Дерзкий обольститель

Отчаяние наполняло душу молодой женщины по мере того, как она оценивала перспективы, понимая, что изворачиваться дальше бессмысленно. Дмитрий был прав: Эрин всегда знала, что этот момент настанет. Сколько раз она брала телефон, собираясь рассказать Дмитрию о голубоглазом мальчике, так похожем на него? Сколько раз рвала сердце мыслью, что лишает Лео возможности узнать отца? И сколько раз заставляла себя молчать, вспоминая характер Дмитрия и порочный образ его жизни?

Эрин отлично помнила, как Дмитрий проводил ночи напролет в ночных клубах, барах и казино. В алкогольном угаре он спускал за игровыми столами миллионы с такой легкостью, словно речь шла о завалявшейся в карманах мелочи. Не стерлись из ее памяти и женщины, с которыми он предпочитал спать. Хищные гламурные кошечки в туфлях на высоченных шпильках и мини-платьях, сквозь которые просвечивали их намерения и – в самых тяжелых случаях – нижнее белье. Эрин не могла допустить, чтобы Лео считал это нормой. Кто мог гарантировать, что грязный мир Дмитрия не запятнает ее золотоволосого мальчика, превратив его будущее в череду невообразимых катастроф?

А еще Эрин помнила, как холодно Дмитрий держался с ней после ночи любви. Особенно – выражение шока на его лице, когда он увидел, кто лежит рядом. Хрупкая и темноволосая, она так сильно отличалась от привычных ему силиконовых блондинок, словно принадлежала к другому биологическому виду. Нет ничего удивительного, что он поспешил избавиться от нее.

– Думаю, нам лучше поехать к тебе. – Она не могла скрыть, что эта мысль вызывает у нее протест.

Насупившись, Дмитрий постучал в стекло и дал шоферу указания по-русски. Машина свернула влево – к набережной Темзы.

Эрин ждала начала допроса, поэтому на секунду растерялась, когда Дмитрий ответил на телефонный звонок и заговорил с кем-то на родном языке, судя по интонациям – о делах. Но потом вспомнила легенды, ходившие о его способности моментально переключать внимание. И еще Дмитрий умел манипулировать людьми. Без этого он не добился бы столь впечатляющего успеха. Вероятно, оставив Эрин в подвешенном состоянии, он надеялся усилить ее тревогу и неуверенность, чтобы начать разговор о сыне с позиции силы. Он наверняка уже заготовил и выстроил в боевой порядок вопросы, но задать их намеревался в удобное ему время и на своих условиях.

На самом деле трудность для Эрин представлял только один вопрос…

Машина доставила их к небоскребу с видом на реку. Эрин испытала жутковатое дежавю, когда вошла в отделанное мрамором фойе с рощей высоких пальм в горшках и ротой крепких швейцаров, каждый из которых был обучен восточным единоборствам. Когда-то она часто бродила здесь с телефоном, организуя для Дмитрия поездки или выслушивая его указания из-за рубежа. Ей нравилось холодное великолепие мрамора, вид на реку, возможность опустить жалюзи или включить фоновую музыку нажатием кнопки. Эрин любила здесь все до того вечера, когда первый и единственный раз увидела Дмитрия надломленным и уязвимым. И преступила черту, предложив ему сочувствие.

А он в ответ забрал ее девственность на огромном обеденном столе. В ушах Эрин все еще звучал стон раненого животного, сорвавшийся с губ Дмитрия, когда он вошел в нее…

Швейцар провожал их изумленным взглядом, пока Дмитрий тащил закутанную в его пиджак Эрин к открытым дверям лифта.

– Быстрее же, – проворчал Дмитрий, нажимая самую верхнюю кнопку. – От моей репутации ничего не останется, если кто-то еще увидит меня с женщиной в подержанном свадебном платье.

– Твоей репутации уже ничто не навредит.

– Ты удивишься, узнав, насколько отстала от жизни, – сказал Дмитрий, сопроводив это насмешливым взглядом светлых глаз.

– Сомневаюсь, – огрызнулась Эрин.

Однако, пока лифт поднимался в пентхаус, Эрин решила, что ей действительно стоит забыть прошлое и сосредоточиться на настоящем. Исходить из того, что есть между ними сейчас, а не из того, что было раньше. До того, как она позволила чувствам к Дмитрию разрушить их отношения, до того, как сделала его героем своих романтических фантазий, хотя прекрасно знала, что бурная страсть всегда заканчивается разочарованием.

Дмитрий отпер дверь и шагнул в сторону, пропуская Эрин. В апартаментах почти ничего не изменилось, и молодая женщина не могла понять, радует ее это или огорчает. В просторном холле с деревянным полом гостей по-прежнему встречала коллекция произведений русского искусства – Дмитрий не стеснялся держать на виду даже яйца Фаберже. Эрин особенно нравилось одно, украшенное изумрудами и рубинами, но сейчас в переливах драгоценных камней на золотой сфере ей почудилось что-то издевательское.

– Проходи, – поторопил ее Дмитрий, который, по всей видимости, не собирался выпускать свою добычу из виду ни на мгновение.

Стеклянные стены гостиной позволяли любоваться на реку и деловые районы города, где концентрировалось все его благосостояние. Сама комната заслуживала внимания не меньше, чем панорамный вид. Дмитрий любил бонсаи – миниатюрные деревца, за которыми ухаживали специально обученные садовники. Почетное место посреди стола занимал японский клен с маленькими листьями всех цветов заката. Эрин, всегда выделявшая это деревце, засмотрелась на него, радуясь встрече со старым другом.

Налюбовавшись, она подняла взгляд на Дмитрия и увидела, что тот едва сдерживает гнев.

– Говори.

Колени молодой женщины внезапно задрожали, и она опустилась на кожаный диван, хотя Дмитрий не предлагал ей сесть. Эрин очень боялась показаться слабой в тот момент, когда все зависело от способности проявить силу.

– Не думаю, что смогу рассказать тебе что-то, чего ты не знаешь. Мы провели ту ночь вместе…

Эрин замолчала, не закончив фразу. Какая-то часть ее сознания до сих пор не могла поверить, что она оказалась в постели человека, который мог выбрать любую женщину на планете. Ее влекло к Дмитрию со дня знакомства – примерно так же, как людей влечет к океану, подавляющему их своими мощью и красотой. Она исподволь любовалась скульптурной симметрией славянских черт его лица и волосами цвета темного золота. Ни одна женщина на месте Эрин не осталась бы равнодушной к сочетанию атлетичного тела, быстрого, острого ума и оригинального, хоть и редко проявляющегося чувства юмора. Эрин старалась держать обожание при себе – показывать его было бы непрофессионально, а кроме того, она понимала всю иллюзорность надежды на взаимное чувство.

Она проработала у Дмитрия несколько лет. Он взял ее к себе с незначительной должности, которую Эрин занимала в недрах его компании. Отчасти потому, что она, в отличие от других сотрудниц, не теряла голову и дар речи каждый раз, когда Дмитрий входил в комнату. Эрин приучила себя не реагировать на его сексуальный магнетизм, не робеть перед харизмой и не обижаться на высокомерие. Она старалась общаться с Дмитрием так же, как с другими людьми в офисе, – с достоинством и уважением. Отмечая ее спокойствие и собранность в кризисных ситуациях, он расширял зону ответственности Эрин, пока работа не вытеснила из ее жизни все остальное. Молодая женщина не могла сосчитать, сколько раз Дмитрий звонил ей, когда она проводила время с друзьями в ресторанах и кинотеатрах, вынуждая уходить с середины ужина или половины фильма.

Но ей нравилось быть ему нужной, разве нет? Она гордилась, что такой могущественный человек прислушивается к ней, скромной простушке Эрин Тернер. Может быть, она напрасно считала, что самолюбие не играет в ее характере такой уж большой роли. Может быть, именно разросшееся эго позволило чувствам превратить ее из ценной сотрудницы во влюбленную дурочку, старательно закрывавшую глаза на скользкую сторону жизни Дмитрия. Пьянство, ночные клубы, азартные игры и женщины сомнительного поведения – ничто не могло спугнуть поселившуюся в ее сердце любовь.