Держава

– Мои дочери часто вспоминают моряка. Кроме очередного чина, если мне не изменяет память, он высочайше жалован Владимиром четвёртой степени?

– Так точно, ваше величество.

– Ну, как увидите, передайте ему моё «спасибо» за службу, – направился к следующему офицеру.

Затем был праздничный обед, на котором генерал-адъютант Алексеев провозгласил тост:

– Господа офицеры, предлагаю поднять бокал вина за нашего вождя и Георгиевского кавалера – Российского императора!

– Ура! – долго гремело в зале.

«Праздник храбрых вселил глубокую веру в победоносный для России исход войны», – записал в блокноте генерал Дубенский.

В начале декабря цесаревич Алексей простудился, и, как определил лейб-хирург Фёдоров, от сильного чиханья лопнули сосуды в носу, в результате чего началось кровотечение. Доктор посоветовал государю вернуться в Царское Село.

По дороге у Алексея поднялась температура, и временами он даже терял сознание. Голову лежащего на диване сына держал на коленях отец, постоянно промокая сочащуюся из носа кровь.

Положение, по словам медика, стало очень серьёзным.

В 11 часов утра поезд пришёл в Царское Село, и с большими предосторожностями цесаревича перевезли во дворец-госпиталь.

Глядя на бледное лицо сына, Александра Фёдоровна подумала, что мальчик умирает.

– Где Вырубова? – увидела фрейлину. – Поезжай в Питер за старцем и вези его сюда. Я не верю, что доктора спасут моего сына.

Распутина нашли и быстро доставили во дворец. Подойдя к постели больного он долго всматривался в восковое, страдальчески морщившееся лицо, и чего-то шептал, крестя цесаревича. И тому неожиданно стало легче. На щеках появился румянец, исчезла гримаса страдания и боли, а через некоторое время он уснул, спокойно уже дыша носом. Кровотечение прекратилось.

– Серьёзного ничего нет, – буркнул старец императрице, и шатаясь от навалившейся усталости, вышел из комнаты, не заметив, с какой благодарностью глядит ему в спину Александра Фёдоровна.

«Но разве я отдам молитвенника на растерзание врагам?» – в который уже раз подумала она:

– Аня, угости Ефима Григорьевича чаем, а я пока посижу возле сына, – велела Вырубовой.

Глянув на умиротворённую супругу, Николай понял, в чём сила Распутина – в его жене. Она его защита и он за ней ни то, что за каменной стеной, а за гранитной скалой. Никому не даст в обиду, и пусть будет – что будет…

А газеты уже исходили ядом и желчью, в своей интерпретации подавая события и роль старца. Смакуя описывали, как императрица целовала мужику руку, а он крестил её, целуя в лоб.

«Биржевые ведомости» и вовсе расстарались, поместив статью «Книга Илиодора», где журналюга, с согласия редактора разумеется, дал аннотацию книги «Святой чёрт», так прозвал автор своего бывшего друга Распутина, и сделал соответствующие духу времени выводы.

Другие газеты мусолили тему «измены» княгини Васильчиковой, намекая, что заговор зреет в Царском Селе, в покоях императрицы. Что немцы прислали бывшую фрейлину, которая жила перед войной в своём имении в Австрии, дабы она уговорила Александру Фёдоровну повлиять на супруга и заключить с Германией сепаратный мир.

После публикаций либеральные круги и высшее общество подняли бурю негодования по этому поводу. Актёр Больших и Малых театров, а по-совместительству председатель Государственной Думы Родзянко вопил по гостиным, что Васильчикова хлопочет о сепаратном мире. Того же добивается «немецкая партия» при Дворе, возглавляемая русским мужиком, конокрадом Гришкой Распутиным, и что царица, практически, уговорила мужа замириться с Германией.

Николай, почувствовав настроение столицы, уехал от льющихся потоков грязи и клеветы на фронт, оставив на этот раз сына в Царском Селе.

«Верховный главнокомандующий совершенно пересилил в Николае монарха, – сидя в купе поезда размышлял Рубанов. – Император недооценивает ситуацию в тылу, и не желает вникать в неё. Ладно бы за его спиной стояли такие сильные личности как Столыпин, Плеве или Дурново, которые сумели бы скрутить зреющий заговор, но дурачок Хвостов на это неспособен… Николай в душе военный, а не царь. И ему противны интриги, от которых сломя голову бежит на фронт, к армии».

В середине декабря император прибыл на станцию Чёрный Остров Подольской губернии, приняв на платформе доклад генерал-адьютанта Иванова.

– Ну и грязища здесь у вас и тепло. В Царском Селе, когда уезжал, морозы стояли, – пожал руку козырнувшему после короткого рапорта командующему Гвардейским отрядом генералу Безобразову. – Ну что, Владимир Михайлович, выполнили мой приказ? Собрали гвардию, повыдёргивав разрозненные части с фронтов? – и на утвердительное: «Так точно», ответил: – Сегодня проверим вверенные вам кавалерийский и два пехотных гвардейских корпуса. Здесь, как понимаю, сосредоточена конница, судя по почётному караулу Кавалергардского полка? – проехали на недалёкое поле, где выстроилась 1-я гвардейская кавалерийская дивизия.

– Странно видеть конницу в чёрных дублёных полушубках, а не шинелях, – улыбнулся государь, держа руку у околыша фуражки, и пропуская мимо себя полки дивизии. – Граф Фредерикс какой молодец, – похвалил сидящего на жеребце шефа 4-го эскадрона Конногвардейцев.

– Держится на коне великолепно, ваше величество, – поддержал императора Безобразов, думая про себя, как бы дедушка не навернулся с лошади и не сломал себе шею.

После смотра командирам частей был предложен чай в вагоне-ресто-

ране, и царский поезд двинулся к Подволочиску, где державного главнокомандующего встретил на платформе почётный караул лейб-гвардии Преображенского полка.

В нескольких верстах от станции, стоя под мелким дождём, выстроились в ожидании государя 1-я и 2-я гвардейские дивизии.

– Препоганнейшее жидовское местечко, – дымил сигарой Гороховодатсковский, хмуро глядя то на затянутое тучами небо, то в сторону раскисшей дороги, ведущей от станции.

– На мой взгляд, полковники должны относиться к жизни и армейским тяготам философски, несмотря даже на отсутствие матрёшек с неваляшками. Это несчастным капитанам можно ворчать сколь душе угодно, – выдул из янтарного мундштука окурок папиросы Аким. – Похоже, едут.

– Равняйсь, ребята, – заорал Гороховодатсковский, подбежав к своему батальону. – Смирно! – вытянулся во фрунт перед строем.

Подкатив на автомобиле к построенным войскам, император поздоровался с гвардейцами, и, выслушав дружный ответ, стал объезжать полки, выходя иногда из мотора для разговора со знакомыми офицерами.

Заметив стоящего перед своим батальоном капитана Рубанова, выбрался из авто и выслушав короткий рапорт, с улыбкой протянул офицеру руку. Обернувшись, велел флигель-адьютанту пригласить Рубанова-старшего.