Дерево Джошуа. Группа ликвидации

Мое внимание привлек шорох в кустах под окном: на освещенном пятачке невдалеке появилась Лу Тейлор. Она, надо думать, оставила пальто в номере. В своем черном платье — да еще с темными волосами — она была почти неразличима во тьме. Когда я заметил ее, прятаться мне было поздно. Она уже устремила взгляд на окно, в котором моя рожа сверкала, точно неоновая вывеска на фоне темной комнаты. Она обернулась, чтобы предупредить своего спутника, но он не ожидал ее сигнала. Он вышел из кустов и выпрямился — я тут же узнал в этом похожем на футболиста здоровяке человека, которого я встретил в ее гостиничном номере в Стокгольме: Джим Веллингтон…

Я стоял и смотрел на них. Осознав, что их заметили, они преспокойно продолжили разговор, вероятно начатый еще в кустах. Она о чем-то спрашивала. Он не ответил, развернулся и исчез в кустах. Она направилась по освещенному тротуару к отелю, как видно, не рискуя подвергать опасности свое дорогое платье, нейлоновые чулки и выходные туфельки в темных зарослях. Она зашла за угол, ни разу не взглянув на меня.

В комнате становилось прохладно. Постель привлекала меня не более чем раньше. Я нашел свой халат, надел его и включил свет. Мой взгляд упал на кассеты с отснятой сегодня днем пленкой, которые я выставил на комод: пять цветных и три черно-белых. Это вовсе не означает, что я нашел больше интересной натуры для цветного «кодак-хрома» — напротив, меньше, но цветная пленка не так надежна, как черно-белая, и поэтому я по старой привычке страхуюсь, когда снимаю в цвете, делая два дубля — один с короткой выдержкой, другой с чуть более длинной. Так выходит дешевле: в случае чего не приходится возвращаться и переснимать..

Улов за день работы был скудным, а это означало, что я не вложил в работу душу. Если съемки действительно захватывают меня, я могу нащелкать втрое — впятеро больше кассет за день и не чувствовать усталости. Но сейчас мне приходилось снимать по указке, так что у меня не было никакого интереса подойти к делу творчески.

Стук в дверь не заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Я слышал ее шаги в коридоре. Я пошел в прихожую и впустил ее. Закрыв за ней дверь и обернувшись, я увидел, что она осматривает на свету свои чулки — не поехали ли — и платье — не запачкалось ли. Она была в том же плотно облегающем джерсовом платье, которое надела к ужину в Стокгольме — с большим атласным узлом на бедре.

— Я думала, вы спите, — вяло сказала она.

— Я как раз собирался заснуть, но ваши шаги меня разбудили. Интересно, что это Веллингтон поделывает в Кируне?

Она испытала секундное замешательство.

— Так вы его узнали?

— Мужчину таких габаритов трудно не заметить.

Мне вдруг пришло в голову, что из всех мужчин, виденных мною в Швеции до сего момента, Джим Веллингтон был единственным здоровяком, который мог приклеить себе накладную бороду и издавать рокочущий хохот: он вполне соответствовал данному Хэлом Тейлором описанию Каселиуса.

Лу Тейлор отвернулась. Она подошла к комоду и стала рассеянно переставлять кассеты с пленкой. Наступило молчание,

— А если я скажу, что это не ваше собачье дело — то, что он делает здесь? — произнесла она наконец.

— Я бы мог не согласиться с вами, — сказал я. — Но все равно я ничего тут не могу поделать, правда?

Она взглянула на меня через плечо и неуверенно взяла одну кассету.

— Это все вы сняли сегодня? Я и не думала, что так много получалось.

— Это не много, — возразил я. — Видели бы вы, как я работаю, когда по-настоящему увлечен.

— И что вы теперь будете с ними делать? Вы их сейчас и проявите?

— Нет. Цветные в любом случае надо отдать в лабораторию в Стокгольме. Я сам не могу их проявить. А черно-белые я сохраню, пока не найду подходящих условий для работы, оборудование и химикаты. Возможно, в Стокгольме мне удастся арендовать на несколько часов фотолабораторию. Терпеть не могу сидеть, обливаясь потом, в гостиничном стенном шкафу. — Помолчав, я спросил: — Вы что-то должны этому Веллингтону?

Она поставила кассету на место и медленно обернулась ко мне. Все было просто и ясно. Мы уже неплохо знали друг друга. Я застукал ее и мог теперь часами задавать ей кучу дурацких вопросов, заставляя придумывать на ходу кучу столь же дурацких ответов. А в итоге — ничего. Мы будем так же стоять, глядя друг на друга, перебрасываться бессмысленными репликами, но так ничего и не выясним. Оставалось, правда, еще кое-что, что нам обоим хотелось узнать, и узнать это можно было одним-единственным способом.

— Пожалуй, нет, — медленно произнесла она. — Я бы не сказала, что должна что-то Джиму Веллингтону. А потом, все еще не сводя с меня глаз, добавила: — А ведь вы притворялись, будто я вам совсем не нравлюсь?

— Да, — ответил я. — Это правда. Притворялся. У меня было намерение иметь с вами сугубо деловые отношения.

— А это, — сказала она, шагнув ко мне, — было довольно-таки глупым намерением. Вы так не считаете?

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

То была Страна полуночного солнца, и хотя для этого зрелища сезон уже прошел — такое происходит только в середине лета, — темнело здесь очень поздно, а светало очень рано. Скоро на эту землю падет долгая зимняя ночь — но до этого было еще далеко. Нам показалось, что свет за окном забрезжил очень быстро.

— Мне лучше вернуться к себе в номер, милый, — сказала она.

— Не спеши, — сказал я. — Еще очень рано, да и шведы народ терпимый.

— Мне было так одиноко, милый! — Помолчав, она шепнула: — Мэтт…

— Да?

— Как, по-твоему, нам к этому относиться?

Я обдумал ее вопрос:

— Ты считаешь — сугубо с юмором?

— Да. В таком духе. А ты как хочешь?

— Не знаю. Надо подумать У меня не большой опыт в таких делах.

— Я рада. У меня, между прочим, тоже. — Помолчав, она добавила: — Полагаю, мы сможем отнестись здраво и спокойно к тому, что случилось.

— Во-во! — сказал я. — Это как раз по мне. Здраво и спокойно.

— Мэтт!

— Да?

— Как же это мерзко — то, чем мы занимаемся!

Не надо было ей так говорить. Этим было сказано все — о нас обоих. Этим она себя выдала и все испортила, а ведь как все хорошо начиналось. Мы так тщательно, так добросовестно разыгрывали свои роли: одна реплика сменялась другой, все шло без сучка без задоринки, никто из нас не пропускал своих строчек. И вдруг, точно сентиментальный дилетант, она взяла да и нарочно сорвала так хорошо начавшийся спектакль. Мы вдруг перестали быть актерами. Мы перестали быть преданными своему делу агентами, или роботами, умело действующими на той почти вымышленной территории, которая располагается на границе с реальным кровопролитием. Мы превратились в двух самых обычных голых людей, лежащих вместе в одной постели.

Я приподнял голову и взглянул на нее. Ее бледное лицо словно впечаталось в ослепительно белую подушку, а короткие темные волосы уже не были плотно зачесаны над торчащими ушками. Теперь они немного растрепались — и это ей ужасно шло. Она была чертовски симпатичная девушка — такая стройненькая, аккуратненькая. Ее обнаженные плечи здесь, в холодном номере, казались еще более нагими. Я натянул одеяло ей под подбородок.

— Да, — сказал я, — но нам незачем усугублять ситуацию.

— Мне нельзя верить, Мэтт. И не надо задавать никаких вопросов.