Десять тысяч американских долларов

— Мне кажется, вы понимаете, почему я не могу оставить вас в живых. Эджу показалось, что в голосе бандита проскользнула нотка сожаления, но он признал это за проявление своеобразного юмора.

— Этого хотят ваши люди.

Хуан заерзал в объятиях Эджа, с тревогой поглядывая на широкий раструб мушкетона вожака, не без основания полагая, что выстрела осталось ждать недолго. И ему не улыбалось соседство с Эджем.

Услышав такой ответ, Эль Матадор чуть не задохнулся от ярости.

— Я никогда не советуюсь с этими подонками. — Он обернулся к своим людям, чтобы посмотреть, как они отреагируют на новое оскорбление, и увидел только добродушные усмешки. — Как видите, они не представляют для меня угрозы. А вот вы, сеньор Эдж… — Матадор вздохнул. — Вашего лица даже я мог бы испугаться, если бы знал, что такое страх. Стоит мне оставить вас в живых, и мне долго придется оглядываться в ту сторону, где мы с вами расстанемся.

— Вас это беспокоит? — ровным голосом спросил Эдж, ощущая, что к старому зловонию, исходившему от Хуана, прибавился запах свежего пота, так усердно тот старался освободиться от американца.

— Я всегда поступаю так, чтобы мне не приходилось оглядываться. — Эль Матадор тряхнул головой. — Особенно когда дело касается кого-нибудь, кто, подобно вам, не упустит случая, чтобы выстрелить в спину.

— Так безопасней, — скромно сказал Эдж и, увидев, что ствол мушкетона принял горизонтальное положение, добавил: быть может я могу выкупить свою жизнь?

Матадор замер. В его глазах появилась подозрительность.

— Где вы возьмете выкуп? Ведь мы отобрали у вас все.

— Не совсем, — буркнул Эдж, железной хваткой придерживая Хуана.

— Сколько вы можете предложить?

— Пятьсот долларов. Правда, банкноты будут слегка помяты. Эдж ослабил хватку, запустил руку под рубашку Хуана и вытащил пачку, перевязанную бечевой. Несмотря на напряжение, Эдж с раздражением подумал, что за время поездки его руки впитали запах Хуана, и теперь их хотелось вымыть.

Матадор перевел взгляд с денег на несчастного Хуана. У того губы беззвучно зашевелились, кадык бешено заходил под небритой кожей. Наконец, его прорвало:

— Я не заметил! Верь мне, Эль Матадор! Как только я обнаружил бы, что они завалились, я тотчас отдал бы их тебе.

— Что ж, отдай их сейчас, — сказал главарь. Всхлипывая от страха, Хуан взял деньга у Эджа и перебросил их коротышке. Эдж следил за происходящим, затаив дыхание. Он понимал, что промедление в долю секунды способно убить его. Собственно и так шансов, практически, не было, но инстинкт заставлял бороться до конца.

В тот момент, когда он увидел, что палец Матадора, лежащий на курке мушкетона, побелел. Эдж откинулся назад, скользнув по крупу лошади. Он еще успел услышать раскат выстрела и почувствовать обжигающую боль возле правого глаза, прежде чем солнце померкло и тьма заволокла его сознание. Но он не знал, что картечь прошла по касательной и лишь оглушила его, содрав кожу с лица. Он не чувствовал, что его тело, ударившись о землю, сползло с края тропы в каменистое ложе ручья. Ему не удалось увидеть, что основной заряд ударил в Хуана, и его голова взорвалась фонтаном крови, обрывками мяса и осколками черепа. А лошадь рванулась вперед, унося всадника, голова которого болталась лишь на нескольких лоскутах кожи.

Торрес поймал брошенную Хуаном пачку и с невозмутимым видом сунул ее в мешок перед собой. Эль Матадор с довольным видом поставил приклад мушкетона на бедро и перевел взгляд со скачущей лошади на неподвижного Эджа.

— Одним выстрелом убил двух птичек. Одна была ворона, но другая — орел.

Затем с его возгласом «вперед!» вся банда ускакала прочь.

Глава 4

Эдж не испытывал ни ярости, ни сожаления. Отлежавшись под валуном, он двинулся в Писвилл тем путем, который утром проехал за Хуаном. Его лицо было безмятежно, его сознание бездействовало — в происшедшем не было ничего, над чем следовало думать. Эль Матадор его ограбил и направлялся на юг, к границе. Теперь Эджу нужны были лошадь, револьвер и нож. Его дорога, конечно, тоже лежала на юг.

Городок все еще был в шоке. Все возвращалось в привычную колею, но жители не могли опомниться от пережитого страха, к тому же слишком многое напоминало об утренних событиях. Мужчины заделывали пролом в задней стене банка, домовладельцы пыхтели над разбитыми стеклами, священник в церкви отпевал убитых, на кладбище трудились могильщики.

Когда Эдж появился на улице, направляясь в контору, его фигура вызвала удивление, которое сменилось молчаливым обвинением. Он должен был умереть, если не был предателем. Эль Матадор по пустякам в сделки не входил.

Эдж ничего не замечал. Эти люди не были ему должны, и он не чувствовал к ним ни малейшего интереса. Дружба длилась, пока устраивала обе стороны. Теперь все стало иначе.

— Эдж! — услышал он голос, проходя мимо ресторана Милашки. Не замедляя шага, он повернул голову и увидел Гейл, которая подзывала его рукой.

Она была бледна, в глазах таился страх. Увидев, что он не собирается подходить, она проговорила, понизив голос:

— Ты шагаешь в ловушку.

Оглядев улицу сузившимися глазами, он подошел к Гейл и жестко спросил:

— О чем ты говоришь?

— В твоей конторе тебя поджидают два рейнджера. Эдж оглянулся на свою контору. Все выглядело спокойно. Но он все-таки нырнул в дверь ресторанчика. Внутри было тихо, столики пустовали. В это утро ни у кого не было аппетита.

— Сегодня твой хозяин прогорит с ленчем. — Он заглянул в дверь кухни и повернулся к Гейл. — Где он?

— А мы ничего и не готовили. Милашка заправляет на похоронах. Бандиты убили четверых.

Гейл заперла главную дверь и стала осматривать рану на голове Эджа.

— Рассказывай о рейнджерах, — нетерпеливо приказал он.

— Ты ранен, — возразила она. — Пойдем на кухню, я промою рану и перевяжу тебя, пока инфекция не разошлась.

Он ударил ее пальцами по щеке.

— Рейнджеры!

От боли глаза Гейл наполнились слезами. Но тут же в них засверкало упрямство.

— Можешь избить меня в кровь, но бессмысленно помогать тебе бежать, чтобы через пару дней ты умер от гангрены. Огонь в ее глазах померк, и уже мягче она добавила: — ну, шагай на кухню, дурачок.

У Эджа сжались кулаки, казалось, он готов прожечь Гейл взглядом. Но он повернулся и направился на кухню, расшвыривая стулья. Гейл шла за ним. На ее лице играла лукавая улыбка, которая сразу исчезла, как только Эдж сел на стул и посмотрел на нее. Она знала, как обращаться с ним.

На печи стоял котел с горячей водой. Гейл отлила немного, достала чистую тряпку.

— Они явились час назад, — сообщила она и прижала горячую влажную тряпку к его ране, с раскаянием заметив, что чувствует удовлетворение от того, что Эдж застонал. — У них есть розыскной лист с портретом капитана Джозефа Хеджеса. На портрете лицо, очень похожее на твое, только намного моложе. Там сказано, что этот человек разыскивается, как главный подозреваемый в убийстве.