Деревянные актёры

Заспанная Марта, кутаясь в платок, уже бежала за фрау Эльзой по дорожке. Мы с Паскуале пустились вдогонку. Мейстер Вальтер остался один курить свою трубку на ступеньках павильона.

Мы взошли по боковой каменной лестнице, мимо белых безглазых статуй. Вдоль второго этажа шла крытая галерея, уставленная деревьями в кадках. Дикий виноград вился по решётке вдоль стены.

– Уж вы расскажите нашим в деревне, какую роскошь видели! – твердила тётя Эмма. Ей очень хотелось, чтоб её земляки знали, у каких знатных господ она служит. – Ах, мейн готт! Ребята наследят на полу, какие у них грязные башмаки! Снимите их, снимите сейчас!

Башмаки у нас, правда, были мокрые и грязные. Мы сняли их, взяли в руки и пошли на цыпочках в одних чулках. Круглая дырка, как маленькая луна, засверкала на пятке Марты.

– Вот здесь спальня баронессочки! – говорила тётя Эмма, подводя нас к открытому окну, выходившему на галерею.

Там в занавесках розового тюля блестели витые колонки кровати. Розовый диван, розовый ковер – всё было розовое…

– А вот здесь – подарки! – Толстуха спешила к другому окну. – Красиво, правда?

Запахом тепличных цветов пахнуло из окна. Гирлянды цветов свешивались даже с потолка.

– Вот там, на кресле, голубая парча на платье, подарок фрау баронессы. А там – подарок бабушки, серебряный туалет. Смотрите, какое зеркало! А вот на столике – сервиз из саксонского фарфора, весь в позолоте, чего только он стоит! Это подарила графиня Мисбах, она уже сейчас сватает нашу баронессочку за своего сына, графа Морица, вы увидите его на празднике… – не умолкая трещала ключница.

– Пеппо, – прошептала Марта, – взгляни, какие там куклы… ох! – Марта захлебнулась от восторга.

Их было пять. Они сидели в маленьких креслах вокруг столика с маленькой фарфоровой посудой. Их высокие прически были украшены бантами и цветами. Узорные блестящие робы топорщились вокруг неподвижных рук.

– Глаза, ты посмотри глаза – даже с ресницами! – шептала Марта. – А туфельки! А веер в руках у той – в жёлтом! Даже сережки в ушах! А личики какие нежные!

– Из чего они? Верно, не из дерева, – сказал Паскуале.

– Из лайковой кожи, – решил я. – Знаешь, внутри набиты трухой, а сверху раскрашены. Только для театра они не годятся…

– Почему не годятся? Подвяжи нитки – и будут годиться, – заспорил Паскуале.

– Да нет, они ведь мягкие, – значит, ходить плохо будут, – возразил я.

– А вот здесь будет завтрак! – говорила тётя Эмма. Тут послышался во дворе стук колес и звон бубенчиков.

– Едут, едут! – закричала тётя Эмма. – Ступайте, ступайте отсюда!

Во двор уже въезжала маленькая голубая карета, запряженная рыжими лошадками, а за ней, громыхая и блестя, катились другие экипажи.

Мы опрометью бросились с галереи. Паскуале на бегу толкнул меня локтем. Один башмак вырвался у меня из рук и упал в кусты сирени. Я не сразу нашёл его в густой листве, а когда нашёл и оглянулся, на лестницу пёстрой толпой уже всходили гости. Тётя Эмма низко приседала перед ними.

Я сунул ногу в свой мокрый башмак и побежал к павильону.

ГЕНОВЕВА

– Иозеф, погляди, которая из них баронессочка? – шептала Марта. – Мне кажется, вот эта, хорошенькая!

– Да нет же, – спорил Паскуале, – эта в розовом, а толстуха говорила, что та в белом. Вон, вон, какая-то важная пришла, – верно, эта!

– Ох, Пауль, она такая некрасивая, – огорчилась Марта.

В узкую щёлку между синей материей и каменной колонной мы разглядывали зрителей.

Никогда ещё не видал я таких ребят! У девочек на головах, как копны сена, высились прически, приплюснутые сверху шляпкой вроде блюдечка. Их атласные юбки были похожи на бочонки.

На мальчиках топорщились бархатные и парчовые кафтанчики, а на затылках мотались косички, совсем как у взрослых дворян.

– Мсье Дюваль! Мне отсюда не видно! Мсье Дюваль, Фрицци толкается! – кричали они на разные голоса.

Их рассаживал по скамейкам бледный молодой человек с чёрными волосами и высоким лбом.

Впереди вертелась девочка в белом атласном платье. У неё прическа была выше всех, нос длиннее всех носов, а подбородок торчал, как у Пульчинеллы. Это была баронессочка.

– Смотри, смотри, она ущипнула ту, в розовом, и веер у неё отбирает! – волновалась Марта. – Ой, они дерутся! Неужели баронессочка дерётся?

Баронессочка вырвала из рук подруги перистый веер и била её по рукам.

– А этот чёрный подошёл, смотри, уговаривает… Учитель он, что ли… – шептал Паскуале.

– Да, уговоришь её! Видишь, плечом дёрнула и пошла, а веер не отдала… вот злюка!.. – рассуждал я.

– А та, хорошенькая, плачет, – вздохнула Марта.

Лакеи принесли бархатные кресла и поставили их в первый ряд. Баронессочка побежала навстречу высокому старику с лентой через плечо. Он вёл под руку маленькую худую даму с зелёным пером на голове. В ушах у неё болтались длинные серьги, а на морщинистой шее сверкало ожерелье.

Старый дворецкий в рыжей ливрее бросился поправлять подушки на кресле.

Старик с лентой уселся, скривил снисходительной улыбкой губы и приложил лорнет к глазам. Толстая дама в красном, волоча за собой бархатный шлейф, подвела к нему длинного, прыщавого мальчика.

– Мой сын Мориц! – сказала она.

– Этот с лентой – сам герцог! – сказал мейстер Вальтер, глянув в щёлку.

– Ой, – ахнула Марта, – сам герцог! Ой, мне страшно, как я буду водить перед ним Геновеву? – Она побледнела и прижала руки к щекам.

Мейстер Вальтер нахмурился.

– Трусиха! Стыдно тебе! Ты знай свое дело делай, всё равно кто перед тобой: герцог или сам сатана!

Шелка шуршали, перья колыхались, баронессочка обмахивалась веером.

– Начинай! – громким шепотом сказал дворецкий, просунув голову к нам за занавеску, и, вытянувшись, стал в сторонке.

Фрау Эльза ударила по струнам арфы. Я поднял занавес.

– Не уезжай, Зигфрид! Не оставляй меня одну в этом суровом замке! Как я буду тосковать без тебя.

Голос Марты звучал нежно и жалобно. Синеглазая Геновева простирала руки к рыжебородому Зигфриду в серебряном шлеме. А Зигфрид отвечал ей голосом мейстера Вальтера:

– Я иду на войну. Я веду на врагов мое храброе войско. Не грусти, прекрасная Геновева! Мой лучший, мой верный друг Голо будет твоим защитником без меня.