Денис Давыдов

– Ваше сиятельство, – доложил вернувшийся вскорости адъютант. – Французы рушат статую Наполеона...

– Как рушат? – удивился Давыдов.

– Временное правительство, уступив желанию народа, решило от греха подальше убрать статую императора.

– Но постой же, ради Бога, – разгневался Давыдов. – Как понять?! Ведь это же самое правительство на днях поставило караул возле Вандомской колонны и даже издало декрет об охране памятников. Как ведомо, Вандомскую колонну Наполеон велел соорудить после блистательной победы под Аустерлицем.

– Точно так, Денис Васильевич!

– Неужто в столице Франции дозволено действовать теми же средствами, которыми довольствуется чернь?

– Вполне справедливо, Денис Васильевич, – отвечал адъютант. – Вы, наверное, наслышаны, как наш император Александр, проезжая по площади, остановил коня возле колонны. Взглянул на статую своего врага и тихо промолвил: «У меня, пожалуй, закружилась бы голова на такой-то высоте...»

– Да-да, ты прав, Алексей, – согласился Денис Васильевич. – Французы люди сметливые. Они сразу поняли намек нашего государя. И сочли своим долгом, согласуясь с желанием народа...

Его последние слова заглушили крики: «Приготовиться! Опускай!»

Солдаты стали вращать вороты... Статуя стронулась с места, повисла на канатах и, раскачиваясь, начала медленно опускаться.

«Бра-а-во! Бра-а-во!» – прокатилось по затопленной народом широкой площади Вандом.

Итак, разгромленный наголову Бонапарт отрекся от престола, простился с остатками своей знаменитой старой гвардии и подписал мир в Фонтенбло. Тем самым французский император признал свое полное поражение и превосходство союзных армий во главе с Россией.

Пламенный гусар стал свидетелем пышных торжеств по случаю возвращения в столицу Людовика XVIII. Короля приветствовали толпы народа.

Дениса Васильевича удивила столь быстрая перемена в настроениях французов, свершившаяся всего за несколько дней. Вначале они слепо преклонялись и рукоплескали Наполеону, а теперь громогласно славили своего законного властителя – короля.

Многие французы думали, что русские жестоко покарают их за захват Москвы сожжением Парижа, виселицами и грабежами, но они заблуждались: вместо сурового отмщения последовало великодушие – празднования победы, молебны, гуляния...

Европа рукоплескала русскому воинству, а командование подвело итоги войны в памятном манифесте о мире, где было сказано: «...Тысяча восемьсот двенадцатый год, тяжкий ранами, принятыми на грудь Отечества Нашего для низложения коварных замыслов властолюбивого врага, вознес Россию на верх славы, явил пред лицом вселенныя и величия ее, положил основание свободы народов...» И далее по справедливости и великодушию провозглашалось: «Да водворятся на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единой собственного правительства своего властью и законами благополучно! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения...»

А теперь давайте ненадолго перенесемся из столицы Франции на два года назад... в зимнюю морозную Россию, в смоленские леса двенадцатого года, чтобы, вспомнив былое, вновь возвратиться в поверженный Париж.

...На дворе в ту пору было студено и белым-бело. Поутру крестьяне привели к Давыдову шесть французских бродяг. Вожак партизан насторожился, ибо до сей поры никто из мужиков не доставлял к нему пленных: они сами чинили над басурманами самосуд.

Продрогшие французы наверняка бы замерзли где-нибудь в темном рву либо глухом заснеженном овраге. Но ржанье коней да отрывистый говор на родном языке оповестили крестьян, что поблизости стоят партизаны.

Допросив бродяг, Денис Васильевич распорядился: «Включить их в число пленных, состоявших при отряде, и с конвоем переправить в Юхнов». Осмотрев французов, вожак партизан внезапно остановил взгляд на одном жалком на вид юноше с большими карими воспаленными от голода и тягот длительного похода глазами. Он молча стоял, худой-прехудой, бледный, несколько поодаль от группы пленных, гревшихся у костра, прислонясь спиной к дереву, в рваном синем мундире, и боязливо озирался по сторонам.

«Еще одна жертва великого Бонапарта! Так молод, а уже воин», – подумал Давыдов и велел позвать юношу.

– Кто ты таков? – по-французски обратился к пленному Денис Васильевич, заглядывая в его широкие, испуганные глаза.

– Молодой гвардии... Императорского величества...

– Четче...

– Барабанщик молодой гвардии, Викентий Бод.

– Сколько годков?

– Пятнадцать минуло, – с робостью отвечал по-русски барабанщик.

– Откуда родом? Где обучался нашему языку?

– Из Парижа. Мой отец повар. Он жил в России. Учил меня говорить по-русски, водил меня гулять по Москве...

– Хорошо... Больно хорошо... Однако как же так получается, Викентий? Отец жил в России, любовался ее величием, а сын воюет против нее.

– Я никого не убивал. Я музыкант... – начал оправдываться Викентий.

– Хороший музыкант, мил друг, во время атаки доброго полка стоит.

– Меня ценили в полку. И надо же так глупо попасться... На переходе... И кому? Лесным казакам!

– Ничего, не больно-то переживай: не ты первый, не ты последний «в гостях» у «лесных казаков». Так ты изволил нас величать?

– Как же будет печален наш Оливье! Он так и не дождется меня.

– Кто этот, Оливье?

– Полковник, командир нашего полка. Он отпустил меня с фуражирами на двое суток. Мы должны были добыть провиант в деревнях. Но главное, конечно, из-за моего знания русского языка.

– Видно, теперь придется Оливье подыскивать нового барабанщика.

– Оливье будет весьма печален. Он любил меня как родного сына. Называл меня... как это по-русски?.. Золотой Викентий!

– Золотой Викентий, говоришь?.. Скоро мы твоему Оливье поможем, если он так горячо любит... русские деревни и русские пироги.

– Каким образом?

– Очень просто – пленим, да и все. А для тебя, Викентий, война, почитай, уже закончена.

– Как это понимать?

– А вот так и понимай! Для ясности добавлю – на стороне Бонапарта.

– Неужели вы думаете, что я предам Родину и буду у вас на службе?

– Партизаны, то бишь «лесные казаки», Золотой Викентий, в ночные рейды ходят не под барабанный бой. Мы вполне обойдемся без тебя. Так что отдыхай покуда... Небось голоден? – спросил Давыдов у казаков.