Деревянные космолеты (Мир и Верхний Мир - 2)

Толлер погрузился в молчание, снова подавленный мыслью, что за вполне обычным обликом и поведением этой женщины кроется загадочный сверхразум. Не будь на то воля Сондевиры, астронавтам вовек не найти бы с ней общего языка; она просто-напросто снизошла до них, как убеленный сединами мудрец снисходит до игры с двухлетним младенцем.

Он повернул голову к Бартану и снова заметил, что молодой человек выглядит очень странно: лицо задумчивое, если не сказать - угрюмое, взгляд не отрывается от затылка Сондевиры. Почувствовав, что на него смотрят, Бартан изобразил кривую улыбку и поднес к губам мех с бренди. Толлер хотел было остановить его, но юноша так на него зыркнул, что протянутая рука сама собой повернулась ладонью кверху. "Размяк, - подумал о себе Толлер, принимая бурдюк и делая внушительный глоток.

– А что, пора уже, наверно..."

– Эй, Сонди, - проговорил Бартан, как показалось Толлеру, с вызовом, согреться не прочь, а? Как насчет глоточка бренди?

– Нет, Бартан, спасибо. Это не настоящее тепло, да и вкус противный...

– Ну еще бы, - усмехнулся Бартан, больше не тая раздражения.
– А чем ты тут освежалась, позволь спросить? Нектаром и росой? Когда вернемся на ферму, всего будет вдоволь: и росы, и нектара. Только, надеюсь, ты не станешь возражать, ежели я предпочту напитки покрепче.

Сондевира бросила на него умоляющий взгляд.

– Бартан, ты, конечно, вправе требовать, чтобы мы объяснились, но я бы предпочла кое-что сказать наедине...

– Сонди! Мне нечего скрывать от друзей. Давай, милая, объясни нам, что постель принцессы - не для деревенского мужика.

– Бартан, я тебя прошу, не мучай себя понапрасну.
– Сондевира выглядела смущенно, она бы охотно понизила голос, если бы не грохот несущегося на всех парах фургона.
– Я очень изменилась, но люблю тебя по-прежнему. И все-таки мы не сможем быть мужем и женой, потому что... потому что...

– Почему?

– Потому что у меня высший долг - перед всем человечеством Верхнего Мира. Я не желаю лишать мой народ эволюционного будущего. Если я дам начало династии симбонитов, они непременно поднимутся над обычными людьми и вытеснят их в небытие.

Бартан обмер от потрясения, как будто ожидал услышать что угодно, только не это. Но ему хватило сообразительности сразу придумать выход:

– Но ведь не обязательно иметь детей. Есть же способы... непорочная любовь, например, и уйма всяких других... И вообще, на что мне сдалась орава шумных сопляков...

Сондевира невесело рассмеялась.

– Бартан, кого ты хочешь обмануть? Думаешь, я забыла, как ты мечтал о детях? Милый, если повезет и ты вернешься на Верхний Мир, у тебя будет одна дорожка к счастью: взять в жены нормальную девчонку и обзавестись потомством, тоже нормальным, а не помесью бог знает с чем. Поверь, такой удел стоит того, чтобы за него сражаться.

– Такой удел - не для меня, - хмуро проговорил Бартан.

– Милый, тебе не придется выбирать.
– Она умолкла - повозка оглушительно загрохотала на трудном участке пути. Когда шум поубавился, Сондевира спросила: - Ты что, забыл о здешних симбонитах? Если мы сумеем угнать корабль и возвратиться на Верхний Мир, они построят новый и прилетят за мной. Они ни за что не позволят мне родить ребенка. Я убеждена, что на втором корабле будет страшное оружие, и симбониты не задумываясь пустят его в ход.

– Но...
– Бартан провел ладонью по наморщенному лбу.
– ...Но ведь это ужасно! Сонди, что же делать?!

– Допустим, через час я останусь жива... Тогда у меня один выход: взять корабль и странствовать по галактике или даже по разным галактикам, там, куда дальнемирским симбонитам не дотянуться. Мне будет очень одиноко, но нет худа без добра; я многое увижу, прежде чем умру.

– Я полечу с...
– порывисто начал Бартан и тотчас умолк, в глазах отразилась мука.
– Нет, Сонди, не смогу! Я умру от страха. Выходит, я тебя уже потерял...

Толлер знал, что слышит нормальный голос Сондевиры, но слова падали в глубь его существа, и каждая клеточка мозга отзывалась многоголосым эхом, как при телепатическом диалоге, - эхом мечты, которую прежде он гнал от себя, примиряясь с ней лишь на краткие мгновения полетов реактивного истребителя вниз, сквозь игольчатые брызги солнца, навстречу опасности. Вот он - выход, о котором недавно Толлер даже помыслить не смел: до самой смерти идти только вперед, глазами, разумом и душой жадно поглощать все, чего он не знал прежде, - новые планеты, новые солнца, новые галактики; каждый день что-нибудь небывалое, невиданное, неизведанное! Вот оно - будущее, для него одного придуманное творцом вселенной; оно заливает своим сиянием червоточины в недрах его души, и он должен заявить о своем праве, сколь ни малы шансы услышать в ответ...

– А я бы полетел, - прошептал он.
– Возьми меня с собой, пожалуйста.

Сондевира полуобернулась на водительском сиденье, и луч ее разума, точно луч прожектора, заскользил по его мыслям. Он безмолвно, оцепенело ждал ответа.

– Толлер Маракайн, я тебе уже говорила: твое оправдание полета на Дальний Мир неубедительно; Однако причина твоего желания покинуть его вызывает у меня сочувствие. Я не хочу ничего обещать, ведь через несколько минут все мы, возможно, погибнем, но если ты все-таки отобьешь у симбонитов корабль, вселенная будет твоей.

Толлер заморгал, чтобы удержать слезы, и не сказал - выдавил, превозмогая судорогу в горле:

– Спасибо.

Вал кратера оказался низким, он почти сливался с окружающей равниной и нигде не поднимался выше горизонта. Скудость освещения вкупе с дождевой завесой сводила видимость почти на нет, и до стоянки космолета оставалось не больше мили, когда наконец Толлеру удалось заметить оборонительное сооружение - высокую ограду, о которой предупреждала Сондевира. С такого расстояния ее тусклый серый эллипс был едва различим, но подзорная труба, почти бесполезная из-за тряски фургона, все-таки показала Толлеру темное утолщение предполагаемого входа. Оно и оказалось входом - несколько позже Толлер разглядел ворота, загороженные по меньшей мере двумя паровыми фургонами. Поблизости от них мельтешили крошечные черные пятнышки дальнемирцы.

– Ворота трогать не будем, проломим ограду, - сказал он Сондевире, пряча подзорную трубу.
– Можно еще сильнее разогнать фургон?

– Да, но на такой местности ось вряд ли выдержит.

– Придется рискнуть. Если не пройдем через ограду, то вообще никуда не пройдем.

Он повернулся к своим людям и сразу понял, что им не по себе - на его памяти так всегда бывало в последние минуты перед боем. У Бартана лицо так побледнело, что почти светилось, и даже Врэйкер с Беризой - знатоки искусства убивать с большого расстояния - излучали мрачность и неуверенность. Только Завотл, деловито проверяющий мушкет, казался невозмутимым.

– Ничего наперед не задумывайте, - посоветовал им Толлер.
– Поверьте, в таком деле лучше всего довериться руке, держащей меч, - она сама все обдумает и сделает верный выбор. А теперь уберите с фургона чехол.

В считанные мгновения грубая ткань была сорвана и сброшена с кузова, который ужасающе кренился и подскакивал на ухабах. На легко одетых пассажиров обрушились потоки ледяной воды.

– А еще запомните вот что.
– Толлер глянул на затянутые тучами небеса и состроил гримасу отвращения.
– Уж лучше пасть в бою, чем жить в этом проклятом мире и постепенно превращаться в рыбу.