Держи ухо востро!
Шрифт:
— Ой!
Какое интересное эхо! Как бы записать такой звук на диск? Но не хотелось бы чтобы его сильно по голове щелкали. И Рафаэль потер ушибленное место.
— Не отвлекайся! — здоровяк все еще держал вытянутую к нему руку, с согнутыми для щелчка пальцами.
— Я не отвлекаюсь!
— Ты владелец «Бар и Гриль».
— Я так и сказал.
— А так как ты владелец «Бар и Гриль», мы и пришли к тебе поговорить о твоем баре.
— Ой, да ладно вам, — Рафаэль удивленно улыбнулся, позабыв о головной боли. — Это просто шутка. Все знают эту шутку.
Мужчины снова загадочно переглянулись. Здоровяк отступил
— Шутка, Рафаэль? Разве дядя не переписал бар на тебя? — Он повернулся к мрачному, и спросил: — Как давно?
— Четыре месяца.
— Но это ничего не значит! Ну, то есть дядя Отто забирает все деньги. Вы что не знаете о сделке?
— Расскажи-ка нам о ней, Рафаэль, — попросил остроносый.
— Дядя Отто уже старый, — принялся рассказывать Рафаэль. — Ну, то есть реально совсем старый. Ему надо было уехать во Флориду пока еще есть время, но бар никто не хотел покупать, потому что район там сильно изменился.
— Погоди-ка, — поднял свою, щедро раздающую щелбаны, руку здоровяк. — Тут разговора на неделю, нам надо всем присесть. У тебя есть гостиная?
— Это моя гостиная.
Они все завертели головами осматривая комнату, и он подозревал что она не очень-то похожа на обычные гостиные. В большинстве домов принято в гостиных иметь стулья, диваны и всякие такие вещи, а у него же тут стоял всего один стул, на котором он и сидел. Стул был крутящийся, так что если вдруг возникало желание посмотреть телевизор он просто на нем поворачивался к экрану. Остальное пространство занимало разное электронное оборудование на столах, и множество открытых шкафчиков у стен, так что комната больше походила на звукозаписывающую студию, чем на гостиную комнату.
— Не надо нам садится. Ты говоришь, что никто не хотел покупать бар, — возразил мрачный.
— Там что-то такое низко упало. Мне юрист сказал. А, рынок упал!
— Значит, — продолжил мрачный, — дядюшка продал его тебе.
— Ну, я подписал бумаги — семья настояла — но ему выплачиваю в кредит, просто сколько зарабатывает это заведение. Так что, в основном я о нем не думаю.
— А кто те парни, что сейчас там заправляют? — продолжал допрос остроносый. — Не Ролло, другие. Твои дружки?
— Может друзья Майки. Не знаю. Я и видел-то этот бар всего один раз тогда.
— Может, нам поможет знание кто же этот Майки, — предположил остроносый.
— Мы с ним познакомились на условном, — охотно поделился Рафаэль. — Он тоже получил условное.
Здоровяк удивленно поинтересовался:
— А тебя-то за что осудили?
— Ну, за незаконное скачивание, — и Рафаэль рукой указал на свое оборудование.
Все мужчины хмуро на него смотрели и явно ничего не понимали. А как только Рафаэль заметил, что у здоровяка палец снова сгибается для щелчка, затараторил:
— Скачивание музыки из сети. Ну, понимаете, распространение файлов. Одна большая немецкая звукозаписывающая фирма накрыла меня, и еще некоторых других, даже дети были, и назвали нас преступниками.
— Ты получил условный срок за то, что слушал музыку? Это что, преступление?
— Они так сказали. Так что думаю, да, преступление.
Тут вступил мрачный:
— Майки тоже скачивал музыку?
— Нет, я не знаю, чем он занимался, — признался Рафаэль. — Думаю, он знаком с настоящими
преступниками.— То есть, — это уже рыжий сказал, — с людьми опаснее музыкальных воров.
— Ну да. Я знаю, что у его отца сеть ресторанов и баров в Нью-Джерси и на Лонг-Айленде. Так что, когда мои родственники заставили меня принять от дяди Отто бар, чтобы он смог спокойно помереть в теплой Флориде, а не здесь в холоде, я рассказал об этом Майки. Он сказал, что может об этом позаботиться, а так как когда-нибудь он все равно войдет в отцовский бизнес, то это для него будет отличной практикой. Вот я и подписал бумаги, по которым он стал управляющим, и больше меня это уже не волнует.
Все четверо вздохнули одновременно. Здоровяк обернулся к остальным и спросил их:
— Вы же понимаете, что я хочу сказать этому племянничку?
— До свидания? — предложил мрачный.
— Именно, — и здоровяк кивнул Рафаэлю. — До свидания.
И они ушли.
Боже ты мой, — думал Рафаэль, — интересно, что бы это значило? Надеюсь, Майки не вляпался там в неприятности. Хотя какое ему дело? Главное это «Фаза» — то, над чем он сейчас работал. Этим он зарабатывал себе на жизнь, а не каким-то там баром! Теперь он понимал, как можно использовать музыку в сети. Выложи там свой авангардистский микс, дай послушать кусочек, а чтобы загрузить весь трек уже придется заплатить! Принимаются все основные банковские карты. Большинство его клиентов из Японии и Норвегии, но виртуальные деньги не пахнут. «Бар и Гриль». Да кому он нужен? Это такой вчерашний день! Древняя история, еще когда люди выходили из дома погулять.
19
— Как это можно ничего не знать!? — вопрошал Тини, развалившись на заднем сиденье Кадиллака, взятого на прокат Келпом. Они как раз направлялись в центральный Квинс. — Этот парень ничего не знал! Никогда еще не встречал никого кто мог бы совсем ничего не знать!
Келп, притулившийся с краю рядом с Тини, немного придушенным голосом произнес:
— Он — другой, я бы сделал скидку на это.
Стэн, сидя за рулем, хмуро разглядывал окружающие их низкие дома, разбитые тротуары и чахлые деревья, за которыми явно никто не ухаживал.
— А мне вот что бросилось в глаза — отсутствие у него реакции. Четыре мужика вваливаются к нему в дом, Тини даже по лбу дает, а он что делает? Кричит? Зовет копов? Убегает? Просит пощады или вопит, что псих Медрик живет в соседней квартире? Нет. Ничего подобного он не делает.
— Ничего не делает, — соглашается Тини. — И ничего не знает.
Они молча провожали взглядом отступающего к своей маленькой ветхой лачужке бесполезного Рафаэля Медрика. Наверное в этот тупик — во всех смыслах этого слова — впервые приехала такая великолепная машина. И все зря.
А машина и впрямь была великолепна. Келп нашел ее на парковке больницы в Ист-Сайде. Достаточно большой транспорт, чтобы вместить Тини. Докторская лицензия на лобовом в сочетании с верой Келпа, что живя на грани боли и удовольствия врач доверяет жизнь своему транспорту, да плюс еще и цвет зеленый — цвет денег, придающий всему этому налет чего-то знакомого и простого.
— Я вот что думаю, — смущенно сказал Келп, после двух кварталов молчания. — Думаю, он из художников.
Все в салоне обдумали эту идею. Стэн, взглянув в зеркало заднего вида, сказал: