Держа океан

«Иногда жить намного труднее».

Он сказал странную вещь. Я попытался осмыслить его слова, но они не имели смысла. Как это, жить труднее? Все, что ему нужно было делать, продолжать дышать и есть не слишком горячую и холодную пищу. Или он ограничен и в этом?

«Извини, Джереми. Думаю, что я не понимаю, что ты имеешь в виду. Как это, жить труднее?»

Ответ вновь занял у него много времени, поэтому я напевал и раскачивался, пока ждал его. Когда пришло его сообщение, я заставил себя читать медленно и внимательно, чтобы понять.

«Мои эмоции переполняют меня, мне трудно их удержать. Они прогибают меня, делают меня неуклюжим, усталым и разбитым. Иногда мне кажется, что я все еще держу ведро с водой, но пытаюсь держать океан, а это очень трудно. Порой я думаю, что предпочел бы не держать мой океан, даже если это означает, что я больше не буду жить».

Громко напевая, я качался. Я формировал руками знаки и хлопал, прежде чем смог напечатать ответ.

Это еще одна хорошая черта Джереми. Он использует метафоры, которые я могу понять.

Я ответил:

«Аутизм для меня, как океан. Меня подавляют мелочи, чувства, прикосновения. Все остальные могут читать по лицам, я не могу. Все остальные могут смотреть людям в глаза, я — нет. Только аутисты должны учиться распознавать эмоции на лицах, чтобы понять, что люди имеют в виду. Когда ты аутист, все ведут себя так, будто ты недочеловек. Я злюсь на свою семью за то, что они говорили, что я нормальный, но, когда я рассказал им, что я твой парень, они сказали, что я не могу им быть. Получается, что они врали, и я — недочеловек».

Меня переполняла ярость, но я откинул её на задний план. Я хотел не сердиться, а продолжить разговаривать с Джереми.

«Это мой океан! Я притворяюсь похожим на остальных людей, насколько могу, чтобы они не видели во мне подобие робота. Я не робот. Я живой, и чувства у меня такие же, как у всех. И я хочу, чтобы у меня был парень. Только мой океан не хочет моей смерти. Он хочет, чтобы я боролся. Джереми, я хочу, чтобы и ты боролся. Я хочу, чтобы мы держали наши океаны вместе».

Я дал ему время прочитать смс, ведь я много написал. Я перечитал то, что он говорил об океанах, и что я ответил ему. Может я не всегда понимаю аналогии, но эта мне понравилась. В ней был смысл. Мой аутизм не мокрый, и в нем нет рыбы, но он огромен и неудержим, да и большинство людей думает, что с этим сложно справиться. Мне кажется, что с депрессией та же история.

Я попытался представить себе ведро, достаточно большое, чтобы вместить в себя океаны, и понял, что это ведро — Земля. Это означает, что мы с Джереми пытаемся удержать целую планету воды. Это несправедливо, но папа говорит, что такова жизнь.

Джереми ответил мне снова:

«Если время будет совсем неудачным, я напишу «Х» и отвечу позже. И если уже я напишу тебе не вовремя или когда тебе нужно отдохнуть, ты тоже используешь «Х». Такой план тебе подходит, Джереми?»

«Д. С.».

А затем он прислал знак <3. Сначала я грешил на математику, а потом вспомнил, что это был код для бокового сердца. Оно должно было быть правильной стороной вверх, если бы это была смайл-картинка, но они не были установлены в его телефоне.

Я смеялся и напевал, когда отправлял ему сердце в ответ.

Неделя после того, как миссис Сэмсон застала нас с Джереми, была очень напряженной. Я носил свою футболку с Далеком¹⁷ не снимая, и вынужден был стирать её каждый вечер. Если вы носите одну и ту же футболку два дня подряд, люди буду говорить, что от вас плохо пахнет. В нашем доме каждый имел право носить футболку с Далеком, потому что все ссорились. Мама и Алтея ссорились со мной, ссорились друг с другом. Папа ссорился с ними и вытаскивал меня из дома поесть мороженого, которого я за эту неделю съел столько, что начал его ненавидеть.

Потом мы перешли на просмотр «Братьев Блюз», от которого мой животик не страдал расстройством. Я любил моего отца и до этой недели, но из-за того, что он продолжал защищать меня перед мамой и Алтеей, я стал его любить еще больше. Когда я жаловался, что они несправедливы ко мне, он соглашался.

— Как ты мог, Даг?! — возмутилась мама, а Алтея сверлила папу глазами, но он покачал пальцем перед их лицами.

— Вы не можете сказать ему, что он нормальный, такой же, как и все, а потом вести себя с ним, будто бы он умственно отсталый.

Обычно, когда папа произносит эти слова, я говорю ему, что он должен прекратить так говорить, но у него было такое красное лицо, что мне показалось это не лучшим временем, чтобы его перебивать. Но я сказал ему, что он должен прекратить использовать эти слова, когда мы смотрели фильм, а папа засмеялся и щелкнул меня по носу.

Джереми и я переписывались, но отвечал он не всегда, и могу сказать, что с каждым днем ему становилось все грустнее. Он говорил, что я все еще не могу приходить к нему домой, да и моя мама тоже не позволила бы к нему пойти. Даже мой отец сказал «нет».

Только с моей встречи с доктором Нортом все начало налаживаться. Доктор Норт не только врач, но еще и социальный работник. Сначала он работал врачом психиатром, а потом решил получить степень в области социальной работы, потому что думал, что эта работа важнее работы психиатра. Он долгое время был моим лечащим врачом.

Когда я был маленьким, мы не жили с ним в одном городе, но, когда пришло время выбирать, в какую школу мне идти, мама узнала, что доктор Норт работает в больнице Эймса, и мы решили, что это идеальный вариант. Мама говорит, что большинство врачей в больнице называют его чокнутым старым хиппи, но, произнося это, она улыбается. Похоже, ей нравятся чокнутые старые хиппи. И мне очень нравился доктор Норт. Видимо, я тоже полюбил чокнутых старых хиппи.

Я посещал доктора Норта каждые шесть недель. Мне нравилось с ним беседовать, это была хорошая перезагрузка для моего мозга. Будто в машине меняли масло, вот только мы не обменивались жидкостями. Это было бы мерзко. Мой крайний визит к нему был назначен перед Днем поминовения, поэтому у меня накопилось много тем для беседы с ним. Я рассказал ему о том, как репетировал свои социальные навыки для встречи, и насколько удачно все вышло. Я рассказал про депрессию Джереми (насколько все было плохо). Рассказал о том, как я помог ему убраться в его комнате и о нашем поцелуе. А потом дошло и до миссис Сэмсон, мамы, Алтеи и папы с его руганью. А также до того, что я все еще не могу увидеться с Джереми. Я говорил так быстро, что ему пришлось дважды сделать мне замечание, чтобы я говорил медленнее и разборчивее, он не понимал меня, а я все это время продолжал тараторить и размахивать руками. При докторе Норте было можно размахивать руками. Он говорил, что его кабинет — зона свободного выплеска энергии.