Деревянный Меч
Шрифт:
Кенет добежал до реки первым, намного обогнав расколдованного парня: не так-то просто бежать, едва очнувшись после удара по голове. Все же парень бежал, не теряя Кенета из виду. А Кенет думал на бегу, как все странно складывается. Вот он только что спас человеку жизнь, а тот им уже распоряжается. Именно так, а не наоборот, хотя наоборот в подобной ситуации было бы естественней. И не только распоряжается, нет: Кенет слушается его легко и охотно, вот что удивительно. И никакой тревоги собственное неожиданное послушание у него не вызывает, что еще удивительней.
Когда Кенет и парень вернулись с полным котелком
Спасенный аккуратно отмерил крохотную щепотку пряностей, бросил ее в котелок, защелкнул коробочку и убрал в котомку.
– Люблю вкусно поесть, – объявил он. – Скоро будет готово.
Если и оставалась какая-то неловкость между участниками странной драки, то к этому моменту она изгладилась совершенно. Расколдованный парень, пока бегал за камышом, более или менее осознал происшедшее и более или менее с ним смирился – насколько мог, конечно. С аппетитом уплетая еще дымящееся варево, он расспрашивал Кенета об Аканэ.
– А где учитель сейчас?
– Понятия не имею, – честно ответил Кенет, с не меньшим усердием налегая на похлебку. – Из дому он еще осенью ушел. Сказал, что у него есть дело на стороне. А сейчас уже почти лето.
– Лето, значит, – размышлял вслух расколдованный. – Тогда я, пожалуй, знаю, где его искать.
– А если не найдешь? – поинтересовался Кенет, угрызая лепешку.
– Не страшно. Где его дожидаться, я точно знаю.
– Герой, – вздохнул спасенный. – Мыслитель. Это ты хорошо надумал: так вот прямо взять и пойти.
– А что? – непонимающе отозвался парень.
Кенет зато отлично понял, на что намекал спасенный. Об заклад можно биться: он отлично знает, что убийцу на него натравил не какой-нибудь провинциальный волшебник сорок последнего разряда, а сам великий Инсанна. Да и то сказать: кому еще под силу такое с человеком утворить, чтоб он самого себя забыл? Нет, знает спасенный, кто хотел чужими руками ему кишки повыпустить. Очень даже знает. Вот и смекает: если теперь парня отпустить, Инсанна его опять к рукам приберет. Даже на расстоянии.
Да, но что же делать? Таскать повсюду беднягу с собой? Таскать да глаз не спускать – а ну как он уже опять не он?
Спасенный доел ароматную похлебку, вытер руки и снова полез за своим мешком. На сей раз он вынул из него что-то маленькое, свернутое в клубочек.
– Руку давай, – велел он расколдованному. – Правую.
– Это что еще за жила такая? – недоуменно вопросил тот, глядя на клубочек.
– Жила! – сухо фыркнул спасенный. – Это струна. Запасная. Руку давай, кому говорят!
Он сноровисто оплел запястье парня струной, соединил концы струны и завязал “узлом счастья”.
– Вот так, – удовлетворенно произнес он. – Носи
не снимая. Даже на ночь.– А какой в ней прок? – ошеломленно спросил парень, разглядывая запястье.
– А такой, что с ней ты до своего учителя дойдешь, и ничего с тобой в пути не случится. А там уж пусть твой учитель сам тебе устраивает выволочку за все твои дела, сам пусть за тобой и присматривает.
Парень поежился, и Кенета это не удивило: Аканэ способен устроить выволочку, как никто другой. Но уж лучше заработать выволочку у Аканэ, чем снова попасть в лапы Инсанны. А со струной на зарукавье он, значит, до Аканэ дойдет. И кого же это Кенета спасти угораздило? Впрочем, мог бы и сам догадаться: кто попало столь пристального внимания Инсанны привлечь не может. Уж если Инсанна удостоил кого чести подослать к нему убийцу – стало быть, человек это необыкновенный. Так что ничего удивительного не происходит. А струна… ну как же Кенет сразу не углядел! Вон же высовывается из мешка футляр походной лютни! Похоже, за последнее беззаботное время Кенет и вовсе разучился наблюдать, а уж думать – тем более.
Давненько Кенет не чувствовал себя последним болваном. Забытое ощущение оказалось настолько сильным, что перешибло все прочие. Кенет почти не замечал, как расколдованный парень прощается с ним, как кланяется, как в гости зовет, если случится проходить мимо. Кенет говорил ему на прощание что-то доброжелательное, кланялся в ответ, но думать продолжал о своем.
– Что приуныл, господин воин? – внезапно обратился к нему спасенный. Только теперь, оставшись со своим спасителем наедине, он совершил перед ним подобающий случаю поклон и назвался: “Санэ”.
Кенет совершил ответный поклон, но имени своего не назвал, хоть и понимал, что поступает невежливо.
Санэ удивленно поднял брови.
– Ты боишься, что я укушу тебя за имя? – осведомился он. От неожиданного вопроса Кенет чуть не поперхнулся.
– Нет, – неохотно ответил он. – Если честно, я боюсь, что ты поступишь с моим именем, как певец.
– А это как? – поинтересовался Санэ.
– Ну… песню сложишь о том, что было, и петь станешь, – неловко объяснил Кенет. Санэ засмеялся.
– Вот этого не жди, – ответил он. – Песню я о тебе не сложу и петь не стану. Именно потому, что я певец.
Кенет вновь залился краской – мучительно, с натугой.
– Краснеть ты еще не разучился, – одобрил Санэ. – Это хорошо. Если человек забыл, как краснеть, – считай, все. Ничего путного из него уже не выйдет. Так как тебя все-таки зовут, господин воин?
– Кенет, – сдавленно ответил юноша.
– Красивое имя, – кивнул Санэ. – Для эдакого храбреца в самый раз подходит.
Кенету стало чуть легче дышать. Самую малость.
– Храбреца? – шепотом переспросил он.
– Только не говори мне, что ты не знал, что связался с человеком самого Инсанны, – скривился Санэ. – А для этого надо немало храбрости.
– Храбрости… – угрюмо процедил Кенет. – Надоел мне Инсанна, вот что.
– Ого, господин воин! – восхитился Санэ. – Самоуверенности у тебя, как я погляжу, хоть отбавляй.
Подобные слова должны были смутить Кенета еще больше, но получилось отчего-то наоборот.
– Надоел! – зло и решительно отрезал Кенет. – Куда ни ткнись, с кем ни заговори, вечно Инсанна, Инсанна, Инсанна!