Дердейн. Трилогия

Октагон Миаламбер организовал «юридические комитеты воздаяния и возмездия» во многих кантонах Шанта. Этцвейн получал отчеты о его реформах из разведывательных источников.

Об успехах Дайстара можно было судить только по слухам. Время от времени то из одного, то из другого города или селения приходили вести: там выступал Дайстар — с гипнотической, величественной импровизацией, окрылявшей всех, кто ее слышал — чтобы на следующий день исчезнуть, как окрик памяти, почудившийся издалека.

Финнерак пропал. Его уже привычная черная фигура не появлялась ни в номерах «Башен язычников», ни в Палате правосудия, ни в походных лагерях добровольцев. Директор Разведывательного управления и создатель Бравой Вольницы как под землю провалился.

Прошло три дня, и он появился. На вопросы Этцвейна о причинах его отсутствия Финнерак сначала пытался вообще не отвечать, проявляя нехарактерную для него уклончивость, но в конце концов заявил, что «решил отдохнуть, проехаться за город и подышать свежим воздухом».

Этцвейн не настаивал, но объяснение Финнерака его не удовлетворило. Неужели в жизни «черного ветрового» появилась женщина? Этцвейн отвергал такую возможность. Кроме того, от внимания Этцвейна не укрылась немаловажная деталь. Финнерак вернулся к работе с прежней энергией, но теперь в его манере руководства чувствовалась едва уловимая нерешительность — как будто он нечто узнал, и новая информация вызывала в нем беспокойство или недоумение.

Как узнать, чем занимается Финнерак, не спрашивая Финнерака? Обратиться в Разведывательное управление? Непростительная глупость. Создать независимое тайное ведомство исключительно с целью слежки за Финнераком? Смехотворно!

На следующий день после возвращения Финнерака из загадочного отпуска Этцвейн посетил мастерские технистов на островах в дельте Джардина. Донейс провел его мимо длинного ряда столов, уставленных оборудованием — здесь изготовляли новые переносные орудия. «Мы не смогли делать снаряды из чистого халькоида 4-1, — говорил Донейс. — Они расширяются почти мгновенно, вызывая недопустимую отдачу. Мы испробовали три тысячи вариантов. Теперь применяется смешанный состав, расширяющийся в десять раз медленнее халькоида 4-1. Соответственно, гаситель отдачи можно заряжать всего лишь десятикилограммовым грузом. Кроме того, «халькоид-пракс» тверже, то есть дольше выдерживает атмосферное трение. Новый снаряд все равно невелик — не больше иглы... Здесь монтируют в прикладах пусковой механизм и проводку... Здесь закрепляют эластичные ленты, предотвращающие выброс амортизирующего груза... Электрет вставляется в затвор... В казенной части размещается цилиндр амортизатора... Механизм проверяется... Здесь, на стрельбище, устанавливаются прицелы. Коррекция траектории по дальности не требуется — снаряд летит по прямой, пока не испаряется. Дальнобойность — больше полутора километров. Хотите попробовать?»

Этцвейн поднял оружие, опустил на плечо увесистую трубу. Желтая точка в оптическом прицеле, прямо по центру, указывала место попадания.

«Вставьте обойму в это гнездо, опустите рычажок предохранительного зажима. Когда вы нажмете на спуск, цилиндр амортизатора слегка ударит по электрету, тот разрядится, игла вылетит. Приготовьтесь к сильной отдаче — масса снаряда ничтожна, но ускорение чудовищно».

Глядя в линзу прицела, Этцвейн навел желтую точку на стеклянную мишень и нажал желтую пусковую кнопку. Тяжелый, грубый толчок заставил его отбежать на пару шагов. Над полигоном сверкнула белая огненная линия, на долю секунды соединившая дуло с разлетевшейся вдребезги мишенью.

Этцвейн осторожно положил трубу на козлы: «Сколько таких орудий вы можете изготовить?»

«Сегодня будет выпущено только двадцать штук, хотя можно было бы собирать и по шестьдесят в сутки. Гасители отдачи — главная причина задержек. Камень недостаточно прочен. Мы просили срочно реквизировать весь металл, какой найдется в Шанте. Но с поставками не торопятся. Заведующий закупкой материалов сообщает, что металл у него есть, но его не на чем перевозить. Заведующий перевозками утверждает обратное. Не знаю, кому верить. В любом случае металла не хватает».

«Я с этим разберусь, — пообещал Этцвейн. — Вы получите металл в ближайшее время. Тем временем хотел бы предложить вашему вниманию задачу иного рода — пару примерно годовалых детенышей-рогушкоев, уже злобных и опасных, уже чутко реагирующих на присутствие женщин. По-моему, полезно было бы узнать, каким образом и в каких обстоятельствах они стимулируются. Другими словами, как рогушкои опознают женщин — визуально, обонятельно, телепатически? Что их возбуждает?»

«Прекрасно вас понимаю — проблема первостепенной важности. Биологи займутся этим тотчас же».

Этцвейн посовещался с эстетом Бризе, заведующим перевозками, затем с Ауном Шаррахом. Донейс правильно описал происходящее: не отрицая перебоев с доставкой металла в Гарвий, оба руководителя обвиняли друг друга в некомпетентности. Этцвейн подробно изучил причины задержек и заключил, что они объяснялись главным образом неправильной очередностью распределения транспортных средств. Аун Шаррах реквизировал все имеющиеся суда, чтобы обеспечить пищевыми продуктами перенаселенные беженцами приморские кантоны.

«Благосостоянием населения пренебрегать нельзя, — сказал Этцвейн Шарраху, — но прежде всего необходимо уничтожить рогушкоев. Иначе все продукты, местные и привозные, скоро будут потреблять одни рогушкои. Следовательно, доставка металла технистам — превыше всего».

«Я немедленно изменю расписание», — сухо ответил Аун Шаррах. Его любезная непринужденность исчезла, в манерах появилась тревожная резкость: «Я делаю все, что могу — но мне не хватает опыта. Учтите, что я занимаюсь не своим делом».

«Мы все занимаемся не своим делом. Я музыкант, Миаламбер — юрист, Финнерак — каторжник, а Бризе — эстет без определенных занятий. Приходится полагаться на врожденное разнообразие способностей».

«Допустим, — кивнул Аун Шаррах. — Слышал, что вы перевернули вверх дном старую Дискриминатуру».

«Там все изменилось. Шант меняется — надеюсь, к лучшему».

Рогушкои заполонили центральный северный и северо-восточный Шант, беспрепятственно бродили почти по всему Кансуму и по большей части Марестия, часто появляясь в Пурпурных каньонах и разоряя кантон Преданий. Они пытались переплыть широкую реку Мауре, чтобы подобраться к Зеленым Утесам, но каждый раз местные ополченцы, выплывая на рыбацких лодках, забрасывали рогушкоев гранатами, начиненными декоксом. В воде рогушкои были беспомощны — людей окрыляла возможность учинить жестокую расправу над вездесущим и непобедимым противником.

Успех, однако, был иллюзорным. Рогушкоев не волновали ни собственные потери, ни ликование ополченцев. После третьей неудачной попытки переправиться вплавь рогушкои промаршировали сорок пять километров вверх по долине Мауре до Опаловой отмели, где глубина реки составляла не больше метра, и стали переходить ее вброд плотной, бесконечно тянущейся колонной. Ясно было, что они намеревались взять штурмом Зеленые Утесы и Одинокий Мыс, сокрушив сопротивление в Гальванде и Глиррисе, и таким образом зажать выжившее население в тиски между наступающим с юго-запада полчищем и рогушкоями, уже обосновавшимися в Азуме. Тем временем были бы уничтожены миллионы мужчин, миллионы женщин оказались бы в плену. Весь северный Шант превратился бы в пепелище, населенное голодными, пожирающими все живое толпами безостановочно размножающихся меднокожих тварей — катастрофа немыслимых масштабов!