Дердейн. Трилогия
Шрифт:
Вмешался стюард: «Мне все равно, откуда они взялись, лишь бы их не было. Если можно загнать их в Паласедру, туда им и дорога! Только сегодня по радио передавали про погром, устроенный рогушкоями в рыбацком селении на Утреннем берегу. Мужчин перебили, женщин изнасиловали и увели с собой. Деревню сожгли — ничего не осталось».
«Уже на восточном берегу?» — пробормотал Ифнесс.
«Так сказали в новостях. Сначала в Шаллу на западе, потом на Утреннем берегу, на востоке. Весь Хван кишит рогушкоями!»
«Не обязательно. Они могут расходиться кольцевым фронтом», — заметил Этцвейн.
Первый закупщик величественно провозгласил: «Будьте
Стюард хмыкнул: «Он далеко, в Гарвии. Какое ему дело до нашей безопасности?»
Закупщики одновременно поджали губы. «Я не стал бы выражаться так безоговорочно, — сказал один. — Человек Без Лица представляет нас всех! И не так уж плохо справляется, в общем и в целом».
«Все же, пора обороняться, — заключил второй. — Надеюсь, в Гарвии это понимают».
Стюард поинтересовался: «Господа, не желаете ли чего-нибудь выпить перед ужином? Повар скоро ударит в гонг, но вы успеете сделать заказ».
Этцвейн спросил: «Дагбольт все еще суперинтендант?»
«О, нет, старый Дагбольт тому уже пять лет как задохнулся от горлового шанкра, — обернулся стюард. — Я при нем работал всего три месяца, и того было более чем достаточно, поверьте мне! Теперь начальник станции — Дикон Дефонсо. Он никому особенно не портит жизнь».
«А некий Финнерак еще работает в Ангвине?»
«Финнерак? Где-то я слышал это имя... Нет, здесь такого нет».
«Может быть, на развязке?»
«На развязке точно нет. Финнерак, Финнерак... Был какой-то скандал... Постойте, это не его ли сослали на каторгу за то, что он выпустил гондолу?»
Этцвейн только развел руками.
За два часа до полудня в Ангвин прибыла гондола «Джано». Четыре пассажира поднялись на борт — натянув тросы, гондола поднялась в воздух. «Джано» перетащили над ущельем к развязке на уступе скалы. Этцвейн смотрел сверху, как завороженный, на маленький островок, втиснувшийся между отвесными обрывами. На треугольной платформе, почти прикасаясь одно к другому, торчали три больших колеса на тяжелых станинах — натяжные шкивы. Этцвейн узнал приземистое каменное убежище с бревенчатой дверью, жалкий дощатый туалет, нависший над пропастью на деревянных подмостках. У шкивов стоял дежурный перецепщик. Гондола дернулась — рабочий зацепил тросы крюковым захватом, переставил хомут на приводной канат Северной ветки. Еще рывок — захват отцепился от тросов. Вспомнив дела давно минувших дней, Этцвейн невольно улыбнулся.
«Джано» перетащили на Северную станцию, тросы прицепили к ходовой каретке. Подгоняемая свежим ветром, налетавшим с правого борта, гондола понеслась над пазовым рельсом в кантон Шемюс. Ветровой подкрутил лебедки, установив парус под углом, обещавшим максимальную скорость движения, и спустился из рубки к пассажирам: «Надо полагать, все летят в Освий?»
«Только не я! — сказал Этцвейн. — Мне нужно сойти у Карбада, чтобы ехать в Бастерн».
«На развилке в Бастерн? Я вас спущу, если туда вернулась бригада. Во время набега все бежали в Карбад».
«Какого набега?»
«А, вы не слышали. Рогушкои — пятьдесят-шестьдесят тварей — выбрались из Дебрей и грабят все, что попадется, спускаясь по долине Сумрачной реки».
«Как далеко они зашли?»
«Чего не знаю, того не знаю. Если они повернули в Шемюс, на развилке в Бастерн остановщика не будет. Почему не сойти в Аскалоне? Так будет безопаснее».
«Я должен спуститься на дорогу в Бастерн, даже
если придется слезать по тросам».Когда гондола прибыла к развилке, бригада уже вернулась. «Джано» подтянули вниз нервными рывками, Этцвейн спрыгнул на землю. За ним последовал Ифнесс Иллинет.
«Насколько я понимаю, вы едете на восток?» — спросил Ифнесс.
«Да, в Башон».
«Предлагаю разделить расходы на экипаж».
Этцвейн сделал быстрый подсчет в уме. Тысяча пятьсот флоринов за крепостной долг, сто на возвращение в Брассеи вместе с Эатре, еще пятьдесят на непредвиденные издержки. Тысяча шестьсот пятьдесят. У него были тысяча шестьсот шестьдесят пять флоринов. «Могу потратить не больше пятнадцати флоринов», — угрюмо ответил Этцвейн. Ифнесс Иллинет был последним человеком в Шанте, к кому Этцвейн обратился бы с просьбой об одолжении. Не считая, пожалуй, духовного отца Оссо.
На постоялом дворе Ифнесс потребовал двуколку, запряженную парой первостатейных быстроходцев. «Аренда будет стоить двадцать флоринов в сутки, — сообщил Ифнессу содержатель заведения. — Кроме того, учитывая обстоятельства, я вынужден взять залог — двести флоринов».
Этцвейн сразу отвернулся: «Мне это не по карману». Ифнесс безразлично пожал плечами: «Я в любом случае воспользуюсь двуколкой. Заплатите столько, сколько можете — мне этого достаточно».
«Как я сказал, пятнадцать флоринов — все, что у меня есть. Если бы не рогушкои, я бы отправился пешком».
«Дайте пятнадцать или не давайте ничего, — сказал Ифнесс. — Какая разница?»
Раздраженный снисхождением попутчика, относившегося к денежным затруднениям с искренним непониманием богача, Этцвейн отсчитал пятнадцать флоринов: «Если вас это устраивает, возьмите. Если нет, я пойду пешком».
«Прекрасно, прекрасно! Поедем: мне не терпится посмотреть на рогушкоев — нельзя упускать такой случай».
Быстроходны — поджарые высокие животные с узкой, но длинной грудной клеткой и длинными, жилистыми ногами — весело скакали по дороге, оставляя за двуколкой долго не оседающее облако белой пыли.
Этцвейн тревожно, искоса следил за Ифнессом, без слов взявшим на себя обязанности погонщика. Странный человек! В самом деле, Этцвейн не встречал никого, кто напоминал бы Ифнесса Иллинета характером, внешностью или манерой выражаться. Ему не терпится посмотреть на рогушкоев, видите ли! Своеобразное чувство юмора? Или, что еще хуже, поиск острых ощущений? Если бы у обочины лежал мертвый рогушкой, Этцвейн задержался бы, чтобы рассмотреть труп — оправданное, естественное любопытство. Но поспешная целеустремленность Ифнесса напоминала одержимость сумасшедшего.
Этцвейн задумался: не связался ли он, действительно, с богатым наследником, рехнувшимся, когда на него свалилось состояние? Такие случаи бывали. Сосредоточенная безмятежность. прерывавшаяся назидательными монологами на отвлеченные темы, полное безразличие к окружающим, сменявшееся пристальным интересом к их мнениям и к деталям биографии — все указывало на психическое расстройство. Тем не менее, Ифнесс умел держать себя в руках лучше кого бы то ни было. Его строгое моложаво-пожилое лицо сохраняло спокойствие и внушало спокойствие, а в его внешности не было ничего необычного, кроме аккуратной шапки белых волос. Он рассуждал на неожиданные темы, но рассуждал логично, со знанием дела. Его безукоризненная вежливость и практический здравый смысл казались олицетворением нормальности. Этцвейн потерял интерес к спутнику: были заботы поважнее.