Держава (том первый)

Да и откуда у самодержца приятели?!

Одним из таких являлся генерал Пётр Черевин. Старинный и проверенный собутыльник царя.

Друзья или молчали, или предавались воспоминаниям, так как настоящего у императора почти не было. Всё лучшее осталось в прошлом.

— Эх, Петька, сейчас бы хоть один «гвардейский тычок», — мечтал Александр. — Ты–то, поди, уже с десяток сегодня принял? — завидовал своему начальнику охраны.

— Тружусь на износ! — посетовал тот. — Оберегаю особу государя.

— Слушай, Петька, а может у тебя и сейчас чего–нибудь в голенище припряталось? — с опаской покрутил головой российский самодержец — нет ли поблизости супруги.

— Ваше величество, вы же немного прибаливаете, — отказывался Черевин.

— Давай, давай пока Машка не видит, — сглатывал счастливую слюну, — всё равно помирать, — с вожделением глядел, как из сапога телохранителя появляется плоская фляга с коньяком.

Через некоторое время друзья блаженно вглядывались в необъятную даль такого синего Чёрного моря.

— Как по–твоему, Петька, хитра голь на выдумки? — катал во рту виноградинку царь.

— Очень хитра, Ваше величество, — напустив морщины раздумья, отвечал Черевин.

Потом глубокомысленно помолчали.

— Всё–таки, Ваше величество, мы с вами не дураки! — пришёл к выводу начальник охраны.

— Нет, Петька, не дураки, — через некоторое время, сжевав виноградину, соглашался император.

С кем и расслабиться, как не с другом.

Правда, бдительная Мария Фёдоровна тут же прогоняла красноносого генерала.

С большим уважением она относилась к другому приятелю монарха, его боевому товарищу Максиму Рубанову. Ей нравился этот высокий и стройный светловолосый мужчина с голубыми глазами. Она любила танцевать с ним на балах, ей нравились его шутки и остроумная беседа, нравилось, что он вовремя мог сказать комплимент.

Прощаясь, императрица всегда благосклонно протягивала руку для поцелуя Свиты Его Величества генерал–майору Рубанову.

Вот и сейчас, сменив Черевина, он увлечённо беседовал с императором о последней русско–турецкой кампании.

— А как славно Ваше величество, мы провели форсирование Дуная в июне 1877 года. Так славно и тихо, что неприятель ничего не слышал. Ровно в полночь плоты и паромы отвалили от берега…

— Издалека всё выглядит славно, — перебил его государь, — а на середине Дуная течением и ветром плоты стало сносить, потому и высадка произошла не одновременно всеми силами. Турки успели занять крутые берега Дуная, и нам не сладко пришлось, — в волнении замолчал он, вспоминая дни далёкой молодости, когда ещё не был императором.

Но каковы волынцы? — напомнил государю фронтовой эпизод Рубанов. — Сорок человек третьей стрелковой роты, с помощью шанцевого инструмента и ружей, взобрались на крутую вершину и штыками выбили неприятеля.

Глаза императора загорелись задорным блеском.

— А какие трудности, Максим, мы перенесли с тобой на Шипкинском перевале.

— Конечно помню, Ваше величество, а каким молодцом вы себя там показали… Ведь мороз, метель, да что там метель, снежный ураган, — расстегнул пуговицу кителя от жары Рубанов, но тут же вновь её застегнул, дабы не нарушать форму одежды, — снега три четверти аршина выпало, а в некоторых местах по полутора сажен, и в таких условиях мы держали оборону.

— Ваш батюшка, генерал–лейтенант Аким Максимович Рубанов, помнится, получил там ранение.

— Никак нет, Ваше величество, ранение он получил при взятии Плевны. А особенно его подкосила гибель Вашего родителя от бомбы полячишки Гриневицкого. Батюшка пережил своего любимого императора на десять дней и 11 марта 1881 года ушёл из жизни…

— Да-а, Рубанов, скоро я увижу наших родителей, — загрустил император.

— Да что вы, Ваше величество… — не закончив фразы, Максим умолк.

Они были военные люди и не раз встречались со смертью. Он видел, что император очень и очень плох.

— Всё в руках Божьих! — задумчиво произнёс Александр. — О России мысли мои… Ведь скажи по совести, — взглянул он на друга, — рано сыну садиться на престол… Рано! Я рассчитывал ещё лет пятнадцать–двадцать править Россией. Мне ведь только пятидесятый год… Не подготовил наследника.., не подготовил. Рубанов, будь другом, принеси мороженого, лоб что–то взмок, — сменил тему монарх.

— Ваше величество, — стушевался Максим, — врачи же запретили.

— Я что тебе, уже не государь? — перебил его Александр, и через несколько минут с удовольствием объедался мороженым. — Всю жизнь люблю то, что вредно, — подвёл он итог.

____________________________________________

Поезд, стуча колёсами на стыках рельсов, вёз Алису Викторию Елену Луизу Беатрису, принцессу Гессен—Дармштадскую в Россию.

Временами сердце замирало от того неизвестного, что ожидало её в этой необъятной снежной стране, царицей которой ей предстояло стать.

«И я, внучка английской королевы Виктории, достойна этого».

Необъяснимое беспокойство заполняло душу и не давало спать молодой двадцатидвухлетней принцессе.

«Ну чего я волнуюсь? — успокаивала себя, подбивая кулачком мягкую подушку и вслушиваясь в однообразный стук колёс. — Ведь я еду к любимому человеку, к своему Ники. В первый визит Россия и общество не приняли меня.., но это было очень и очень давно, целых пять лет назад… И что тогда я из себя представляла? Гадкого утёнка. Плохо одета в сравнении с русскими аристократами, но за это должно быть стыдно моему отцу, герцогу Людвигу, и лишь от этого я была стеснительная, нервная и надменная. К тому же тогда я просто гостила у своей сестры Эллы, супруги великого князя Сергея, царского брата, а теперь… — поднялась она с мягкого дивана, включила свет и достала из шкатулки кольцо с розовой жемчужиной, браслет с крупным зелёным изумрудом и бриллиантовую брошь с сапфиром. — Подарки моего Ники к помолвке», — поцеловала каждую из драгоценных вещей.

«С ума сойти, — открыв глаза, подумала спавшая на соседнем диване репетиторша по русскому языку мадам Шнайдер, — будет что рассказать Марие Фёдоровне.., украшений никогда не видела.., целуется с ними», — сделала вид, что крепко спит.

«А вот и подарки императора Александра, — достала из небольшого ларца изумительное жемчужное ожерелье, но целовать его не стала. — Шнейдрисса говорила, что сделал его знаменитый дворцовый ювелир Фаберже, — глянула на свою соседку по купе, которая в это время начала громко храпеть, чтоб сойти за спящую. — Как это по–русски? Храпит по–коровьи, — примерила ожерелье. — Как императорская чета не противилась, а вышло по–моему, — радостно подумала она, — Ники стал женихом, а скоро будет и мужем».