Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
– Мы все любим тебя, Сэм, – заговорил дядюшка. – Весь Эшуорф знает тебя. Очень часто мы с Томом вспоминали о тебе и говорили: "А ведь хорошо, черт возьми, что наш малыш Сэм учится в аристократическом колледже". Ну, пусть лорд Паклингтон чудак. Но он, кажется, не разорится, если поможет сыну своего письмоводителя.
Это была обычная манера дядюшки в серьезных разговорах начинать с лирических отсгуплений. Я чокнулся со стариком и отхлебнул из рюмки.
– Ближе к делу, дядя. Что случилось с отцом? Почему вы не встретили меня на пристани?
– Были причины, малыш, – ответил дядюшка, допивая свою рюмку. – Отец твой
– Знаю… Но телефон в за.мке не отвечает…
– Хм… Не отвечает? Значит, дело принимает серьезный оборот. Пока я ничего определенного не могу сказать, но…
Я быстро встал из-за стола. От меня что-то скрывали.
Я должен сам быть в Олдмаунте. Дядюшка вцепился в мою руку.
– Одну минуту!.. Какой ты нетерпеливый!.. Твое присутствие в замке вряд ли принесет существенную помощь… – Скажете ли вы мне, в чем дело?
– Право, я ничего не знаю. Погоди, вот вернется твой отец…
Но я, не слушая дядюшки, выбежал на улицу. Там за углом стоянка такси. Через двадцать минут я увижу отца и узнаю, в чем дело.
Вот знакомая мне аптека. Громадные шарообразные бутыли, наполненные разноцветными жидкостями, яркими радугами сияли на широких окнах под лучами эшуорфского солнца. Здесь же красовались вороха горчичников, средств против мозолей и зубной боли, патентованные плевательницы и еще кучи вещей, назначение которых, может быть, оставалось не совсем ясным даже для их изобретателей. На крайнем окне по-прежнему, как и в дни моего детства, под запыленным стеклянным колпаком лежала большая сушеная ящерица, предмет жгучего любопытства эшуорфских ребят.
Не замедляя шага, я взглянул на ящерицу. У нее старая облупившаяся кожа с желтыми полосками и один глазок по-прежнему широко раскрыт на мир, будто в испуге. Смутные воспоминания детства пронеслись в моей голове. Отец посылал меня сюда за лекарствами, когда болела мама…
Оступился и упал на тротуар я совершенно неожиданно. Вероятно, зацепился носком ботинка за выступ камня. Во всяком случае, когда я встал и носовым платком отряхивал пыль с костюма, голова у меня кружилась, правое ухо и висок горели, и старичок прохожий резонно заметил мне:
– Зайдите к Орфи, молодой человек. Вы изрядно поцарапались.
Старичок был так добр, что даже предупредительно раскрыл передо мною дверь аптеки.
Я вошел, совершенно оглушенный падением. Мистер Орфи, аптекарь, ровесник моего отца, стоял за прилавком и, полузакрыв глаза, осторожно чесался спиной о выступ шкафа, наполненного лекарствами. Судя по выражению лица Орфи, это доставляло ему удовольствие.
У окна за столиком сидел толстяк доктор Флит, развалившись так, что под ним не было видно никаких признаков табуретки и казалось, что наш эшуорфский эскулап чудесным образом покоится в воздухе, подобно величественному аэростату. Размахивая правой рукой, он что-то с азартом доказывал аптекарю:
– Совершенно недопустимо с точки зрения науки…
Но тут я переступил порог аптеки. Доктор Флит смолк, а Орфи приоткрыл один глаз.
– Это ты, Сэм?
Я показал на больное ухо. Аптекарь и доктор сразу поставили диагноз, не дав мне раскрыть рта.
– Ловко тебе заехали, Сэм, – проговорил аптекарь, переставая чесать спину и раскрывая другой глаз. – Как находите, доктор?
Доктор Флит снисходительно улыбнулся.
– Кровоподтек и царапины. Не так опасно, как безобразно.
Любопытство,
видимо, мучило аптекаря. Он осведомился:– Когда ты успел подраться, Сэм?
– Не спрашивайте его, Орфи. Все ясно, – отдуваясь, произнес доктор Флит и вытер шелковым лиловым платком свое багровое луноподобное лицо, окаймленное рыжими бачками.
Он рассматривал меня с расстояния в три шага, как будто я был виден ему в увеличительное стекло, и говорил преувеличенно громко:
– Ясно, как в микроскоп. Эластичный, упругий предмет, падая под углом в тридцать градусов, примерно двенадцать часов назад стукает по голове этого парня. При прямом попадании предмет свернул бы ему шею. В крайнем случае хорошенькое сотрясение мозга.
– Простите, джентльмены, – произнес я. – Я упал на улице, и не двенадцать часов назад, а сию минуту. Кажется, мое ухо…
Я хотел дотронуться до больного уха, которое начинало опухать.
– Не трогать руками! – пробурчал доктор Флит, свирепо насупливая брови, и приказал аптекарю:-Сделайте подобающий туалет парню, Орфи. Ясно все, как в микроскоп.
– Подойди сюда, Сэм, – ласково позвал меня аптекарь.
Ему было лень перегибаться через прилавок. Я подошел к шкафам, и старый Орфи начал накладывать мне повязку из липкого пластыря. А доктор Флит продолжал разговор, прерванный моим неожиданным приходом:
– Так вот, друг Орфи, какие дела. Люди болеют из-за несоблюдения правил гигиены, в результате травмы при несчастном случае, от болезнетворных микробов. Объелся, опился, перегрелся на солнцепеке, обморозил руки ноги болен. Подрался или упал на улице, как вот наш Сэм,- болен. Попали в организм микробы, начали в нем размножаться – болен. Нет болезни без соответствующего микроба, Орфи, так доказано великими учеными Пастером и Кохом. А если некоторые позволяют себе сомневаться да еще ставить преступные опыты, то, знаете, друг Орфи…- Тут рука доктора Флита поднялась кверху как бы для удара. – …закон покарает преступника.
И, кажется, уже покарал. Правда, при этом иногда страдают и невинные, но, по-видимому, таков закон природы…
Доктор Флит глубоко вздохнул. Орфи закончил перевязку и указал мне на зеркало, висевшее среди красноречивых реклам аптекарских фирм.
– Посмотри на себя, Сэм, – сказал он. – Совершенно незаметно… – И добавил, улыбаясь: – Сознайся, Сэм, что хватил лишнего. Ты благоухаешь, как померанцевое дерево в цвету. Рекомендую отоспаться…
Я хотел возразить старой обезьяне, что мне незачем отсыпаться, но это было бесполезно.
– У меня болит голова, – пробормотал я.
– Тогда возьми эти таблетки, Сэм, – предложил Орфи.
– К черту таблетки! – пресек намечавшуюся торговую сделку доктор Флит, с ожесточением вытирая пот с лица. – Их штампуют, как пепельницы. Против ожирения я съел тонну таблеток, но меня раздувает, как видите… Поэтому берегите деньги, молодой человек. Кстати, у вас нет одышки, Пингль?
Этот вопрос доктора Флита был известен не только в Эшуорфе. Когда-то Флит напечатал в журнале "Ланцет" статью под зловещим заглавием "Одышка – бич человечества". С тех пор мысль об. одышке медленно и верно сводила доктора с пути нормального мышления. Вопрос об одышке он задавал всем пациентам и случайным собеседникам. Об одышке он спрашивал даже тех, кто обращался к нему за советом против застарелых мозолей на пятках.