Padre, но это полная ложь, curiosidad malsana, – нездоровое любопытство. И если кто-то пришлет нам вырезки из газеты, их не следует читать – вместо этого их нужно тотчас запечатать в конверт и отослать ему в Рим». В это время Кунце жил в Мехико в общине Университета Анауака, которым управлял Легион, и работал в центре Регнум Христи в этом огромном задымленном городе. В течение нескольких месяцев его терзали бессонница и тоска, о которой ему было трудно с кем-либо поговорить. Дух мистической борьбы испарился, его сменило ощущение одиночества, которого он никогда не испытывал раньше. Кунце был послушен обету и воздерживался от злословия, этого нравственного рака, а потому мало думал о запретной статье.

«Мы не знали, в чем именно ложно обвиняют Масьеля, – вспоминает Кунце, – мы только знали, что с первых дней существования Легиона у него были враги и что все мы должны держаться друг за друга. Дважды в году мы возобновляли наши обеты. Нас попросили подписать договор о том, что мы никогда не будем судиться с Легионом… Пока я размышлял об этих вещах, отец Масьель позвонил мне и сообщил, что мне нужно отправиться в Ватикан, где я буду работать вместе с кардиналом Кастрилльоном».

Мощь Nuestro Padre

Марсиаль Масьель Дегодалло родился 10 марта 1920 года в семье с девятью детьми, где он был младшим из пятерых мальчиков. Его родной город Котиха-де-ла-Пас находится в юго-западной части штата Мичоакан, который сегодня печально славен своими войнами между наркоторговцами. Его отец Франсиско Масьель Фариас, креол французско-испанского происхождения, владел сахарным заводиком и несколькими ранчо. Он насмехался над женственностью своего сына, которого часто колотили братья, и тот держался поближе к своей матери Маурите, отличавшейся набожностью. «В моем доме не место неженкам», – сказал однажды Франсиско и послал своего сына на полгода работать с погонщиками мулов. Как считает мексиканский исследователь Фернандо М. Гонзалес, погонщики растлили Масьеля и еще одного мальчика [349] . Это соответствует тому, что сам Масьель по секрету говорил Хуану Ваке, одной из первых среди семинаристов Легиона жертв его сексуальных преступлений [350] . Желая преодолеть преследующее его чувство позора, Масьель в шестнадцать лет поступил в семинарию. В то время Мексика еще несла на себе тяжесть последствий войны.

349

Fernando M. Gonz'alez, La iglesia del silencio: De m'artires y pederastas (Mexico City, 2009), p. 279. См. также Alma Guillermoprieto, “The Mission of Father Maciel”, New York Review of Books, June 24, 2010.

350

О городе Котиха и детстве Масьеля см. Conde and Murray, The Legion of Christ: A History, pp. 14–15. Историческая достоверность фактов, приведенных в этой книге, сомнительна, но она позволяет понять, как Легион представлял себя публике даже в 2004 году. Хуан Вака, который первый из всех жертв выдвинул обвинение против Масьеля, утверждал, что отец Масьеля считал своего сына «неженкой». Краткие справки о жертвах – см. Berry and Renner, Vows of Silence. Более подробная биография Масьеля – см. Fernando M. Gonz'alez, Marcial Maciel: Los Legionarios de Cristo: testimonios y documentos in'editos (Mexico City, 2006).

Революция 1910 года в стране началась с того, что аристократ и сторонник реформ Франсиско Мадеро создал маленькую армию для борьбы с диктатором Порфирио Диасом. Бывший военачальник Диас, в жилах которого текла кровь индейцев-сапотеков, правил страной на протяжении тридцати четырех лет и превратился в амбициозного и безжалостного диктатора. Говоря о людях, которых он казнил за кражу телеграфного кабеля, Диас сказал одному журналисту: «Иногда мы были непреклонны вплоть до жестокости. Кровь, которая была пролита, – это дурная кровь» [351] . Диктатор раздавал огромные земельные владения местным аристократам и иностранцам, тем самым увеличивая нищету крестьянских масс, а одновременно воевал против индейцев яки и майо. «Он собрал вождей племени майо, сковал их цепями и утопил в Тихом океане, – пишет Карлос Фуэнтес. – Предводители повстанцев из числа яки были казнены, а половина всего мужского населения племени (30 тысяч людей) отправлена в ссылку… Чем объясняется такая жестокость? Связана она с городом или сельской жизнью? Одно можно сказать определенно: идеология прогресса позволяла ни с чем не считаться» [352] .

351

Julia Preston and Samuel Dillon, Opening Mexico: The Making of a Democracy (New York, 2004), p. 45.

352

Carlos Fuentes, The Buried Mirror: Refl ections on Spain and the New World (New York, 1992), p. 286.

В 1907 году разразился экономический кризис в США. Засуха и нищета ухудшили положение сельского населения в Мексике. Спустя семь месяцев после начала восстания, когда из-за взрывов сходили с рельс вагоны, Диас убежал в Париж. В 1911 г. президентом был выбран Мадеро, но его убили после переворота 1913 года. Революция не носила всеобщего характера, скорее восстания вспыхивали то тут, то там, тем не менее во многих штатах происходили нападения на шахты и большие поместья [353] . В конституции 1917 года говорилось о правах рабочих и контроле государства над распределением природных ресурсов, кроме того, она отражала желание отнять власть у католической иерархии: она запрещала монастыри и католические школы и лишала клириков права голосовать. Было убито двое очередных президентов. К 1919 году в результате экономической катастрофы умер 1 миллион из 15, составлявших население Мексики [354] . К власти пришел Плутарко Элиас Кальес, революционный защитник трудящихся, который верил больше не в перераспределение земли, но в развитие промышленности. Кальес улучшил систему государственного образования, а церковь сделал козлом отпущения.

353

Preston and Dillon, Opening Mexico, p. 47.

354

Pete Hamill, “The Casosola Archive”, in Mexico: The Revolution and Beyond; Photographs by Agust'in Victor Casasola 1900–1940, ed. Pablo Ortiz Monasterio (New York, 2003), p. 18.

Будучи мальчиком, Масьель видел повешенных людей. В его детстве Мичоакан был очагом католического сопротивления. Котиху называли «городом сутан», потому что здесь было множество священников. В жилах Масьеля текла «хорошая кровь». Один из его четверых дядей-епископов, Рафаэль Гуизар Валенсия, в 1930-х руководил подпольной семинарией в Мехико; на одной из площадей Котихи стоит его статуя. Отец Масьель считал, что следует канонизировать его дядю Гуизара и его мать Мауриту, и мог думать, что со временем и его признают святым. («Не стоит начинать процесс моей канонизации ранее тридцати лет со дня моей смерти», – говорил он своим помощникам на торжествах в Риме в 1992 году.) [355] Другой его дядя, Хесус Деголладо Гуизар, был аптекарем, которому во время восстания Кристеро пришлось стать полководцем. В 1922 году мексиканские епископы создали Католическую конфедерацию труда, чтобы противостоять Кальесу, который манипулировал профсоюзами. Это вызвало ярость тогдашнего министра труда Луиса Наполеона Моронеса. Католическая конфедерация быстро разрасталась, вскоре в ней оказалось 80 тысяч членов, а Кальес с Моронесом посылали вооруженные отряды для расправы со священниками и церквями [356] . 31 июля 1926 года епископы закрыли церкви. Четыреста человек заперлись в церкви в Гвадалахаре и начали оттуда стрелять по федеральным отрядам. Восстание распространилось по юго-западной части Мексики. Многие епископы и священники бежали. Восстание Кристеро проходило под лозунгом «Viva Cristo Rey!» – «Да живет Христос Царь!». Землевладельцы, рабочие, крестьяне и индейцы объединились для борьбы, несмотря на их различные интересы. Историк Жан Мейер пишет: «Это было подобно огню, горящему глубоко под землей… Эта армия была вооруженной федерацией республик и общин. Иногда действительно в деревне создавалась отдельная республика или возникала конфедерация на уровне региона… а иногда женщины и дети уходили за мужчинами в пустыню, покидая свои деревни» [357] .

355

Berry and Renner, Vows of Silence, p. 148.

356

Michael J. Gonzalez, The Mexican Revolution: 1910–1940 (Albuquerque, NM, 2002), p. 211.

357

Jean Meyer, The Cristero Rebellion: The Mexican People Between Church and State, 1926–1929 (Cambridge, UK, 1976), p. 114.

Кальес был гораздо лучше вооружен, но широкое народное восстание ставило перед ним трудные экономические проблемы. Повстанцы боролись «против общественного беззакония, ставшего нормой… это не было проявлением ни консерватизма, ни революционного духа, но стремлением к реформам» [358] . Схватки становились все горячее, а тем временем бежавшие из страны епископы (многие из них оказались в Сан-Антонио, штат Техас) с ужасом узнавали о солдатах, носящих кресты, которые отрезали уши коммунистам. Фернандо М. Гонзалес с презрением пишет о священниках, которые погибли в сражениях и десятилетиями спустя были признаны мучениками [359] . Несмотря на то, что на самом деле немного клириков приняло участие в битвах и что некоторые интеллектуалы насмешливо говорят о восстании как об «ортодоксальной утопии» [360] , у Кристеро появились удивительные сторонники, его поддерживали и крестьяне, и крупные землевладельцы, которых объединила борьба за религиозную свободу.

358

Ibid.

359

Gonz'alez, La iglesia del silencio, pp. 53–55.

360

Carlos Monsiv'ais, Mexican Postcards (New York, 2000), p. 132.