Деревянные актёры

Мне хотелось смеяться, кричать, прыгать козлом. Люди толпились у лавок, суетились, размахивали руками. Никто не знал, что я вырезал Пульчинеллу, ни у кого из них не было такой чудесной игрушки!

Я посасывал порезанный палец, не ощущая боли. Вкус крови даже казался мне приятным. Тётка Теренция отняла у меня ножик, но это не беда. Я достану себе ножик – выпрошу у кого-нибудь, или куплю, или украду! Я ещё вырежу Пульчинелле круглые, весёлые глазки!

Мы прошли переулками на узкий канал, сжатый с двух сторон высокими домами. Видно, здесь жили богатые господа. На балконах висели красивые пёстрые ковры, тяжёлые резные двери выходили на каменные крыльца. Мы поднялись на горбатый мостик.

В это время к одному крыльцу с каменными львами по сторонам подплыла гондола. Гондольер стал крепить причал к расшатанному столбу с золочёной короной на верхушке. На крылечко вышел старый лакей на согнутых худых ногах и помог выйти из гондолы толстому, короткому человечку в чёрной сутане и лиловых чулках.

– Господин аббат приехал! – пробормотала старуха и ускорила шаги.

Мы чуть ли не бегом спустились с мостика, свернули в переулок и вошли во двор. Что это был за двор! Грязный, вонючий, заваленный мусором, покрытый помойными лужами, окруженный сырыми, облупленными стенами!

Старуха подобрала юбки и быстро зашагала к дому. Прямо против ворот было каменное крылечко с неровными, замшелыми ступеньками. Дубовая дверь висела криво на одной петле. Перед ней сидел какой-то бледный мальчишка, держа в руке старый сапог.

– Ступай на кухню, Паскуале! Господин аббат приехал! – крикнула старуха, проходя мимо. Мальчишка высунул ей вслед язык и не двинулся с места.

Мы прошли в угол двора к низенькой дощатой дверце. Старуха сердито толкнула её плечом. На меня пахнуло плесенью. Здесь была подвальная кухня, сырая и тёмная. Низкое окошко, пробитое в стене почти на уровне земли, пропускало мало света. В полумраке я едва разглядел стол, заваленный грязной посудой, большую печь под закопченным колпаком и помятые оловянные миски на полках.

– Ленивый чертёнок! Опять ничего не прибрал! – заворчала старуха, выкладывая рыбу на стол. – Пойдёшь мимо, скажи ему, чтоб тотчас же шёл на кухню, а то плохо ему придётся!

Тут за дверью, ведущей внутрь дома, зашаркали шаги, и дребезжащий голос сказал:

– Барбара, господин аббат тебя зовет!

– Иду! – откликнулась Барбара. Она сунула мне в руки пустую корзину и выпроводила за дверь.

Выйдя на двор, я зажмурился от дневного света.

Мальчишка всё ещё сидел на крылечке, вертя в руках старый сапог. Никогда я ещё не видел такой бледной рожицы и таких светлых волос. Даже брови и ресницы были у него светлые, как солома. Острый нос и узенький рот делали его похожим на цыпленка. Я подошёл к нему. Он скорчил рожу и пропищал:

– Ну что, попало тебе от Барбары?

– Нет, не попало. А тебе уж наверное попадёт. Ступай скорее на кухню, она тебя зовет!

Мальчишка только свистнул и опять занялся сапогом. Рядом с ним на ступеньке лежали стоптанные маленькие башмаки.

– Говорю тебе, ступай на кухню!

– Успею, – сказал мальчишка, и лицо у него стало скучное, как у старика. – Она теперь наверх пошла, к господину аббату. А он её ругает за каждый грош, который она истратила на рынке. И целый час будет ещё ругать.

– Он что – скупой?

– Кто? Аббат? – Мальчишка опять свистнул. – Настоящий скряга! Сам обжирается – и кур жрёт, и индюшек, и пироги, и апельсины… Как только не лопнет! – Мальчишка проглотил слюну. – А нас голодом морит. Барбара хитрая – припрячет корки и косточки и ест их ночью. И старого Гвидо угощает. А мне они ничего не дают. Не буду я им прислуживать!

Он нагнулся над сапогом. Тут я увидел у него в руке ножик. Это был старый ножик с выщербленной ручкой, с почти сточенным лезвием, но, как видно, он был острый. Таким ножом я мог бы вырезать глазки Пульчинелле!

Мальчишка просунул нож между каблуком и подошвой сапога и старался отодрать каблук, но каблук не поддавался.

– Погоди! – я придержал подошву. – Ну, теперь отдирай!

Он рванул ножик, подошва заскрипела, и каблук отвалился на ступеньку. Из него торчали ржавые гвоздики. Мальчишка радостно подхватил его.

– Зачем тебе это? – удивился я.

– Не скажу! – Он засмеялся и замотал головой.

– Ну, дай мне твой ножик. Не надолго. Я кое-что вырежу.

Он спрятал нож за спину.

– Что вырежешь?

– Пульчинеллу! – сказал я. – Я уже вырезал ему нос. Теперь нужно сделать глазки.

– А ты не врешь? Ну-ка, покажи мне твоего Пульчинелллу!

Мне самому не терпелось похвалиться своей работой. Я сунул руку в свой оттопыренный карман, мальчишка так и впился в меня глазами. Но я не вынул головку – нарочно, чтоб его подразнить.

– А ты скажи, зачем тебе каблук?

– Не скажу!

– А я не покажу тебе Пульчинеллу!

Он покраснел, сморщился и часто-часто замигал,

– Ну, покажи, прошу тебя!

– А ты скажешь про каблук?

– А ты не будешь смеяться? Я покачал головой.

– Тебя как зовут? Джузеппе? А меня Паскуале. Так вот, Пеппо, я приколочу каблук к своему башмаку. У меня будет особенный башмак. Так нужно, потому что… потому что… – он опустил голову, – … у меня плохая нога. А мальчишки на улице надо мной смеются… Когда у меня будет особенный башмак, я убегу отсюда… Понял?

Над нами хлопнуло окно, и Барбара крикнула сверху:

– Паскуале!

Паскуале стал меня тормошить.

– Ну, покажи мне, покажи скорей Пульчинеллу! Пока Барбара не пришла.

Я показал ему головку. Паскуале взглянул на неё и захлебнулся от смеха.

– Ух, какой! И смеется во весь рот!

Я надел головку на указательный палец, а остальные прикрыл тряпочкой. Мой Пульчинелла закивал головкой, замахал ручками. Паскуале взвизгнул, хлопнул себя по коленям и захохотал. Я тоже смеялся, гордясь своей куклой.

– Постой! – сказал Паскуале. – Нужно сделать ему глазки! – Он заковылял к куче мусора.

Тут я увидел, что левая нога у него короче правой – он ступал только на пальцы, а не на пятку. Так вот зачем ему был нужен каблук!

Он порылся в золе и нашёл чёрный уголек. Мы поставили два чёрных пятнышка на месте глаз Пульчинеллы. Мой Пульчинелла сразу поумнел. Казалось, он лукаво смотрит вбок.

– Сделаем ему колпачок! – бормотал в восторге Паскуале. – Смотри! – Он нашёл яичную скорлупу, обломал её по краешку и пришлепнул к головке Пульчинеллы. – Погоди! Погоди! – Чёрное куриное перышко украсило эту белую плоскую шапочку. Пульчинелла был готов – хоть показывай его над ширмами!