Денис Давыдов

– Ай да Николай!

Невдалеке Пегов узрел «батьку» Чугреева на взмыленном, брызжущем пеной коне. На скаку он придерживал впереди себя смертельно раненного казака, окровавленная голова которого безжизненно свесилась вниз.

Неожиданно «батька» повернулся к Пегову и крикнул:

– Назад, ваше благородие! Кончено дело!

Партизаны держали путь к лесной стоянке: погромыхивали отбитые у неприятеля фуры с награбленной у крестьян провизией. А позади фур плелись связанные веревками пленные французы в синих и зеленых мундирах.

Николай дышал тяжело. По-настоящему он пришел в себя, когда туман рассеялся и немного развиднелось.

Азовский громко, заливисто смеялся, указывая Давыдову на Пегова:

– Истинно гусар, Николай!. Чертом дрался! А теперь, видать, сник, – скаля белые зубы, казак похлопал друга по плечу.

Холодное, предзимнее солнце позолотило сухой поредевший березняк. Давыдов восседал на гнедом красавце-коне. Конь нетерпеливо рыл копытами землю. Словно шелк, лоснилась его шерсть. Несмотря на жестокую сечу, конь выглядел исправно. Грива приглажена. Копыта подмазаны. Черные навыкате глаза, шоколадный корпус, небольшая узколобая голова и кроваво-красные ноздри придавали ему боевой вид. Конь был под стать бравому седоку.

Давыдов радовался успеху налета и, поглаживая усы, силился вспомнить: где же доводилось ему встречать прежде этого гусара?

Меж тем Пегов стоял, опустив голову. Гусар оробел от похвалы Азовского. Он хотел горячо поблагодарить своего храброго спасителя и попрощаться как подобает с верным другом Василием Азовским, но по-прежнему не мог двинуться с места и замер будто вкопанный, не промолвив ни слова. Партизаны тем часом спустились в низину и скрылись из глаз.

Геройский полувзвод

...И мчится тайною тропой Воспрянувший с долины битвы Наездников веселый рой На отдаленные ловитвы ... Начальник, в бурке на плечах, В косматой шапке кабардинской, Горит в передовых рядах Особой яростью воинской. Денис Давыдов

Зима в двенадцатом году рано проявила свои норов. Похолодало уже в октябре. Проселочная дорога к лесу подсохла и смерзлась. Студеный ветер донес легкий посвист дозорного, сидящего в белом халате на заснеженной сосне.

Давыдов погасил трубку и велел всем быть начеку.

Вскоре явился связной, бойкий вихрастый паренек из местных крестьян, с усмешкой донес:

– По тропе идет зоритель с ружьем. Впереди его бежит собака. Сразу видать – охотник. Мундир на нем расписной.

Давыдов приказал казакам седлать коней и пленить француза

Партизаны тотчас же поскакали опушкой, увидели офицера и окружили его. К великому их удивлению, француз даже не попытался защищаться, а лишь нахмурился и безнадежно махнул рукой.

Казаки отобрали у него ружье и привели к командиру.

Денис Васильевич допросил пленного:

– Кто вы и как попали сюда? Француз, заикаясь от волнения, отвечал:

– Я полковник 4-го Иллирийского полка Гётальс. Страстный охотник по дичи.

– Вижу, страстный, – согласно кивнул Давыдов, указав на ягдташ. – А что в сумке?

– Тетерев, – прохрипел француз, кутаясь в теплый шарф. Он раскрыл ягдташ и вынул оттуда краснобровую черную птицу с лирообразным хвостом и белоснежной выпушкой.

– Где же ваш батальон, полковник? – строго спросил вожак партизан. – Неужто вы бросили солдат своих?

– Солдат не бросал. – Француз опустил глаза и печально качнул головой. – Правда, батальон мой вконец расстроен. Он не спеша движется для формирования в Смоленск. Воспользовавшись задержкой голодных солдат своих, я крикнул собаку и решил поохотиться.

– И поохотились на славу. – Давыдов хитро улыбнулся. – С полем, полковник! Признаться, я и сам люблю охоту!

– Покорнейше благодарю, – промычал в ответ француз. – Начало охоты удалось, но такого конца я не ожидал...

При последних словах полковник, будто пробудясь от кошмарного сна, начал большими шагами ходить взад и вперед. Наткнулся на легавого пса, прихваченного им по случаю в опустевшей барской усадьбе. А пес меж тем преспокойно растянулся на казачьей бурке. Полковник схватился руками за голову и, подобно трагедийному актеру, воскликнул:

– Ах, эта ужасная, пагубная страсть!

Партизаны дружно рассмеялись, хотя и не поняли слов взволнованного и растерянного француза.

Здоровенный бородатый казак тем временен взял с земли тетерева, водрузил его на пику и поднял над головой, а молоденький Федька Шухов приложил ружье к плечу и стал целиться в краснобрового лесного петуха. Но Давыдов нахмурил брови и строго приказал:

– Убрать птицу! Прекратить комедию! Полковника увести!

Вскоре дозорный снова подал сигнал тревоги – впереди показался неприятель.

Наступила решающая минута...

Партизаны сели на коней, отъехали в сторону и затаились.

Французы шли понуря головы, кутались в платки и шарфы.

Как только батальон приблизился, Давыдов подал команду: «В сабли!»

Нападение оказалось столь неожиданным и на таком коротком расстоянии, что со стороны французов раздалось лишь несколько лихорадочных выстрелов.

Поверженный батальон был обезоружен партизанами. В плен сдались два офицера и около двухсот солдат. Лишь десятку «счастливцев» удалось скрыться в чаще заснеженного бора, однако там их ожидали морозы и голод.

Давыдов построил батальон в колонну во главе с незадачливым командиром. Партизаны в шутку окрестили его «французским тетеревом». В пути нервы окончательно расшатались у полковника Гётальса, он не раз останавливался, хватался руками за голову и повторял: «Ах, эта ужасная, пагубная страсть!» Под конвоем пленных доставили в село Покровское, а затем переправили в Юхнов.

Кроме храбрости, лихости да смекалки была у Давыдова особая черта: как никто иной умел он отличить в бою достойного.

Как-то велел Денис Васильевич позвать удалого и сметливого урядника Крючкова. Шепнул ему два слова на ухо, а через полчаса по приказу командира урядник во главе казачьего разъезда уже скакал к селу Лаптеву. Там расположились французы.

Вблизи села партизаны остановились. Крючков приказал всем достать пистолеты.

«Чудно! – удивился казачок Федька Шухов. – Никак, с пистолетом на супостата вздумал?» – и слегка задержал руку на кобуре.