Десант. Повесть о школьном друге

— Здесь Клава Ларичева живет, а здесь Нина Усачева, — говорила Октябрина. — А вот там Сережа Кобозев… жил.

Рина заметила, что нет-нет, а Леопольд заговаривал о войне, о Городокской дивизии, о своей роте. Когда по горбатому Бабьегородскому спускались к Москве-реке, то, глядя на скопление бревенчатых домиков, он сказал:

— Вот в Городке похожие были улочки и домушки такие же… Горели, как свечки…

У готического особняка на Полянке, вспомнив Восточную Пруссию, сказал:

— Из таких вот окошек пулеметы бьют… — И раскурил свою короткую трубочку. — А рота сейчас, наверное, на огневой стоит под самым Кенигсбергом… Ребята у меня знаешь какие? Замечательные. Колесова возьми. Горячий, душевный, всякому готов помочь. А Шабанов Абдулла. Говорит редко, падежи путает и числа. А мины кидать начнет — в немецкую траншею точно попадает. А есть еще Лисовенков Иван Лукич, ездовой, тот в самый огонь со своей лошадкой кинется…

Если бы Октябрина записывала, то составила бы именной список всей минометной роты с боевыми характеристиками на каждого бойца. Запомнилось ей еще одно рассуждение Леопольда. Проходили они по Якиманке, справа поднималась нарядная церковь Ивана-воина, слева — здание французского посольства, похожее на боярские палаты. Некрасов сказал:

— Понимаешь, в роте меня беспрестанно про Москву расспрашивают, какие улицы самые красивые, какие дома. Про театры, артистов, писателей. Чувствую себя богачом, и хочется свое богатство всем раздать. Как любят красоту! Я им и про этот особняк рассказывал.

— И Маяковского читал?

— Обязательно.

Как ни уединялись, их вскоре обнаружили. На углу Первого Спасоналивковского и Казанского переулков повстречалась Мария Яковлевна Мирзаханова. Преподаватель математики, в войну она стала директором 7-й школы. Ее черные глаза по-прежнему влажно блестели, а лицо осунулось, побледнело. Увидев бывших учеников, зарделась по-молодому:

— Рина, Леопольд! Слава богу, живы. Ты ранен? О! Ну ничего, до свадьбы заживет. Кстати, ты уже присмотрел невесту?

— Так точно.

— Кто же она?

— А вот она — рядом.

— Рина? — она расхохоталась. — Простите старуху. Для меня вы все дети. Я как-то и не представляю, что «бешники» женятся на «ашницах»… Поздравляю. Совет да любовь.

Когда на следующий день они нагрянули в школу, то на перемене в учительской их поздравили все учителя — и Николай Николаевич Лебедев, галантно щелкнувший каблуками своих солдатских ботинок, и Татьяна Родионовна Крюченкова, у которой под пенсне закипели слезы, и, конечно же, классная руководительница 10 «б» Серафима Дмитриевна Менделеева, седая как лунь. Серафима Дмитриевна их долго не отпускала и расспрашивала о планах на будущее. Будто война уже кончилась.

О будущем разговор возникал все чаще. День за днем расширяя круг своих путешествий, Рина и Леопольд вышли на Моховую, к университету.

— Вот он, мой второй дом… Может, и ты скоро там будешь?

— А почему бы и нет?

Тут-то Октябрина вспомнила одно его письмо:

«…Я, солдат, что знал, и то забываю, хотя стараюсь изо всех сил сохранить в памяти. Вчера доказывал бином, повторял химию… Впрочем, что я говорю, у меня есть друзья, а некоторые из них со временем будут инженерами, они мне помогут или просто „обманут тов. лектора“. Помнишь, я рассказывал, как мой отец за пятерых экзамен сдавал? Не пропадем!»

В том, что Леопольд сам превосходно сдаст все экзамены, Рина не сомневалась.

— А куда ты поступишь?

— Раньше хотел в «Корабелку», а теперь… У меня же шанс есть. Гоша сказал, что хоть завтра могут принять в авиационный. МАИ — каково? Там и Зина Фалилеева учится. Буду строить самолеты. А?

— Прекрасно, — ухватилась Рина. — Тебя, как фронтовика, сразу возьмут.

— Конечно.

Но ни завтра, ни через неделю в МАИ он так и не пошел.

Рина напоминала, он отмалчивался, переводил разговор на другое. Однажды, где-то в середине марта, сообщил ей о письме из полка — то ли от командира, то ли от начальника штаба.

— Понимаешь, разрешено, даже рекомендовано поступать в военную академию.

— Когда?

— Возможно, в самое ближайшее время. Надо сходить — узнать…

— Здорово. Ты же писал, что привык к армии, стал кадровым военным: «Расту в большого командира». Так?

— Прихвастнул немного, но в общем-то верно.

— Пойдешь?

— Непременно.

Но так и не сходил, не узнал.

Получилось так, что у Леопольда появились возможности остаться или хотя бы задержаться в Москве: незалеченное ранение, МАИ, академия — уже набиралось три веских причины. Вскоре неожиданно подвернулась и четвертая.

Хочешь не хочешь, а Рине надо было посещать университет, и теперь они любовались Москвой по вечерам. Не пропустили ни единого салюта. Из Александровского сада, с Красной площади с восторгом смотрели за соцветиями ракет, слушали торжественные залпы. К ним вернулась довоенная страсть к театру. Рыскали за билетами. Леопольд особенно стремился в театр Вахтангова: «Смотри, немцы его разбомбили, лежит в развалинах. На новом месте, а живет. Пойдем туда».

У Рины имелись «связи»: ее подруга училась в студии театра имени Евгения Вахтангова, она и достала контрамарки на «Мадемуазель Нитуш».

— Ура! — воскликнул Леопольд. Как он веселился на спектакле и после него. Хохотал, напевал песенку про оловянного солдатика.

В другой раз они отправились на выставку военных фотографий известного репортера Сергея Струнникова. Посасывая пустую трубочку, Леопольд задумчиво рассматривал выразительные снимки: картины боев, солдатские лица, походные колонны, трофеи наших войск. На выставке, заметила Рина, на ее спутника обращали внимание посетители: юный капитан с орденами и медалью «За отвагу». Особенно пристально его рассматривали двое в военной форме без погон и третий — во франтоватом пиджаке в клеточку. Она услышала их негромкий разговор:

— Он-то нам и подходит.

— Красивый парень.

— Верно. Познакомимся.

У входа с выставки трое подошли к Леопольду.

— Товарищ гвардии капитан, можно вас на минуту.

— Пожалуйста.

— Мы из Мосфильма. Снимаем военную ленту. И хотели бы пригласить вас для съемки. Очень подходите…

— Но я же не артист.

— В данном случае артист не нужен. Вы — в самый раз.

— Но…

— Понимаем. Надо возвращаться в часть. Задержим ненадолго. Две-три недели. Соответствующее разрешение от начальства немедленно получим. Нужно для дела — соглашайтесь.

— Если для дела…

— Вот телефон. Позвоните. Позвольте вашу фамилию, номер полевой почты, домашний адрес…

— Разве можно им отказать, — обрадовалась Октябрина Иванова.

— Конечно, конечно.

Но он так и не позвонил на Мосфильм.

Были еще встречи со школьными друзьями, прогулки по Москве, театры… Но март подошел к концу, и настал день, когда Леопольд смущенно сказал Рине, что завтра едет.

2

Последний раз она видела его 24 марта сорок пятого года. Провожала на фронт с Белорусского вокзала. Рина навсегда запомнила этот день… Она хотела весь его провести с Леопольдом — лекции в университете побоку, и от него ни на шаг, — да поняла, что ему надо попрощаться с родными. Потому они и уговорились встретиться вечером, за час до отхода поезда, у Белорусского вокзала.