Деревенская история

Обе женщины обиженно замолчали и продолжили сидеть в машине, не предпринимая никаких дальнейших действий. Парило – видимо, к дождю. Металлическая крыша автомобиля быстро нагрелась под палящими солнечными лучами. В салоне автомобиля, несмотря на открытые окна, становилось невыносимо душно и жарко.

Мимо по дороге неспешно прогуливался Николай Степанович. Он шёл, насвистывая весёлую песенку. Заметив жёлтый автомобиль, он остановился напротив него и принялся беззастенчиво разглядывать машину и сидящую за рулём женщину. Женщины не видели его, так как их головы были от обиды повёрнуты в разные стороны, но никак не на дорогу. Поняв, что его не замечают, Берестов подошёл к машине и, наклонившись к окошку, произнёс: – Здравствуйте!

– Ой, мамочки! – подпрыгнула от неожиданности Ирина Николаевна. – Здравствуйте!

– А вы, стало быть, новый жилец? – улыбаясь, спросил Николай Степанович.

– Да, – ответила учитель. Ей не очень хотелось общаться с данным субъектом. Она была поражена его бестактностью, но прервать диалог не могла из-за слишком правильного воспитания.

– Хороший дом, – сказал Берестов, расстегнув верхнюю пуговицу на телогрейке. – Здесь раньше бабка Тоня жила. Померла, правда. Долго мучилась, а смерть-то всё к ней не приходила. Помнится, пёс у Иваныча завыл ночью, я тут же и подумал, что преставилась бабка. Ну слава богу, как говорится, отмучилась, – с этими словами Николай Степанович перекрестился.

– Слышь, дед, – подала с заднего сиденья голос Штольц, не в силах слушать больше этот набор слов, – тебе чего надо?

Берестов только сейчас заметил, что в машине находится ещё один человек. Он вновь широко и нелепо улыбнулся.

– Да вот познакомиться хотел. Стало быть, соседи будем. Деревня-то небольшая, мы тут все друг друга знаем. Меня вот Николай Степанович зовут.

– Ирина Николаевна.

Штольц демонстративно промолчала.

Николай Степанович постоял ещё несколько секунд, а потом, поняв, что разговор закончился, отвесил полупоклон, развернулся и пошёл по своим делам.

– Странный какой-то, – произнесла тихо Побелкина.

– Ага, больной, – констатировала Нина Михайловна.

– С чего ты взяла?

– Вон в телогрейке в такую жару ходит и не потеет.

– Да, это не нормально. И как думаешь, чем он болен?

– Да ничего серьёзного, просто идиот.

Берестов, который успел отойти от машины метров на пять, внезапно развернулся и вновь зашагал к женщинам.

– Я извиняюсь, – произнёс он, подойдя, – но мне кажется, вы в забор врезались.

– Да ты что! – выпучив глаза, наигранно произнесла Нина Михайловна. – И как ты это понял?

– Ну как же, видно же, – ответил Николай Степанович. Он вдруг почувствовал какую-то неловкость в разговоре. – Может, помочь чем?

– Помоги. Помолись за нас.

– Я дико извиняюсь за свою подругу, – встряла в диалог Ирина Николаевна. – Спасибо за предложенную помощь, но мы справимся сами.

Берестов снова улыбнулся и зашагал прочь.

– Ты чего такая злая? – обратилась к ней с претензиями учитель.

– Я злая? Да я сама доброта!

– Ты же людей ненавидишь?

– Я? Да я их обожаю. Особенно после смены в поликлинике, когда примешь человек пятьдесят, выслушаешь все их жалобы, прям потом под вечер каждого встречного расцеловать от избытка любви хочется.

– Но ты же уже не работаешь?

– Но память-то во мне жива!

– Это называется профдеформация, – произнесла Ирина Николаевна.

– Хватит умничать, пойдём уже заселяться, – сказала Штольц.

Побелкина завела машину и отъехала на два метра от забора. Затем вышла из неё и помогла выбраться подруге. Женщины обошли автомобиль и осмотрели задний бампер. На нём красовалась внушительная трещина.

– Фигня, – сказала Нина Михайловна, – скотчем заклеим, и как новенькая будет.

– Ну да, – тяжело вздохнула учитель.

Следующие два часа женщины были заняты тем, что перетаскали вещи в дом, вымыли окошки, полы и заварили ароматный чай. Уютно расположившись на небольшой кухоньке, Штольц и Ирина Николаевна пили чай с печеньями. За окном на улице заметно потемнело, небо заволокло тучами, и в деревне наступила тишина. Совсем близко сверкнула молния. Спустя пару секунд раздался раскат грома такой силы, что стёкла в окошках зазвенели. Женщины от неожиданности подпрыгнули. Сразу и без предупреждения на деревню обрушился ливень. Стремительные капли дождя прибивали летнюю пыль, громко стучали по крыше, скользили по стёклам окон.

– Ну вот, дождь пошёл, – грустно произнесла Ирина Николаевна.

– А что тебе дождь? – спросила подруга.

– Да на речку хотела сходить, а теперь дома до вечера придётся сидеть.

– А может, бахнем, так сказать, новоселье отметим? – подмигнув, предложила Штольц.

Побелкина удивлённо на неё взглянула.

– У меня как раз бутылочка завалялась, больной один в знак благодарности дарил, вот мы её сейчас и употребим, – произнесла Нина Михайловна и удалилась в комнату – искать в своих обширных сумках заветный презент.

Через пару минут поисков и ругани женщина вернулась на кухню и гордо водрузила на стол бутылку коньяка.

– Армянский, – пояснила Нина Михайловна, откупоривая ёмкость. – «Шираз» называется.

– Ованес Шираз был классик армянской поэзии, – просветила подругу Побелкина, наблюдая, как та наполняет рюмки.

– Ну тогда за поэзию, – предложила тост Нина Михайловна, поднимая рюмку.

Женщины чокнулись и выпили. Дождь за окном усилился.

– Помнится, работала я с одной коллегой в молодости, – начала рассказывать Штольц, громко хрустя печеньем, – так вот она очень выпить любила. Ну чуть ли не каждый день в больницу пьяненькая приходила. И ведь что самое удивительное: не пахло от неё спиртным. Ходила весёленькая, розовенькая, видно, что только недавно на грудь приняла. Ей заведующая говорит: дыхни, она дышит, а запаха алкоголя нет.

– А такое возможно? – удивлённо спросила Ирина Николаевна.

– Возможно. Правда, потом секрет-то её раскрылся. Она поутру водку через клизму вводила.

– Это как?

– В грушу наливала и в прямую кишку вставляла. Алкоголь там всасывался, дамочка эта получала нужный эффект, а изо рта выхлоп нулевой.

– Ужас какой! И что потом с ней стало?

– Да ничего, – ответила терапевт, вновь наполняя рюмки. – Попросили её вежливо на работу больше пьяной не приходить, она обиделась и уволилась. Сейчас в платной клинике работает. А что, специалист-то она хороший, несмотря на пагубную привычку.

Побелкина взяла в руку рюмку и спросила:

– За что пьём?

– А за новоселье.

Выпили. Голова у Ирины Николаевны зашумела и слегка закружилась. Дело в том, что учитель употребляла алкоголь мало, в основном по праздникам. Один бокал шампанского на Новый год, один на день рождения и один на День учителя, вот в основном её привычные дозировки. Встречаясь с подругой, могла позволить себе выпить пару бокалов красного полусладкого вина, но не больше. Крепкие напитки не жаловала и пила их крайне редко, так как быстро пьянела, наутро мучилась головной болью и похмельем. Была и ещё одна причина. В пьяном состоянии, Ирина Николаевна срывала с себя маску культурной и интеллигентной женщины и могла вытворять немыслимые вещи, за которые на следующий день ей было очень стыдно. И что самое страшное – Нина Михайловна, которая употребляла алкоголь любой крепости в больших количествах, всегда поддерживала Побелкину во всех её пьяных безобразиях.