Десять историй ужаса
Шрифт:
Я вскочил на велосипед.
— Погнали! — крикнул я, чувствуя, что вот-вот лопну от восторга.
Мы покатили прочь от школы, не потрудившись даже переодеться. Команда скандировала:
— Майк! Майк! Майк!
Это было изумительное ощущение. Но у меня вдруг екнуло сердце. Бита! Я обещал вернуть ее сразу после игры. Я обещал мистеру Смиту тут же отнести ее обратно в спортивный музей.
Я поехал медленнее, позволив товарищам меня обогнать. Продолжая скандировать мое имя, они скрылись за поворотом.
— Я вас потом нагоню! — крикнул я им вслед.
Но одно я знал точно: я не могу вернуть биту.
Ни за что.
Я должен оставить ее себе.
Это была лучшая в мире бита. Бита, способная устроить девять хоум-ранов за одну игру. Я не мог с ней расстаться. Обещание обещанием — но я должен был оставить ее себе.
Привстав над сиденьем велосипеда, я сжимал биту в руках, пытаясь решить, что же мне делать. Грешным делом я даже подумал поехать домой и припрятать биту у себя в комнате. Мистер Смит не знает, где я живу. Скорее всего, он меня не найдет.
Нет. Я решил, что это нехорошо.
Я решил поехать в музей. Выложить мистеру Смиту всю правду. Что мне необходима эта бита. Я заплачу ему, решил я. Любую сумму, какую он захочет. Мое сокровище того стоит.
Я вспомнил адрес на кредитной карточке. Ехать туда пришлось долго. Музей располагался в незнакомой мне части города. На улицах не было ни машин, ни прохожих. Никого и ничего…
Сам музей размещался в приземистом сером здании. Выглядело оно не слишком гостеприимно. Я оставил велосипед у дверей, и сжимая биту в руках, вошел в зал.
До чего клеевое местечко! И как это я раньше о нем не знал? Огромный, ярко освещенный зал заполняли спортивные экспозиции в натуральную величину.
Вот два хоккеиста яростно пытаются оттереть друг друга локтями. Фигуры, очевидно, были отлиты из воска. На лицах застыло зверское выражение.
А вот и теннисисты. Юноша в белом костюме вскинул ракетку, готовясь послать подачу своему сопернику. Они выглядели настолько реально, что мне казалось, будто мячик вот-вот и впрямь полетит через сетку!
Я прошел мимо двух старшеклассников-баскетболистов, застывших в прыжке. Их мускулы были напряжены. Я мог разглядеть даже капельки пота, поблескивающие на их лицах.
«Круто, — думал я, опираясь на биту и любуясь экспозицией. — До чего же круто!»
Бейсбольная экспозиция была еще не завершена. Часть площадки уже была готова, но не было восковых фигур игроков.
И когда я смотрел на площадку, по другую сторону ее вдруг возник мистер Смит.
— Здравствуй, Майк, — произнес он с улыбкой. Его безволосая голова светилась под светом ламп. — Спасибо, что возвращаешь биту.
Я колебался.
— Я… э… не могу ее вернуть, — наконец выдавил я.
Он удивленно сощурил серебристые глаза:
— Что?
— Я должен оставить ее себе, — пробормотал я. — Это замечательнейшая бита на свете. Я что угодно сделаю, лишь бы оставить ее себе!
Он потер пальцами свой бледный подбородок:
— Ну…
— Правда, — настаивал я. — Мне очень нужна эта бита. Я хочу оставить ее навечно!
— Хорошо, — согласился
он. — Можешь оставить ее навечно.У меня отвисла челюсть. Я был поражен.
— Вы серьезно? Мне можно ее оставить?
Он с улыбкой кивнул.
— Если ты этого хочешь, — тихо промолвил он. — Дай мне взглянуть на твой замах, Майк. Размахнись как следует, хорошо?
Я был так счастлив, так благодарен! Я поднял биту, размахнулся — и застыл в ослепительной вспышке серебристого света.
И с тех пор я так и стою здесь, застыв на месте, и крепко сжимаю биту в руках, демонстрируя свой лучший замах.
Все это было давным-давно. Я понятия не имею, сколько времени прошло. Мой взгляд устремлен на картонный задник, а руки замерли в высшей точке замаха.
Посетители приходят в музей. Рано или поздно они подходят к бейсбольной экспозиции. И тогда они любуются мною.
Они говорят о том, как реалистично я выгляжу. И какой у меня великолепный замах.
Я радуюсь, что им нравится мой замах.
А, впрочем, у меня есть, пожалуй, еще один повод быть счастливым.
Ведь бита осталась со мной. Навечно.
МИСТЕР ТЕДДИ
— Мам, купи мне этого плюшевого мишку, пожалуйста! Купишь? Я больше никогда ничего не попрошу.
Уилла умоляюще сложила руки и с вожделением посмотрела на мягкого плюшевого медведя, уставившегося на нее с полки универмага.
Уилла была коллекционером. Она собирала плюшевых зверушек, кукол, постеры, фарфоровые яйца — и прочее, и прочее… Каждый дюйм ее комнаты был заполнен разного рода вещицами.
— Мам, взгляни на него! — восторгалась Уилла. — Ты когда-нибудь видела такие милые маленькие коричневые лапки? А посмотри на его большие круглые глаза. Они почти светятся.
Опираясь на прилавок, Джина, семилетняя сестра Уиллы, захныкала:
— Мам! Так не честно! У Уиллы мягких игрушек хватит, чтобы заполнить весь этот магазин.
— И что с того? — огрызнулась Уилла. — Джина, я не виновата, что у тебя комната пустая.
Джина скорчила старшей сестре рожу.
— Потому что ты при любой возможности просишь маму купить тебе что-нибудь еще. «Мам, купи это. Мам, купи то», — передразнила Джина.
— Девочки! Довольно! — прервала их миссис Стюарт. Уилла и Джина сверлили друг друга взглядом. — Уилла, тебе двенадцать. Разве ты не слишком взрослая для плюшевых мишек?
— Не могу ничего поделать, мам, — ответила Уилла. — Он мне нужен. Он… не такой, как другие мягкие игрушки, которые я когда-либо видела.
— У него жуткие глаза, — заметила Джина.
— Ничего не жуткие! — возразила Уилла. Но она знала, что Джина права. Она почти чувствовала, как медведь изучает ее своими огромными глазами.
— Уилла, — сказала мама, — в твоей комнате уже не осталось свободного места. Куда ты его положишь?
— Я поставлю Старого Мишку на полку и буду спать с этим, — ответила Уилла.