Десант местного значения

Камчатка. Местное время 22–10, 02 ноября. Десять километров южнее от Вилюченского вулкана, грунтовка к востоку от русла реки Паратунка. Сводная группа второго батальона 211 мотострелкового полка 22-й дважды Краснознаменной Краснодарско-Харбинской мотострелковой «Чапаевской» дивизии.

Этот день лейтенант Ильин вспоминал потом с трудом. Начавшись с кошмарной бойни на берегу бухты Малая Саранная, он отпечатался в голове, как сплошная мешанина из бега по непролазным дебрям, бестолковых перестрелок и сумасшедшей езды на раздолбанном грузовике по местам, которые дорогами мог назвать только неисправимый оптимист. Когда они, вымотанные донельзя ускоренным маршем по пересеченной местности, вышли на дорогу, все думали, что на сегодня их оставят в покое. Их уже ожидали два грузовика, помятые и видавшие виды ГАЗ-51. В один из них, с красным крестом, наспех нарисованном на дверце, погрузили всех раненых, и лежачих и легкораненых ходячих. После чего, фельдшер скомандовал уезжать. А один из водителей второго, с виду совершенный пацан, отдал старшему лейтенанту запечатанный пакет, объяснив, что там приказ на дальнейшие действия его, Ильина, группы. И что он, вместе с напарником и грузовиком, поступает под командование товарища старшего лейтенанта. В грузовике оказались несколько ящиков с консервами, цинки с патронами и ящики с выстрелами к РПГ, очень кстати, почти все наличные боеприпасы группа Ильина отдала разведчикам. Все равно больше сделать для людей, стряхнувших у них с хвоста американцев, и фактически, спасших им жизнь, Ильин тогда не мог. Но сейчас у него снова было боеспособное, пусть и маленькое, подразделение Советской армии. Двадцать один человек, два ручных пулемета и один РПГ. И свой транспорт, в виде одного грузовика и двух пацанов — водителей, которые, как выяснил Ильин, еще вчера были школьниками. И боевой приказ, прочитав который, старший лейтенант стал озадачено чесать затылок. По замыслу командования, его группе надлежало выдвинуться в район к востоку от поселка Паратунка, где они должны будут вступить в боевое охранение саперов. Которые будут прокладывать гати для прохода техники через топкие берега небольшой, но извилистой реки с одноименным названием. Причем, на месте они должны быть уже через четыре часа. Расстояние небольшое, по дороге максимум километров двадцать. Но эта дорога, на самом деле полоска между каменистыми склонами, покрытая смесью грязи со снегом, проходящая вброд через многочисленные горные ручьи. А в небе то и дело пролетают американские самолеты. В общем, они едва успели прибыть на место.

Все дело в том, что советской командование уже в первый день высадки вражеского десанта, столкнулось с острой проблемой. Не хватало пехоты. Нет, вообще-то, на Камчатка и до войны не доставало всего, современной техники, вооружения, транспорта, средств связи. Одни танки Т-34-85, стоящие на вооружении единственного танкового батальона в 246 мотострелковом полку, могли много чего сказать специалисту. В линейных частях округов, расположенных в европейской части страны, на смену этим танкам давно пришли Т-54, а кое-где и «пятьдесятчетверки» уже поменяли на более современные Т-55 и даже Т-62. Т-34 там, в Европе, можно было отыскать только в училищах да еще на базах хранения, куда их отправили пылится вместе с винтовками Мосина и пулеметами Максима. Но пехоты вроде бы было достаточно, целая дивизия. Три полка, двенадцать батальонов, из них 11– мотострелки. Но с началом войны выяснилось, что пехоты нужно больше, гораздо больше. Два батальона 211 мотострелкового полка остались прикрывать Усть-Камчатск. Еще два батальона сегодня утром обороняли побережье, где высаживался американский десант, и от них мало что осталось. Равно как и от одного батальона 246 мотострелкового полка, брошенного сегодня днем в отчаянную контратаку. Два батальона 304 мотострелкового полка остались в обороне побережья к северу от Авачинской бухте, и их никак нельзя было снимать оттуда, даже сейчас. Ведь американцы вполне могут перебросить десант на корабли, и высадиться там. Очень быстро, гораздо быстрее, чем советское командование может перебросить войска вкруговую, по плохим и разбитым дорогам. А оттуда до Петропавловска вообще рукой подать. Остаются всего четыре батальона, на все про все. Для атаки американцев, которых, по оценке разведчиков, уже высадилось, как, бы, не больше. А ведь нужно еще обеспечить пехотное прикрытие своей артиллерии, ракетным установкам, зениткам, охранять мосты и прочие сооружения. Прикрывать своих связистов и саперов, наконец. Это все без прикрытия пехотой не оставишь, это доказала американская диверсионная группа, за несколько минут уничтожившая один из дивизионов 21 берегового ракетного полка. Раньше, большую часть задач по охране объектов и обороне побережья выполняли отдельные пулеметные батальоны береговой обороны и бригада морской пехоты, подчинявшиеся Камчатской военной флотилии. Но в 1960 году все они были, одним росчерком пера, сокращены. А малочисленных пограничников и разведчиков едва хватало на прочесывание местности и ведения разведки в зоне высадки. Одна из таких групп уже осторожно взбиралась на северный склон Вилючинского вулкана.

Камчатка. Местное время 02–55, 03 ноября. Северный склон Вилючинского вулкана, отметка 1850 метров. Группа из состава 32 отдельной разведывательной роты 22-й дважды Краснознаменной Краснодарско-Харбинской мотострелковой «Чапаевской» дивизии.

Группа была небольшой. Шесть человек, командир, в звании лейтенанта, два радиста, снайпер и два разведчика. Вооружение ее тоже не представляло ничего серьезного, шесть пистолетов, винтовка Мосина и пять автоматов АК-47С. Но самое мощное по силе оружие было у радистов, радиостанция Р-104М «Кедр». Весь носимый комплект радиостанции весил почти сорок килограмм, разбитый на два вьюка, один приемопередатчик и упаковка питания с аккумуляторами и антеннами. Радисты, обосновавшись в одной из многочисленных расщелин на склоне вулкана, уже закончили собирать комбинированную антенну, состоящая из антенны Куликова и 8-ми штыревых колен, и сейчас из расщелины торчал гибкий хлыст, общей высотой четыре метра. После попытки неудачного обстрела гаубичной батареей захваченного утром американцами аэродрома, американцы начали выдавливать советские дозоры из ближних к аэродрому сопок. Справедливо полагая, что никакие орудия без корректировки стрелять нормально не смогут. Но Вилючинский вулкан стоял почти в пяти километрах к югу от аэродрома, возвышаясь над окружающими его сопками больше, чем на километр. Далековато, но если есть хорошая оптика, наблюдать за аэродромом и корректировать вполне можно. Главное, что американцы физически не успели сюда добраться. А радисты уже установили связь с главной ударной силой 22 дивизии, дивизионом реактивных установок залпового огня БМ-14 из состава 157 артиллерийского полка.

Дивизион уже потерял две пусковых установки, во время воздушного налета, когда совершал марш. Но оставшиеся десять машин сейчас уже, заехав на восточную окраину поселка Паратунка, разворачивались на заросшем кустами берегу реки. Как бы не хотелось командиру дивизиона начинать огонь с другого места, для нанесения удара по аэродрому подходило только это. Максимальная дальность установок составляла 9800 метров, а до цели отсюда было чуть меньше девяти километров. Любая другая позиция не годилась, или из-за слишком большого расстояния, либо по условиям проходимости автомашин ЗиС-151, на которых и были смонтированы шестнадцати трубные пусковые установки БМ-14, или 8У32, согласно индексу ГРАУ. Это место подходило, единственно, что не нравилось командиру, это то, что когда американцы начнут бить в ответ, поселку Паратунка мало не покажется. И, еще его очень напрягало наличие на одной установке другого типа снаряда. Девять машин сейчас были заряжены 140-мм турбореактивными осколочно-фугасными снарядами М-14-ОФ, вес каждого почти сорок килограмм, болевая часть массой восемнадцать с половиной кило дает три тысячи осколков. Турбореактивным этот снаряд называется не совсем корректно, просто из-за очень большой скорости вращения вокруг своей оси. Из-за того, что его многочисленные сопла расположены под большим углом к направлению полета. А так, это обычный НУРС, только очень толстый. А вот на десятой машине были заряжены другие снаряды, хотя по внешнему виду и не отличались от штатных М-14. Только вот внутри химического снаряда МС-14, индекс ГРАУ 8С31, вместо части взрывчатки был зарин Р-35, залитый в жидком состоянии в капсулу. Целых 2 килограмма сто сорок грамм. Учитывая тот факт, что смертельная концентрация этой адской жидкости составляет какие-то миллиграммы, это факт очень напрягал весь личный состав дивизиона. Хотя, с другой стороны, они за почти двое суток марша, совершенного от окраины Атласова до этого места, навидались много чего. И видя, как тела гражданских, от стариков до малолетних детей, погибших в результате газовой атаки доблестных пилотов US NAVY, складывают штабелями, готовя к погребению в братских могилах, расквитаться очень хотелось.

Может быть, именно поэтому, еще молодой, но поседевший подполковник, командующий дивизионом, приказал сразу подвезти боеприпасы на второй залп. Время полного залпа установки — десять секунд. Время перезарядки установок — две минуты. И время ухода с позиций — тоже две минуты. Четыре минуты с хвостиком, а у противника точно есть артиллерийский радар, да и тяжелый крейсер где-то у берега болтается. Они здорово рискуют, но по приказу командования, аэродром должен быть уничтожен. Его размышления прервал радист, который прокричал ему от ГАЗ-69, на котором была установлена радиостанция.

— Товарищ подполковник, есть связь с корректировщиками!

— Первая, один пристрелочный, огонь! Через секунду из направляющей трубы вылетел одиночный реактивный снаряд. Пока дивизион наводился по цели по расчетам, по точке на карте, уточнив свое местоположение топопривязкой. Теперь осталось ждать сообщения корректировщиков. И они не замедлили последовать.

— Влево 5, перелет 6! Это значит, что пристрелочный РС лег в полукилометре от середины полосы и на шестьсот метров дальше. Солидный промах. Не будь корректировщиков, удар дивизиона обернулся бы пшиком. Но теперь расчеты всех установок судорожно крутят штурвалы горизонтальной и вертикальной наводки.

— Есть поправки! Последовали рапорты от всех командиров батарей.

— Первая, один пристрелочный, огонь! Подполковник просто физически ощущал, ка истекает время. Если и этот выстрел окажется не по цели, наверное, ему придется отказаться от второго залпа. Но радист радостно крикнул:

— Накрытие!

— Дивизион, залпом огонь! Тут же среагировал командир. И сто пятьдесят восемь воющих, как подземные демоны, снарядов начали вырываться из труб, оставляя за собой длинные огненные хвосты.

Камчатка. Местное время 02–57, 03 ноября. Полевой аэродром возле Вилючинска, палатки инженерного батальона 3 дивизии морской пехоты США.

Капитан, командир роты обеспечения, устало выдохнул. Рота, совместно с одной из саперных рот, начиная с 14–00 вчерашнего числа, работала, как проклятая. Превратить почти неиспользуемый полевой аэродром в полноценную передовую авиабазу Корпуса морской пехоты им, конечно, за такой срок не удалось, но определенные успехи уже были. Взлетная полоса была расчищена от следов скоротечного утреннего боя, оборудованы стоянки для самолетов, смонтирована примитивная система заправки, установлено оборудование для обслуживания самолетов. Завезено небольшое количество топлива и вооружения. Все эти работы были в самом разгаре, когда на полосу стали садится самолеты. Причем, и из состава Корпуса, и флотские. Оказывается, в районе расположения авианосной группы разразился шторм, а аэродром на острове Беринга только что атакован диверсантами красных. И тем самолетам, которым не хватало топлива, чтобы дотянуть до острова Атту, осталось только вот эта маленькая площадка. При посадке возникли проблемы, какая-то, очень наглая русская батарея пятидюймовых гаубиц, выдвинувшись чуть ли не нейтральную полосу, начала обстрел. Обстрел велся вслепую, по площадям, но все равно привел к потере двух самолетов. Но тут вмешался «Де Мойн», дежуривший в бухте Безымянная. Крейсер быстро показал красным, кто здесь главный. При помощи вертолета-корректировщика его пушки перемешали дерзкую батарею с землей. И сейчас командование срочно требовало заправить и поднять хоть часть самолетов в воздух. И, вот, наконец, первые два «Крусейдера» заправлены, и техники, вручную выкатывают их со стоянок. За ними будут заправлены флотские истребители, потом настанет очередь «Трейсера» ДРЛО. А вот с едва севшим на такую короткую полосу постановщиком помех были проблемы. Помучавшись, техники Корпуса все-таки определили, что смогут заправить незнакомую им машину. Но сам экипаж огромного «Скайуорриора» еще не решил, сможет ли он взлететь ночью с полосы такой малой длины. Поэтому, и обслуживать его решили в последнюю очередь.

Мысли капитана оборвал одиночный разрыв снаряда, упавшего примерно в трехстах ярдах от палатки. Он вздохнул, русские никак не угомонятся. Судя по разрыву, вес снаряда фунтов сорок, не меньше. Очередная пятидюймовая батарея красных? Они что, урок, который преподал «Де Мойн», не поняли? Но через полминуты следующий снаряд взорвался прямо на полосе, осколками ранив несколько техников, как раз выкативших первый из «Крусейдеров» на нее, и повредив сам самолет. «Черт, подумал капитан, а вот это уже серьезно. Это не стрельба вслепую, по площадям, где-то поблизости есть корректировщик красных». Он побежал к ближайшему окопу, которые его люди только что отрыли возле палаток, уже на бегу отдавая торопливые команды. На аэродроме взвыла сирена, и тут, капитан, уже прыгая в окоп, увидел, как на землю сошел ад.

Можно иметь сколь угодно развитое воображение, но все равно передать ощущения, с которым столкнулся человек, попавший под огневой налет целого дивизиона систем залпового огня, невозможно. Его понять сможет только такой же человек, побывавший под огнем реактивных установок. Если останется жив, конечно. Свернувшись клубочком, капитан лежал, охватив голову руками на дне окопа, а земля в это время под ним тряслась и подпрыгивала. Каждую секунду на аэродроме взрывались как минимум полтора десятка снарядов. Капитан вспомнил, как в академии старый хромой майор, прошедший почти все крупные десанты Корпуса, от Гуадалканала до Иводзимы, рассказывал им, тогда еще курсантам-молокососам, про огонь реактивной артиллерии. Про то, как нередко после таких налетов, из японских укреплений доставали сошедших с ума офицеров и рядовых Императорской армии. Они тогда ему не поверили, приняв этот рассказ за еще одну байку, которые так любят травить ветераны перед новичками. А сейчас, лежа на дне окопа, ощущая подпрыгивающую под ним землю, в такт разрывам, звучащим чаще пулеметной очереди, капитан ощутил, что еще немного, и он сам начнет сходить с ума. В довершении всего в окопе остро запахло свежими яблоками. Остатков разума ему хватило, чтобы, превозмогая ужас перед разрывами, подняться на колени и достать из аптечки в подсумке антидот. Голова уже начала кружится и темнело в глазах, когда он, с размаху, вогнал себе шприц-тюбик в бедро, прямо через толстую ткань обмундирования. Потом силы его совсем оставили, и он выпал из реальности, потеряв сознание. Последним его ощущением было осознание того, что разрывы вроде бы стихли. И он так и потерял сознание, сидя на коленях и привалившись к стенке окопа, с тюбиком в сжатой руке.

Он очнулся в той же позе, но никак не мог понять, сколько времени прошло, когда антидот все-таки поборол начавшееся отравление организма. Секунда? Минута? Час? Затем, спохватившись, он посмотрел на часы. Прошло всего две минуты. Он еще отметил, что сознание путается и у него проблемы со зрением, предметы видятся размытыми и дрожат, необходимо напрягать глазные мышцы, для того чтобы зрение стало менее расфокусированным. И тут все началось снова. Он опять рухнул на пол окопа, прижимаясь к дрожащей и прыгающей под его телом земле. И это продолжалось, как казалось капитану целую вечность. Хотя повторный огневой налет длился всего десять секунд, так, по крайней мере, показывали беспристрастные стрелки его часов. Капитан, стараясь удержаться на подгибающих ногах, встал и выглянул из окопа. Увиденное его потрясло настолько, что он на минуту потерял дар речи. Аэродрома, самолетов, прочей техники, палаток и контейнеров, всего этого не было. Не было и заснеженных деревьев и кустарника, которые густо росли по окраинам аэродрома. Даже снега не было! Вокруг, на сотни ярдов простирался просто лунный пейзаж, голая почерневшая земля, густо утыканная воронками. И усыпанная горящими обломками, в которых с трудом угадывались остатки техники, вперемешку с лежащими телами.