Держись, акробат
Шрифт:
Распутать все мог только я один. Надо пойти и все рассказать дяде Хамиту. Но меня могут арестовать за то, что я залез в форточку и открыл жуликам дверь! Как им докажешь, что я даже не притрагивался ни к одной вещи?
А что будет с мамой? А на отца будет показывать пальцами вся улица: «Смотрите! У него сын — вор!»
Нет, лучше пусть милиция меня сама разыщет. На это может уйти и день и два, а я буду пока ночевать в своем доме.
«Почему мне так не везет? — думал я по дороге в школу. — Если бы Зоя Михайловна не оставила меня дежурить, я вернулся бы из школы раньше и не встретился бы с этой шпаной в вязаной шапочке. И все
Но через несколько шагов вспомнил: «Он же меня называл по имени. Откуда он его узнал? Разве в нашем дворе мало ребят? Значит, он ждал только меня! Заранее решил со мной встретиться, знал, что я ему помогу?! Почему жулики выбрали именно меня?.. Почему?»
Я так и вошел в школу, не зная, что ответить на этот вопрос. Первой рванулась мне навстречу Зубаржат.
— Слышал? — выкрикнула она.
Я сделал вид, что ничего не знаю:
— Нет, не слышал.
— Савию вызывали в милицию!
На ее вопль откликнулась Савия:
— Не вызывали, а пришли домой.
Савия стояла у доски и что-то рассказывала ребятам. Ее глаза сверкали, щеки раскраснелись, будто она пересказывает какой-то страшный фильм. Я подошел к ним и услышал:
— Всего было четыре таких фотографии. Одну я отправила тете в Челябинск, другую — бабушке, третья дома, в альбоме. Я показала им альбом. «А четвертая?» — спросил лейтенант. «На Доске почета, в школе. Где же ей быть», — ответила я. Тогда дяденька с каракулевым воротником вынимает из кармана еще одну фотографию и показывает мне: «А это откуда?» Я ничего понять не могу! «Не знаю, — говорю, — честное пионерское — не знаю!..» Тогда лейтенант подходит к телефону и звонит в школу. Объясняет, кто он такой, и просит посмотреть, висит ли мое фото на Доске отличников. «Да, да, — отвечают ему, — висит, еще с первой четверти». Но лейтенант просит сейчас посмотреть. Кто-то пошел смотреть и ходил так долго, что я уже ждать устала. Наконец что-то сказали в трубке, и лейтенант улыбнулся. А потом говорит мне: «Вместо твоей рожицы, сестренка, висит фотография грузовика КамАЗ!»
Когда я услышал о машине КамАЗ, сам не знаю почему, рассмеялся. Но никто этого не заметил. Не слушая друг друга, ребята обсуждали новость:
— Интересно! Кто это мог сделать?
— Кто-кто! Конечно, жулики!
— А как они попали в школу?
— А как ты попадаешь? Вошли с улицы.
— А я думаю, что это кто-то из ребят взял фотографию.
— Фото же нашли в квартире, которую ограбили!
— Ну и что? Разве у нас нет таких акробатов, которые могут влезть в окно?
Все посмотрели на меня. И тут я вспомнил, что тот «племянник» тоже знал мое прозвище! Вот к чему привело дурачество на дне рождения Наиля. Теперь надо было не выдать себя.
— Будешь болтать, я с тобой поговорю! — пригрозил я Олегу, который ляпнул про «акробата».
Меня поддержала Света:
— Всегда ты, Олег, ни с того ни с сего как ляпнешь…
— А ты всегда за Фаиля заступаешься!
Но их перебила Зубаржат:
— А почему, интересно, вор выбрал именно карточку Савии?
И опять с дурацким смехом влез Олег:
— Он в нее, наверное, влюблен!
Ребята загоготали. Я отошел в сторону и сделал вид, что готовлюсь к уроку. Расстегнул портфель, достал
тетрадь. А сам думал об одном: «Что же будет завтра, когда они узнают правду?»Начались уроки. Первым была история. Не успела учительница войти в класс, как вскочила Зубаржат и затараторила:
— Знаете, с Доски отличников украли карточку Савии…
— Агзамова, начался урок, — сделала ей замечание Зоя Михайловна.
Но разве Зубаржат можно остановить, когда у нее такие сногсшибательные новости? Если она их не выплеснет — того и гляди, может лопнуть.
— Говорят, что карточку взял вор, который грабит квартиры!..
Класс зашумел. Ясно было, что не только Зубаржат, но и остальные ребята готовы обсуждать это до бесконечности.
А я сидел в страхе и был уверен, что учительница меня не спрашивает только потому, что давно махнула на меня рукой. «С ним бесполезно разговаривать, решила, наверное, Зоя Михайловна, думал я. — Пусть растет кем хочет: хулиганом, вором, это его дело». Ведь не захотела она со мной говорить в тот вечер, когда оставила меня. Начала почему-то меряться силой…
Учительница не дала разгореться страстям.
— Да, неприятная история, — спокойно сказала она. — Но пока следственные органы не разберутся, мы не должны этим увлекаться. Я не думаю, что в этой истории замешан кто-либо из нашей школы. А сейчас нам следует спокойно продолжать урок.
Значит, учителям тоже еще ничего не известно? Вот почему в школе так спокойно, нет никакой паники и, кроме нашего класса, нигде не обсуждают это событие. Но все равно рано или поздно все узнают, и тогда никому не докажешь, что ты не вор. Даже если будешь кричать об этом с утра до вечера.
— Шакиров, ты почему ничего не делаешь? Плохо себя чувствуешь? — услышал я голос Зои Михайловны и поднял голову.
Она стояла около меня и смотрела на мою чистую тетрадь. Я покачал головой.
— Работай, работай, — сказала она и погладила меня по голове.
Мне стало так жалко себя, что на глаза навернулись слезы. Как я ни старался удержать их, одна слеза все-таки плюхнулась на парту. Я увидел за очками широко раскрытые глаза Светы. Она схватила лист бумаги, что-то написала на нем и пододвинула ко мне.
Я прочел: «Тебе плохо?» Мне не хотелось разговаривать, и я опять покачал головой. Но Света не поверила и снова написала:
«Попроси разрешения и уходи домой. Я тебе потом все объясню. Домашнее задание сделаем вместе».
Недаром я отношусь к ней, как к сестренке. Мне вдруг захотелось все ей рассказать, свою тайну. Я был уверен, что она никому никогда не проговорится. Я написал на ее листке:
«Фотографию сорвал я. Помнишь, когда Зоя Михайловна выгнала меня с урока?»
Света прочла, посмотрела на меня и покраснела. Потом перевернула лист и начала писать. Быстро перечеркнула и написала снова. Я прочитал: «Ничего не понимаю». Взял лист и написал: «Я был в комнате тети Клавы и обронил там карточку».
Света почему-то улыбнулась и выжидающе смотрела на меня. Она думала, что я пошутил и сейчас буду над ней смеяться. Она уже приготовила кулак, чтобы поддать мне под ребро.
— Ты шутишь? — прошептала она.
— Нет. Это правда.
Учительница смотрела в нашу сторону. Мы склонились над тетрадями. Я не знал, что писать, потому что прослушал все объяснения и не понимал задания. Света подвинула свою тетрадь поближе ко мне.
— Переписывай, — шепнула она. — На перемене объясню.