Деревенские истории

– Тятя и мама, не судите меня строго, я беременна.

Тишина нависла в комнате, густая и грозная. Мать заревела в голос, отец одёрнул:

– Раньше надо было сопли размазывать, раньше! Кто он?

Все притихли.

– Папа кто, я спрашиваю? Хозяин?

Валентина молчала. Отец кивнул:

– Я так и думал. А ты, Галина, с ним разругалась – не по тому ли поводу? Тоже, небось, домогался?

Галина стиснула зубы:

– Нет, тятя, не домогался, он месяц назад меня уговорил, кольца купил и сказал, что завтра сватов направит.

Мать завыла, закрывшись фартуком, запричитала, Артём Сергеич одёрнул её опять, хотя сам словно обмер:

– Да что это такое, за что такой позор на мою голову!? Вы, молодые, умные, неужто не видели, что кобель он беспривязный? Как можно было довериться такому кабану? Побрякушками соблазнил? Я за вашей матерью год ходил, до свадьбы прикоснуться стеснялись, а вы в кого такие, что с похотью своей сладить не могли?

Дочери упали перед ним на колени:

– Прости нас, тятя, и ты, мама, прости. Я про Валю не знала, а он жениться предложил, кольца купил.

– И я, тятя, не от похоти, а нравился он мне, ухаживал, я думала, что тут моё счастье.

Артём встал на колени рядом с дочерьми, обнял обеих, заплакал:

– Простите меня, девчонки, за грубые слова, не со злобы, а с горя. Обманом, не насилием, раздавил меня этот урод. Дочери мои, я всегда говорил, что проще всего обмануть честного простого человека, потому что он сам про обман не имеет никакого понятия. И вы на этом попались. Не думайте, я вас проклинать не буду, я ему отомщу за поруганье наше.

Артём Сергеич подошёл к жене, тронул за плечи:

– Варюша, перестань, девчонкам и без того тяжело. С завтрашнего дня к нему на работу ни ногой. Валентина, если надумаешь родить, решай, если в больницу поедешь, смотри, чтоб аккуратно. Идите к себе, нам с матерью поговорить надо.

– Ну, что, сестрица, ехать мне в больницу? – спросила Валентина. – Ехать, ничего другого не будет. Не хочу я такого ребёнка и чтоб отец таким подлецом был.

Галя обняла сестру, тихонько плакала, шептала:

– Почему мы такие глупые? Ну, ладно я, тюхтя, верю всякому зверю, а ты ведь строгая и серьёзная.

Валентина грустно усмехнулась:

– Казалась, наверное, строгой, а как по головке погладили, сразу ручная стала. Если честно, Галя, он мне давно нравился, может, потому и получилось так.

Гале не совсем удобно было задавать этот вопрос, но насмелилась:

– Вы долго встречались?

Валентина усмехнулась:

– Три месяца. А потом он на тебя переключился, я поняла, только говорить ничего не стала, ты же вообще казалась недоступной. Он, правда, свататься обещал? Вот скотина! Уже до последней черты дошёл.

Галина вытерла слезы:

– Я у него только раз и была, а наутро сразу заметила в его поведении перемену. Какие там кольца, он даже шутить над вчерашним пытался. Потом все время зазывал, видно, не подыскал замену.

Валентина спросила:

– Ты ему про сватовство не напоминала?

Сестра возмутилась:

– Как можно? А сегодня не удержалась, выплеснула все, ключи от всей души в морду кинула.

Валя остановила:

– Подожди, отец про месть говорил – что он хочет сделать, как ты смотришь?

Галя плечами пожала:

– Ума не дам. Не убьёт же он его? Да и как? У тяти и ружья нет.

Валентина злорадно улыбнулась:

– Э-э-э, не скажи, отец наш не столь прост. Только бы не натворил чего.

Наговорившись и успокоившись, сестры уснули, а утром их разбудили громкие разговоры на улице. Валя накинула халат и вышла на кухню. Никого нет. Вышла во двор, рядом стоят с десяток женщин.

– Это же надо – в один миг и дом, и магазин.

– Неужто никто не видел?

– Это конкуренты, точно, товар не поделили.

– Дак ведь как толково подпалили: с ветреной стороны полыхнуло, а когда пожарка пришла, тут и делать уж нечего.

– А Прошка-то выскочил?

– Сказывают, дома не было, тем и спасся.

Валентина бегом убежала в дом, Галя тоже в халате, ждёт. Валентина шёпотом передала уличные разговоры.

– А тятя где?

Обе побежали во двор, мать вернулась с улицы:

– Слыхали, что творится в деревне?

– Тятя где? – в один голос крикнули сестры.

– У себя в мастерской, вроде улей колотил.

Девчонки бросились к мастерской, открыли дверь, отец привычно стоял за высоким верстаком, соединял непослушные дощечки улья.

– Что вы прискакали? Завтракать позвать?

Девчонки в голос:

– Тятя, ты разве не знаешь? У Прохора магазин и дом сожгли.

Отец даже не удивился:

– Ну вот, теперь знаю. Дочиста все сгорело?

– Говорят, до фундамента.

Артём Сергеич отложил недоделанный улей, отряхнул рабочую курточку:

– Два пожара враз случайно не бывают. Значит, крепко кому-то досадил Прохор Григорьевич. Ладно, наше дело сторона, пошли завтракать.

Следователи вызывали обеих сестёр, но спрашивали, как продавщиц, даже намёка на то, что у них могут быть личные мотивы. Значит, умолчал Прохор, хотя подозрения на сестёр у него явно были. Через три дня следователи уехали, так ничего и не выяснив. А ещё через неделю калитку старшего Канакова открыл Артём Сергеич. На дворе никого, пришлось крикнуть хозяина. Григорий Андреевич спустился с крыльца, подал руку, поздравствовались.

– В дом не приглашаю, Артюха, жена лежкой лежит, угробят её детки наши. Пошли в избушку, там у меня тепло и тихо, можно поговорить о чем угодно, никто не услышит.

Вошли, сели у стола, напротив друг друга:

– Помнишь, Григорий, я к тебе приходил, просил девчонок моих пристроить, чтоб на учёбу накопили. Пристроил. Сын твой Прохор их обеих совратил.

Канаков встал над столом:

– Врешь! Артюха, скажи, что ты пошутил!

– Какие шутки, Григорий Андреевич, когда столь горя. Валентина беременна, а Галину он с месяц назад обмалахтал, убедил, что завтра сватов пришлёт. Она и губу раскатила, золотое кольцо впервые в жизни примерила. А наутро он её же и высмеял. Короче говоря, вчера я узнал об этом позоре и спалил дом Прошки и магазин. Сжёг бы и второй, но он кирпичный. А теперь сдавай меня милиции, Григорий, только раскаиваться мне не в чем.