Дерзкое предложение дебютантки

Шагая по дорожке с поспешающим по пятам Львом, Эдмунд хмурился. Когда отец Джорджи женился второй раз, ей, несомненно, больше, чем когда-либо, хотелось написать ему, но узнал он эту новость из письма своей матери. Матери, которая, невзирая на все свои недостатки, поддерживала с ним регулярную переписку. Тогда он непременно обвинил бы Джорджи в отсутствии постоянства, но теперь…

Она была сломлена. А так как он находился в отъезде, ей не к кому было обратиться. Потому что, обдумывая сейчас события прошлого, он мог с уверенностью заявить, что она была не только его единственным другом, но и, поскольку проводила с ним так много времени, у нее самой других знакомых не осталось.

Так почему же она не обратилась к нему?

Почему не прибежала в одно из его редких посещений Бартлшэма, вместо того чтобы выскакивать из магазина, позабыв покупки, стоило ему лишь переступить порог?

Ее поведение озадачивало его с тех пор, как вернулся. Он по-прежнему чувствовал себя уязвленным принятым ею решением не писать ему, но был решительно настроен смириться с существующим положением дел и, по крайней мере, выказывать ей учтивость. Однако в первое же воскресенье его пребывания в Бартлшэме Джорджи не ответила на кивок, которым он великодушно приветствовал ее, сидя через проход в церкви Святого Бартоломью. А когда нудная служба подошла к концу, ушла, гордо вздернув нос.

Тогда-то Эдмунд и решил прекратить попытки возобновления знакомства. Уехав на учебу в университет, он по-настоящему оставил Джорджи в прошлом.

Беря с трудом дышащего Льва на руки, чтобы посадить в экипаж, Эдмунд вспомнил ее обвинение. С глаз долой – из сердца вон. Будто это она не получила от него ни одного письма.

Неужели… если мачеха поставила себе цель привести падчерицу в божеский вид – иными словами, превратить ее в благовоспитанную молодую леди, какой она в настоящее время и является, – то могла и не одобрить их переписки. Юным девушкам, строго говоря, не дозволяется писать молодым людям, с которыми не состоят в родстве.

Да, это вполне объясняет, почему он не получил от Джорджи ни единого послания, невзирая на ее обещание.

Но… он покачал головой. Ему по-прежнему непонятна причина ее злости, когда перед отъездом в Оксфорд он нанес ей краткий визит.

Если только…

Что она почувствовала, когда он перестал писать ей? Преданной, как и он сам, не получая от нее вестей?

Очевидно, так и было.

Эдмунд счел такое предположение единственно разумным и объясняющим ее поведение в последние десять лет.

Осознание случившегося вспыхнуло в его голове, заставив выпрямиться на сиденье.

Мачеха.

Не из-за ее ли историй Джорджиана считает акт зачатия детей омерзительным и грубым?

Кто еще мог бы забить девушке голову подобными глупостями?

Когда он уезжал из Бартлшэма, Джорджиане ничего не было известно о физической близости между мужчиной и женщиной. Не мог представить он и то, чтобы отец описал брачные отношения таким образом… вообще каким-либо образом. Не пристало отцу подобным заниматься.

Но… Эдмунд заморгал, осматриваясь по сторонам, и обнаружил, что находится на полпути к дому.

– Боже мой, ну что за идиот, – прорычал он. Спеша поскорее избавиться от общества омерзительного кузена Джорджианы, он забыл уточнить, где именно в Лондоне она остановилась. А о том, чтобы вернуться и спросить, не могло быть и речи.

– Но, мама, – воскликнула Сьюки, прикладывая к лицу синюю ленту, – разве ты не видишь, что этот цвет придает моему взгляду особую глубину?

Чтобы подчеркнуть сказанное, она широко распахнула свои васильковые глаза. Застывшее в них умоляющее выражение могло бы растопить сердце любого молодого человека в Бартлшэме. Джорджиане в самом деле не раз случалось наблюдать разрушительное действие этих глаз. И миссис Уикфорд – сама обладательница таких же – обучила Сьюки тому, как правильно пользоваться ими в своих целях.

– Синяя лента, может, и идет тебе, – рассеянно отозвалась миссис Уикфорд, едва подняв голову от полученной от модистки коробки, – но сегодня вечером ты будешь в белом. Вся в белом. Именно этот цвет подходит благовоспитанным дебютанткам. А так как мы наконец-то станем выходить в свет, я не позволю ни одной из вас сделаться объектом пересудов.

Она и без того приложила много усилий. Последние две недели они только и делали, что заискивали перед людьми, которые, по ее словам, могли поспособствовать их вхождению в высшее общество. Они приглашали этих почтенных матрон в свой арендованный особняк и угощали чаем с бутербродами, и миссис Уикфорд превозносила красоту Сьюки и родословную Джорджи в надежде получить ответное приглашение.

Тщетно.

Пока случайно не открылось, что некие живущие в паре улиц от них девушки, с которыми они постоянно сталкивались в магазинах или на площади, знакомы с виконтом. Миссис Уикфорд тут же объявила этих девушек лучшими подружками Сьюки и с тех пор всякий раз, собираясь за покупками, звала их с собой. А так как они не меньше Сьюки любили листать модные журналы, радовать себя новинками и болтать о том, как бы поймать в свои сети мужей, то очень быстро стали с ней неразлучными.

Так им и удалось раздобыть приглашение на сегодняшний вечер в Дюран-Хаус, дом упомянутого виконта.

Где Сьюки надеялась очаровать мужчину с титулом и кучей денег в придачу.

В то время как Джорджиана… в ужасе дергала себя за корсаж платья, пытаясь набраться мужества, чтобы выразить протест.

– Раз нам в обязанность вменяется не сделаться объектом пересудов на первом же светском приеме, не кажется ли вам, что мне стоит надеть что-нибудь… поскромнее?

– В твоем наряде нет ровным счетом ничего нескромного, Джорджиана, – отрезала ее мачеха. – Я же уже объясняла тебе, что вечерние туалеты дам более открытые, чем дневные. Я видела девушек куда моложе тебя, но при этом гораздо более откровенно демонстрирующих свои прелести, – добавила она, кивком указывая на виднеющиеся в вырезе тесного корсажа Джорджианы гордые полукружия грудей.

– Да, но Сьюки одета куда более сдержанно… – возразила Джорджи, снова принимаясь теребить платье, но добилась лишь, что мачеха поднялась с места и шлепнула ее по рукам, заставляя убрать их от корсажа.

– Сьюки красивая, – сказала она. – Мужчины уже обратили на нее внимание.

– Ах, мама! – Сьюки уронила ленту на туалетный столик. – Джорджиана тоже красивая. По-своему. То есть, я хочу сказать, наверняка найдутся мужчины, предпочитающие крупных девушек с густыми черными волосами и карими глазами, – уверенно объявила она, несмотря на очевидность обратного.

Ни один молодой человек из Бартлшэма, равно как и из соседних городков, никогда не проявлял к Джорджиане ни малейшего интереса. Хотя мачеха научила ее вести себя как леди, манеры и одежда представляли собой лишь тонкий поверхностный слой. Как бы она ни старалась, все равно всегда будет выглядеть большой и неуклюжей по сравнению со своей изящной младшей сводной сестрой, вызывая у мужчин совершенно иные чувства.

Миссис Уикфорд вздохнула.

– Мужчины, предпочитающие женщин покрупнее, наверняка захотят получше рассмотреть ее главное достоинство, не так ли? Не думала, что придется напоминать тебе, Сьюки: каждая женщина обязана наилучшим образом распорядиться тем, чем наградил ее Бог, если хочет выжить в этом жестоком мире. – Она обвела рукой груды бумаги, коробок со снятыми крышками, перчаток и туфелек, лежащих на всех горизонтальных поверхностях гардеробной, которой сестры пользовались вместе.