Деревянный каземат
Шрифт:
Над головой шелестели деревья. За гаражами визжали дети, уже обалдевшие от бесконечно длинных каникул; два парня у соседнего подъезда пили пиво, пока третий безуспешно пытался дозвониться по мобильному телефону. Все здесь было не так, как в ее «склепе» с неумолимыми правилами ТБ на облупившейся стене – Аревик только сейчас поняла это. Нет, домой она не пойдет – она будет просто гулять; пойдет, куда глаза глядят, и не станет ни о чем думать.
Солнце висело еще достаточно высоко, поэтому, как и большинство прохожих, она выбрала теневую сторону. Глядя на «чистые», и потому симпатичные лица, Аревик думала, за какие же грехи судьба уготовила ей такое уродство, что даже в зеркало лучше смотреться лишь при крайней необходимости? Разумного объяснения не находилось. К тому же она привыкла
Но сегодня происходило нечто особенное – ей стало душно во всем этом, захотелось воздуха. Но не будет же она, как маленькая девочка, гулять по двору возле качелей? И не будет сидеть с бабками у подъезда. Если до нее никому нет дела, то почему она должна чего-то стесняться или бояться? Она – тень и живет своей собственной, недоступной никому жизнью. Может быть, даже здорово, быть такой независимой! Может, все эти красавцы и красавицы только и мечтают сделаться такими же незаметными и не думать, как их воспринимают окружающие… хотя вряд ли – им, наверное, нравится их состояние. А ей должно нравиться ее, потому что такой создал ее Бог и избавиться от этого невозможно, как невозможно начать жизнь заново!
Нельзя сказать, что благодаря подобной «убийственной» логике Аревик почувствовала себя уверенней, но плечи ее незаметно распрямились, а шаги стали быстрее, вроде, она определила для себя некую цель.
Незаметно дошла до площади и остановилась, поняв, что цель ее не выразима, ни мыслями, ни словами. Дальше Аревик шла медленно, с интересом разглядывая витрины. Невольно подумалось, сколько же всяких красивых вещей существует на свете, а люди все придумывают и придумывают новые, постоянно «обновляя коллекции». Зачем? Неужели кто-то будет каждый год менять украшения или, например, те же часы?.. Ей, вот, хватает старенькой «Зари», подаренной еще на совершеннолетие, а тут… только в витрине их сотни и стоят они… она и денег таких никогда не держала в руках…
Хотя нет, держала. Когда заболела Раиса Николаевна, ей поручили выдавать зарплату всему ЖЭУ. Она помнила, как отсчитывала купюры из толстых пачек, но при этом в голову даже ни разу не пришла мысль о том, что можно сделать, если б все они принадлежали ей.
Действительно, а что б она сделала? Уж новые часы, точно, не стала бы покупать. А что? Аревик растерялась и ничего не могла придумать. Квартира? Но ей вполне хватает ее комнаты. Автомобиль? Чтоб кататься по двору, потому что ездить ей больше некуда? Да и куда его ставить? Уж ей-то хорошо известно, как трудно выбить место под гараж. Наряды? Одежда у нее тоже есть, ведь даже если иметь сто платьев, то невозможно носить их все. Вот, новые туфли… хотя она и так купит их со следующей зарплаты.
Аревик вздохнула. Оказывается, ее жизнь не так уж и плоха… или просто она приспособилась и не хочет замечать ничего другого? Так это и хорошо, чтоб не мучиться и не кусать локти от зависти!
Надо всем первым этажом очередного дома красовались огромные золотые буквы – «Стоматология». Подобное учреждение ей никогда не приходилось посещать – зубы у нее ровные и белые, до сих пор не знающие, как выглядит бормашина. Вообще, у нее замечательная улыбка, если б еще не гнусное пятно… Вот, на что она б потратила все деньги – на пластическую операцию!..
Аревик представила, что пятно исчезло… и испугалась. Это ж означало б совсем другую жизнь и совсем другие отношения, к которым она просто не была готова. У нее, наверное, должны будут появиться подруги и мужчины, и что со всеми ними делать? Это в мечтах все протекает ровно, естественно и поэтому радостно, а в реальности? Вот, например… Она сфокусировала
взгляд на трех парнях, куривших у раскрытой двери, прямо под вывеской «Галерея Антиква». …А что такое «Антиква»? Анти-ква? Это против лягушек, что ли?.. – Аревик улыбнулась своей сообразительности.Парни разговаривали довольно эмоционально. Двое в аккуратных белых рубашках и галстуках, похожие на манекены, что-то доказывали третьему, одетому в мятые брюки и небрежно расстегнутую желтую рубаху. Этот, третий, казался пьян, но не выглядел отталкивающе – он улыбался, и, главное, в нем отсутствовала, свойственная пьяным тупая агрессия.
Парни докурили и скрылись внутри, а Аревик отправилась дальше; миновала несколько совершенно ненужных ей магазинов и вдруг поняла, что дальше идти не хочет. Что ей там делать, если эта длиннющая улица вообще не имеет конца, а плавно перетекает в Московскую трассу? В Москве ей тоже нечего делать, поэтому Аревик зашла в незнакомый двор; усевшись на пустую скамейку, покурила и не придумав ничего интересного, повернула обратно. Вновь дойдя до галереи, она увидела, как туда входит многочисленная группа людей, причем, один нес на плече камеру с длинным объективом. …Интересно, что там происходит? Никогда не видела, как снимают телепередачи, – не задумываясь над тем, как сможет объяснить свое появление, Аревик пристроилась в хвост, медленно исчезающий в двери, – я ведь «тень», меня никто и не заметит…
Полумрак холла, вроде, притупил зрение, сохранив на стенах лишь мутные цветные пятна, но толпа и не собиралась останавливаться в этом расплывчатом мире и проследовала дальше. Двигаясь вместе с ней, Аревик оказалась в зале, сплошь увешанном другими картинами, а в центре стояли трое парней, которых она совсем недавно видела у входа.
От того, что все сразу заулыбались, начали обниматься и жать друг другу руки, Аревик сделалось неловко. Получалось, она одна являлась здесь посторонней. Если б можно было мгновенно исчезнуть, она б, наверное, так и поступила, но повернуться и демонстративно уйти выглядело некрасиво, тем более, ее притягивала яркая магия красок. Все было непривычно красивым, несравнимым с плакатами, развешанными в родном ЖЭУ!.. Аревик заворожено оглядывала зал, даже не заметив, как рот ее приоткрылся от удивления – она ведь никогда не посещала художественных выставок.
Созерцание красоты прервало громкое покашливание, и высокий мужчина с пышными усами отделился от группы, держа микрофон. Оператор тут же присел, направив на него камеру.
– Сегодня мы открываем выставку трех самобытных художников…
Камера ползла по сбившимся в кучку зрителям. Чтоб не портить вид, Аревик отошла в сторону и отвернулась, рассматривая одно из полотен. Если издали своими яркими цветами оно создавало радостное настроение, то вблизи представляло собой лишь цепь раскрашенных кружочков и треугольников. Немного разочарованная, Аревик двинулась дальше, внимательно изучая следующее произведение.
– А это кто? – спросил Игорь, наклоняясь к Ивану.
– Без понятия. Небось, любительница какая-то.
– Блин, уродина, в натуре… любительница…
– А, по-моему, ничего, – присоединился к обсуждению Костя, – если б не фигня на морде, нормальная девка.
– Вкус у тебя… – фыркнул Игорь.
– Дурак ты, братец, – беззлобно усмехнулся Костя, – тебе что, нравятся «куклы Барби»? Лицо должно быть оригинальным и характерным…
Оратор прервал выступление, видя, что виновники торжества его не слушают. Пришлось замолчать, но как только он начал снова, Костя прошептал:
– Я, вот, напишу ее, и тогда посмотрим, то здесь урод.
Никто ему не ответил – оба коллеги старательно делали вид, что внимают хвалебным речам.
Кроме начальника управления культуры, никто выступать не захотел. Группа, теснившаяся посреди зала, распалась. Тихонько переговариваясь, люди медленно двинулись вдоль стен, периодически замирая, склонив голову на бок… и шли дальше. Телевизионщики обходили зрителей, задавая один и тот же вопрос о впечатлениях. За колонной появились столики, и две девушки принялись носить откуда-то тарелки с бутербродами и бутылки с вином.