Держава богов

Мальчик задумался. Девочка присела на ступеньку подле него.

– Ну, мачеха – это как госпожа Мьёлл из Агру, – сказала она брату. – Помнишь, нам на уроках генеалогии объясняли? Теперь она замужем за герцогом, но дети у него от первой жены. Та первая жена – это мать, а госпожа Мьёлл – мачеха. – Она посмотрела на меня, ожидая подтверждения. – Как-то так, правильно?

– Ага, как-то так, – сказал я, хотя не знал и знать не хотел, кто такая эта госпожа Мьёлл. – Йейнэ у нас вроде королевы, но и наша мать тоже.

– И она тебе не нравится? – спросили дети хором, а в глазах светилось куда больше понимания, чем следовало бы.

Обычная схема у Арамери: родители воспитывают детей, которые, взрослея, устраивают заговоры с целью их убийства. И тут, похоже, все шло к тому же.

– Нет, – тихо проговорил я. – Я ее очень люблю. – Ибо я действительно ее любил, даже когда ненавидел. – Больше, чем свет, тьму и жизнь. Она – мать моей души.

– Но тогда… – Девочка нахмурилась. – Почему ты такой грустный?

– Потому что любви недостаточно. – Сказав так, я замолчал, оглушенный справедливостью вырвавшихся слов. Да, вот она, истина, которую они помогли мне осознать. Смертные дети иногда бывают очень мудры, хотя, чтобы понять это, нужен очень внимательный слушатель. Или бог. – Мать любит меня. И по крайней мере один из моих отцов меня любит, и я их тоже. Но этого недостаточно. Этого уже недостаточно. Мне нужно нечто большее. – Я застонал и обхватил руками колени, уткнувшись в них подбородком. Я любил ощущение костей и плоти, знакомое, как укрывающее от бед одеяло. – Вот только что? Что мне нужно? Сам не пойму, только чувствую – все не так. Во мне что-то меняется.

Наверное, я показался им сумасшедшим. Может, я и был сумасшедшим. Все дети немного безумны. Я почувствовал, как они переглянулись.

– Э-э-э… – протянула девочка. – Ты сказал… один из твоих отцов?

– Да, – вздохнул я. – У меня их двое. Один всегда был рядом, когда я в нем нуждался. Я плакал из-за него и убивал ради него.

Вот бы знать, где он сейчас, когда его родственники обратились друг к дружке? Он ведь не Итемпас, он приемлет перемены, вот только от боли это его не ограждает. Может, он несчастен? Если явиться к нему, раскроет ли он мне свое сердце? Нужен ли я отцу?..

Меня встревожило, что я об этом гадал.

– Ну а другой отец… – Я глубоко вздохнул и поднял голову, положив сложенные руки на колени. – Честно говоря, мы с ним никогда особо не ладили. Слишком разные были. Он такой из себя весь правильный и прямой, а я разгильдяй. – Я искоса взглянул на них и улыбнулся. – Вроде вас.

Они заулыбались в ответ, приняв это за почетный титул.

– А у нас совсем отцов нету, – сказала девочка.

– Ну, кто-то же вас сделал? – Я удивленно приподнял брови, ибо смертные еще не освоили искусство производить маленьких смертных самостоятельно.

– Неважно кто, – сказал мальчик и небрежно отмахнулся.

Я решил, что этот жест он подсмотрел у своей родительницы.

– Матери нужны были наследники, – пояснил он, – а замуж она не хотела, вот и выбрала кого-то, кто показался ей подходящим, и родила нас.

– Понятно. – Я не особенно удивился: практичности у Арамери всегда хватало. – Ладно, если хотите, забирайте моего второго папашу. Мне он без надобности!

– Но он же твой родитель! – хихикнула девочка. – Он не может быть нашим!

Возможно, этому самому родителю она ежевечерне молилась.

– Еще как может, – сказал я. – Правда, не знаю, полюбите ли вы его больше, чем я. Он, вообще-то, немного мерзавец. Не так давно мы с ним здорово разругались, и он от меня отказался, хотя сам был не прав. Ну и пусть проваливает!

– И ты совсем-совсем по нему не скучаешь? – нахмурилась девочка.

Я уже открыл рот, чтобы сказать: «Конечно нет», но тут же сообразил, что скучаю, да еще как.

– Дерьмо демонское, – пробормотал я.

Они дружно ахнули и захихикали, обрадованные таким переулочным красноречием.

– Может, тебе стоило бы с ним повидаться? – спросил мальчик.

– Вот еще!

Смуглое личико обиженно сморщилось.

– Ну и глупо. Конечно стоило бы! Он по тебе, может, скучает!

Я сдвинул брови: мысль была слишком дикая, чтобы просто так отмахнуться.

– Чего-чего?..

– Ну, разве отцы не такие? – Он понятия не имел, на что способны отцы. – Они тебя любят, даже если ты их и не любишь. Скучают по тебе, когда ты уходишь.

Я сидел молча, испытывая совершенно ненужное смятение чувств. Видя это, мальчишка потянулся ко мне, помедлил… и тронул мою руку. Я изумленно уставился на него.

– Может, тебе нужно радоваться, – сказал он. – Когда все плохо, а что-то начинает меняться, это же хорошо? Это значит, что все станет лучше.

Я смотрел на этого малыша Арамери, который выглядел совсем не как Арамери и, не исключено, раньше срока из-за этого умрет. Смотрел и чувствовал, как глубоко внутри меня ослабевает тугой узел отчаяния.

– Оптимист Арамери, – пробормотал я. – Откуда ты такой взялся?

К моему изумлению, оба ощетинились. Я тотчас понял, что задел нерв, и даже сообразил, какой именно, когда девчушка вздернула подбородок:

– Он отсюда, из Неба, как и я!

Мальчик опустил глаза, и я услышал вокруг него отголоски оскорбительных шепотков: иные произносились детскими голосами, другие отягощала взрослая злоба. «Откуда ты такой взялся, какой-то варвар по ошибке забыл или демон обронил по пути в преисподнюю, потому что боги знают, что тебе тут не место!»

Я увидел шрамы, оставленные на его душе подобными разговорами. Мне даже полегчало; он заслуживал чего-нибудь в качестве возмещения. Я тоже коснулся его плеча и наделил своим благословением: пусть отныне слова будут всего лишь словами, пусть у него хватит сил противостоять им, а на языке найдется несколько замечательных ответов – на будущее.

Он удивленно моргнул и застенчиво улыбнулся. Я улыбнулся в ответ.

Девочка, поняв, что я не хотел причинить ничего плохого ее братику, тоже успокоилась. Силой желания я благословил и ее – хотя она в этом вряд ли нуждалась.