Десница Пращура
Шрифт:
«Альдира, скорее! Тащи меня к целителям. Рана от собственной руки, в круге Зачарованных Камней, нанесённая не по обряду. Я ранила себя, и снова ранила. Я дура! Как я не догадалась, что Летучая мне не поможет…»
— А я-то дурак! — хлопнул себя по лбу Альдира. Почему не вспомнил Зунгиру и кровь, капающую с его руки после каждой Летучей песни? Почему не подумал, что сборище бродячих алтарей в Пещере Совета сойдёт за настоящий круг? И не оправдывает Альдиру, что сам он тех Камней не видел, а очнулся, когда они уже ушли…
Больше всего Альдира боялся не донести Вильяру живой. Боялся, что целители из дома Травников справятся с её раной хуже, чем Нимрин в прошлый раз.
***
Вильяра ошиблась, жестоко ошиблась. Заплатила за ошибку новой болью и вновь пребывает нигде, никем. Снова слышит ласковый голос Пращура:
«Торопливая беляночка, быстро ты ко мне вернулась!»
«Я должна была сообразить, я — дура!» — отчаянно корит она себя.
«Ты умная девочка и сильная. Ты пострадала, зато сбросила отметины, что оставил на твоём теле выродок Тьмы. Теперь тебя лечат наилучшие целители из ныне живущих. Ты выжила. Ты встанешь на ноги и вернёшь свою силу.»
«Да! Только Летучую песнь я больше не пропою.»
«Это будет разумно — не петь её больше. Твоё служение станет сложнее, но тебе дадут младшего напарника. Ты сможешь посылать его туда, где опасно, где без Летучей никак не обойтись. Всё будет хорошо, беляночка.»
На взгляд мудрой, вовсе не хорошо… Но не со сказочным Пращуром же об этом спорить! Лучше она задаст ему вопрос: а вдруг, ответит?
«Пращур, о Пращур, говорят, ты знаешь всё, чего не знают даже Тени. Неужели нельзя изгладить эту рану с моей сущности? Чтобы я возвращалась из Летучей не с распоротым брюхом?»
«Зунгира мудрый так ничего и не придумал. Как однажды, сгоряча, порезал себе ладонь в круге, так и возвращается каждый раз.»
«Пращур, я знаю о Зунгире! Но царапина на ладони — не страшно. А моя рана смертельна без быстрой помощи. Нимрин спас меня в первый раз, Альдира во второй. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы я обошлась без третьего?»
«Ищи, беляночка! Если ты поймёшь, чем ещё, кроме тяжести, отличается твоя рана от раны Зунгиры, ты сделаешь первый шаг по пути исцеления. Вспомни хорошенечко, как ты себя ранила, это важно.»
Последнее, что Вильяре хотелось бы вспоминать: хоть наяву, хоть во сне, хоть в этом странном небытии! Нож в кулаке, судорожно стиснутые пальцы, чужая воля твёрдо ведёт её руку. Колдунья режет себя, отчётливо сознавая происходящее, отчаянно сопротивляясь — и безуспешно.
«Я слышала, что Зунгира решил угостить круг своей кровью: сам решил, сам сделал. А я ранила себя не по своей воле. Повелитель Теней подчинил и принудил меня. Это важно?»
«Ты умница, беляночка. Да, это и есть твоя разница с Зунгирой. Он всё сделал сам, поэтому стихии навсегда запомнили его таким, и ничего с этим поделать уже нельзя. Твою руку с ножом вела чужая воля, поэтому твою рану возможно исцелить. Если додумаешься, как. Если дерзнёшь. А сейчас спи, беляночка! Крепко спи, как должна ты спать под зельем глухого сна.»
Да, она помнит: целители дали ей это зелье. Тело и дух должны пребывать в покое безо всяких видений и голосов. Но если уж всё идёт наперекосяк…
«Пращур, о Пращур! А позволь мне спросить ещё. В старых сказках сказывают, будто давным-давно не только ты, а все хранители снов беседовали со сновидцами. Живые и умершие встречались на изнанке сна, слышали и понимали друг друга. Почему сейчас — иначе?»
В ответе ей мерещится вздох сожаления: «Им только казалось, будто они понимают друг друга. Эти встречи вредили и живым, и умершим. Первые мудрые, числом одиннадцать, провели черту со стороны живых, я — со стороны призраков и духов. С тех пор мёртвые молча хранят
ваши сны от душекрадов и прочей погани, а живые не тревожат мёртвых, не зовут их. Это закон, беляночка. Спи! Спи крепко и сладко. Я дам тебе силы, чтобы твоя рана быстрее заживала. Ты нужна клану, твои Вилья ждут тебя. Спи! И ни во сне, ни наяву, никому не рассказывай о наших беседах.»Глава 3
Альдира вернулся в дом Травников двое суток спустя и застал Вильяру уже на ногах. Талари медленно и осторожно водила раненую по комнате: расхаживала. Вильяра через шаг кривилась от боли и затейливо поминала щуров, но глаза её блестели ярко и живо, даже в ругани слышался задор. Больше никаких сомнений, что смертельная угроза миновала… Если колдунья снова не споёт Летучую.
Мудрый поморщился от досады, а больше — от воспоминаний. Как нёс Вильяру на руках и не знал, донесёт ли живой. Как пел над почти бездыханным, растерзанным и окровавленным телом, пока с ней возились целители. Оба раза вспомнил: первый — в Пещере Совета. И как тут, заодно, не вспомнить отчаянный взгляд и кривую ухмылку Повелителя Теней, последний разговор с чужаком Нимрином?
За пять дней, минувших с песни Равновесия, Нимрин так и не объявился. Наритьяра вышел из круга сразу, и даже колдовской дар сохранил. Вышел, правда, слегка не в себе, но Нельмара поручился за ученика, что со временем это пройдёт. А пока ученик с учителем вместе куролесят в трактире Ласмы и Груны: то пляшут, то сказки сказывают, то роняют слёзы в похлёбку с марахской травой. Ласма грозится вместо дурманных травок подсыпать им зелье глухого сна, уложить туши на салазки и оттащить в Пещеру Совета. Но пока только грозится. Альдира тоже не торопит, хотя, по праву временного главы Совета, мог бы. Однако вновь избранный глава понимает: даже мудрым нужно время, чтобы переварить великую радость и великое горе. Всем нужна передышка, чтобы осознать перемены, привести в порядок дела кланов, выбрать замену погибшим и помощников живым, подготовить новых колдунов к посвящению… Альдира взвалил на себя такую груду забот, что голова у него кругом. Однако пропавший Иули тревожит мудрого едва ли не больше всего остального. Похоже, в их с Латирой гадания и расчёты, в завещанное Тмисанарой понимание равновесия вкралась существенная ошибка. Мысли об этом не дают Альдире покоя. Тмисанара и Латира сгинули, значит, разбираться теперь ему.
Мудрый уверен, что жёлтый Камень не забрал жизнь чужака. После Великой песни круг спокойно раскрылся, и в нём не прибавилось новых Камней. Разогнав дурную молодёжь с дурными затеями, Альдира сам ходил в тот круг, пел и слушал. Нет, Нимрин не остался внутри, и не похоже, чтобы он застрял во временн'oм сдвиге. Конечно, он мог войти в один круг, а выйти из другого, но что дальше? Те, кто искал, не нашли его. И стихии молчат о чужаке. И на безмолвную речь он не отзывается.
— О мудрая Вильяра, я счастлив видеть тебя восставшей с ложа болезни и слушать несравненные плетения слов из прекраснейших уст твоих! — приветствовал Альдира выздоравливающую колдунью.
— Какой сказитель наплевал тебе в рот, о мудрый Альдира, что ты так выражаешься? — ответила она ему, блеснув острыми клычками.
— На Ярмарке в твоих угодьях завёлся величайший сказитель! Сам хранитель знаний Нельмара! Вот мне в уши слегка и надуло. Но ты столь прекрасна, Вильяра, что я готов беседовать с тобою сказочным слогом — всегда.
— Брось, Альдира! Твой лучший друг, а мой наставник говорил, что мужчины от такого глупеют. Глава Совета не в праве туманить свой разум. Но я тоже рада видеть тебя, старший брат по служению. Я ужасно скучаю. Я жду не дождусь, когда гостеприимные родственники сочтут меня достаточно здоровой, чтобы отпустить из-под своего присмотра в мои угодья.