Десять миллионов Красного Опоссума (с илл.)

Семьдесят пять или восемьдесят присосков, аналогичных щупальцам спрута, расположенные в три линии, открывались в желудке, как у пиявки, и представляли собой огромные рожки.

Том, наш старый учитель по австралийской естественной истории, объяснил нам, что это животное обыкновенно держится в извилинах древесной коры и там поджидает свою добычу, о приближении которой узнает посредством длинных чувствительных волосков, служащих его единственным органом чувств. Питается оно сладким соком молодых деревьев, кровью животных с гладкою кожею, лягушками, иногда нападает даже на туземцев, к коже которых пристает с такою силою, что только одна смерть может заставить его отпустить добычу.

Достаточно наглядевшись на отвратительное животное, мы возвратились в лагерь, где уже начали беспокоиться о нашем отсутствии. Двух подобных происшествий в одно утро было слишком много даже для таких страстных искателей приключений, как мы.

Мак-Кроули закурил свою неизменную сигару и сибаритом разлегся в тени огромной софоры с длинными толстыми ветвями.

— Жаль, нет свежей провизии, — печально произнес он с видом человека, у которого никакие нравственные потрясения не могли заглушить требований желудка.

— Нет, мой милый Кроули, неправда: ведь вам обещали на завтрак одного прелестного ара, с сочным мясом, с…

— Ах, оставьте перечислять! — воскликнул он с комическим отчаянием, — только разжигаете аппетит!.. Однако, — продолжал он, переменив тон, — какая ужасная участь ожидала, было, вашего Кирилла — быть убитым страшными иглами гигантской крапивы Urtiga gigas!

— Кстати, Робертс, посмотрите, как нежно ухаживает Том за «господином» Али! А вы хотели пустить пулю в бедное животное. Это принесло бы большой убыток.

— Стойте! Мне пришла в голову одна мысль!

— Говорите, говорите, друг!.. Какая?

— Нужно утешить Кроули; для него ведь день без жаркого равносилен потерянному.

— Ага, понимаю! Вы идете промышлять для него ара?

— Конечно.

— Робертс, — сказал Кроули, — ваша дружба отныне для меня превыше всего на земле. Благодарю и принимаю.

— Не стоит благодарности, — с улыбкою отвечал лейтенант, — поблагодарите после, когда я застрелю вам одну из тех чудных птиц, которые кудахчут на высоте 400 футов над нами!

— Идите, идите, мой друг, и да благословит вас Небо.

Мичман лениво поднялся, поправил свой головной убор и подсел к нам. Робертс ушел вперед с маленьким карабином Флетчера, с помощью которого он производил чудеса по части стрельбы.

— Если выстрел будет удачен, Робертса по праву можно назвать удивительным стрелком, — заметил Кроули.

— Дело, — хладнокровно заметил со своей стороны Кирилл, волоча левую ногу, еще не оправившуюся от прикосновения крапивы.

— Через десять секунд, господа, одна из этих птиц упадет на землю, — заявил Робертс.

— Посмотрим, — отвечал мой скептик.

Робертс, вы‘ставив левую ногу вперед, голову отклонив несколько вправо, медленно прицелился. Прошло секунды две. Вдруг легкий дымок вырвался из ружейного дула, послышался треск и шум… Испуганные птицы моментально разлетелись во все стороны. Только одна мгновение держалась еще лапками за вершину дерева, на котором сидела, затем отчаянно вскрикнула, потеряла точку опоры и стала медленно падать на землю с распростертыми крыльями.

Громкое «браво» приветствовало искусного стрелка.

— Я съем ара! — возликовал мичман.

Бедный Кроули! Между блюдом и его ртом или, скорее, между жарким и вертелом была еще целая бездна. Дичь не упала на землю: она встретила при падении широкий лист прекрасного нежно-зеленого цвета, толстый и разрезанный до половины в длину. Едва она прикоснулась к нему, как лист вдруг сомкнулся и скрыл добычу с глаз изумленного лакомки.

Мы единодушно расхохотались при виде смущенной физиономии нашего мичмана.

— Кроули, вам, пожалуй-таки, придется есть сушеную говядину из фуры № 2.

— Подождите! Птица еще упадет.

— Если вам доставит это удовольствие, стойте тут, а мы пойдем завтракать. Прощайте! — и мы со смехом направились к своим фурам.

— Я вас прошу, подождите пять минут, — умолял раздосадованный Кроули. — Буссенар, вы наблюдаете удивительный случай, и ваши познания в естественной истории обогатятся новыми сведениями.

— Это, господа, действительно необыкновенно, — обратился я к остальной компании, польщенный в своем самолюбии званием ученого in partitus [12] .— Здесь странная тайна…

12

Частично, в какой-то мере (лат.).

— К которой я найду ключ, — заявил твердо Кроули. — Вы увидите, этот лист не съест меня.

— Не трогайте, не трогайте, сударь! — остановил его испуганный Кирилл. — Разве вам мало случая со мною? Я уверен, что если вы прикоснетесь к проклятому листу, то случится несчастие и с вами.

— Мой храбрый друг, не тратьте попусту слов; я так же упрям, как и вы. Я хочу непременно вложить руку в лист, а что из этого выйдет, увидим.

С этими словами мичман храбро опустил свой сжатый кулак на средину огромного листа, поднимавшегося на высоту человеческого роста. Явление, случившееся с ара, повторилось снова. Края листа быстро сомкнулись и сжали руку.

— Ах, это любопытно! — проговорил, не поморщившись, Кроули. — Я чувствую, словно тесная перчатка сжимает мне руку… Однако немного больно… Сильнее… Дьвольщина, моя рука немеет!..

— Ради Бога, довольно, прошу вас, — заметил я, беспокоясь.

— Постойте, друг мой, — еще немного терпения; докончим свой физиологический опыт. Когда будет время, я попрошу вас ударом сабли перерубить этот проклятый лист… Однако странно: меня жжет как бы горчичник… Сильней и сильней!.. Мне кажется, что миллион горячих булавок воткнули в мою кожу… Довольно!.. Ой, ой!.. Рубите!..

Я взмахнул саблей. Через секунду лист упал. Рука оказалась вспухшею, посиневшею. Ее жилы натянулись, как струны… Из тонких жилок растения сочилась красноватая жидкость, похожая на сок известного плотоядного растения наших стран, росянки — (Drosera rotundifolia).

Мы со вниманием осмотрели тогда дерево. Его рост, незначительный в сравнении с соседними великанами, не достигал и 60 футов. Ствола не было. Ветви, в изгибах которых помещались огромные, величиною с капустные кочаны, цветы, располагались правильными концентрическими кругами и кверху сходились в конус, увенчанный последним цветком. Разрезанные листья, толщиною с лист алоэ, походили на листья латании (Catania borbonica). Вся верхняя поверхность их была усажена многочисленными тоненькими трубочками, вроде волосков, на конце которых виднелись опаловые капли густого липкого сока.