Денис Давыдов
Шрифт:
В великосветском обществе генерал гляделся чужаком, был молчалив и стеснителен. В кругу же друзей или на поле брани он преображался, становился быстрым, решительным, презирал свист пуль над головой и даже острил...
Финская земля сотрясалась под копытами быстрых коней, когда могучий, не ведавший страха, седовласый Кульнев широким взмахом палаша увлекал за собой в атаку полк гусар летучих. В азарте погони он походил на громадного разъяренного медведя. Он всегда был в авангарде, скакал на Роне, преодолевая на своем пути лесные завалы, реки и болотные топи...
Турки трепетали при одном упоминании имени Кульнева. Плененный им раненый французский генерал Сен-Жение был растроган до слез, когда грозный победитель достал белый платок и перевязал
Сумрачно и диковато гляделось порою лицо Кульнева, заросшее густыми, нечесаными волосами, обрамленное широкими бакенбардами и усами. Острым соколиным взором генерал обводил своих кавалеристов, прежде чем свершить дерзкие вылазки по тылам врага. Он вселял в души воинов нерушимую веру в победу. Успешные боевые операции в стане французов зародили в душе лихого гусара Давыдова пламя будущей партизанской войны. Благодаря сметке и выдержке Кульнев часто выводил своих солдат из рискованных, отчаянных положений.
Был век бурный, дивный век, Громкий, величавый, Был огромный человек – Расточитель славы... –с гордостью поминал Давыдов Кульнева – старшего боевого товарища, наставника. Поминал он и своих славных товарищей, с коими был неразлучен и с коими с высоким патриотическим порывом летел «на пули бесстрашных стрелков неприятельских», в Финляндии.
Неизменно находясь в авангарде, Давыдов сражался при Лаппо, Перхо, Кухоламби, Куортани, Сальмо. В особенности он отличился 12 апреля 1808 года. С эскадроном драгун и сотней казаков выбил с острова отряд неприятеля. Бой продолжался недолго: часть всадников полегла наземь. Остальные сдались в плен или бежали.
Давыдов считал Кульнева «воином, последним чисто русского семейства, как Брута – последним римлянином».
С кровавых полей Финляндии Кульнев писал своему брату: «Я надеюсь, что ты не покинешь бедную мать нашу, и уверяю тебя, с моей стороны, что, где бы я ни был, она будет получать определенную мною ей треть. Ежели же меня убьют, то коней и рухляди моей останется ей на три года, ибо все стоит более тысячи рублей. Вот все мое имение, которое нажил я в продолжение двадцатилетней моей службы. Прощай. Благослови на одоление врагов. Заклинаю тебя не покидать любезную мать...»
У Кульнева все было на редкость просто. Приглашая гостей к обеду, он не раз приговаривал: «Горшок щей и горшок каши готовы, а серебряные ложки берите с собой». Питейным делом он не увлекался. Поутру довольствовался стаканом чая, вечерами добавлял в чай ром, изредка чарка водки перед обедом. Для лакомства – рюмка наливки. Жажду утолял водой или квасом. Вот, пожалуй, и все питейное, что употреблял боевой генерал.
Причуды Кульнева исходили прежде всего из самобытности его характера и широты души. Казалось, генерал никогда не унывал. Все это возвышало Кульнева над людьми богатыми, обуреваемыми сластолюбием и жадностью. Как бы тяжело ему не приходилось, он всегда помогал неимущим.
Давыдов с Кульневым частенько жили «то в одной горнице, то в одном балагане , то под крышею неба, ели из одного котла, пили из одной кружки...»
Где друзья минувших лет, Где гусары коренные, Председатели бесед, Собутыльники седые?..–
горько сокрушался Денис Давыдов.
На затылке кивера, Доломаны до колена, Сабли, ташки – у бедра, И диваном – кипа сена...Дружба с Кульневым, благородным и сильным духом великаном, продолжалась у Дениса Васильевича до «самой блистательной и завидной смерти»
Якова Петровича в пылу горячих баталий двенадцатого года.Словно предчувствуя близость смерти, он писал своему брату: «Ежели я паду от меча неприятельского, то паду славно. Я почитаю счастьем пожертвовать последнюю каплю крови моей, защищая Отечество».
Спустя несколько дней после отправления этого письма в бою у села Якубово Кульнев со своими солдатами наголову разбил корпус французов под командованием маршала Удино. То была одна из первых блистательных побед над врагом нашей армии.
У деревни Боярщина гусары Кульнева чуть было не угодили в западню, где их внезапно атаковала пехота. Мужественно отбиваясь от превосходящего числом врага, Кульнев вынужден был отступить в ожидании подкрепления.
Под Клястицами при переправе через Дриссу пушечное ядро оторвало ему обе ноги выше колен. Прославленный генерал принял смерть, как подобает герою и солдату неустрашимой и могучей русской армии. Теряя сознание, он собрал остаток сил и, презрев боль, обратился с проникновенными словами к своим боевым соратникам: «Друзья! Спасайте наше Отечество! Не уступайте врагу ни шага родной земли! Победа вас ожидает!»
Кульнев умер 20 июля 1812 года у деревни Сивошино, в тридцати верстах от местечка Люцина, где недавно похоронили его старую мать. В тех благословенных местах, среди полей, озер и лесов, прошло его детство.
Придорожную могилу, в которой покоился прах героя, венчал камень. На том огромном, как и сам генерал, глыбистом камне были начертаны такие слова:
Тяжкая весть о геройской смерти легендарного Кульнева быстро разнеслась по городам и весям необъятной России. Один из москвичей так вспоминал о том незабвенном дне: «...В Большом театре давали оперу «Старинные Святки». Среди действия Сандунова – знаменитая тогда артистка, – подойдя к рампе, неожиданно для наполнившей зал публики дрожащим голосом запела: «Слава, слава генералу Кульневу, положившему живот свой за Отечество...» Дальше продолжать она не смогла от слез. Весь театр поднялся и плакал вместе с ней».
Спустя два десятилетия, в 1832 году, братья перевезли прах Якова Петровича в свое поместье Илзенберг. Там они поставили часовенку, где и до сей поры находится его гробница. Под портретом Кульнева выбиты проникновенные слова: «От клястинцев-гродненцев и почитателей незабвенному герою 1812 года».
Любящий острые шутки и каламбуры Давыдов не раз поминал меткие изречения и мудрые приказы своего старшего друга и прославленного боевого командира Кульнева: «Люблю Россию! Хороша она, матушка, еще и тем, что в каком-нибудь углу ее все-таки да непременно дерутся». Или, скажем, приказ в Белорусский гусарский полк, коего Кульнев назначен был шефом: «Обучать солдат, как предписано было от главнокомандующего, отнюдь не более трех часов в сутки, но знать, чему обучать, на что должно испытывать самих господ офицеров, достаточно ли они знают свое дело, без чего ученье не есть ученье, а мученье». Приказ 1809 года, при выступлении на завоевание Аландских островов: «С нами Бог! Я пред вами. Князь Багратион за нами!» Или другой приказ: «На марше быть бодру и веселу, уныние свойственно одним старым бабам. По прибытии на Кумлинген – чарка водки, кашица с мясом, щит и ложе из ельнику. Покойная ночь!»