Десятый принц
Шрифт:
Как ни странно, но самым ярым противником мнения о разумности монстров был всё тот же Девятый.
– Не могут быть низшие создания – разумны! – чуть ли не кричал он шёпотом, дискутируя после отбоя сразу с Восьмым и с Седьмым. – Для каждого существа имеется своя, строго определённая ступенька, и оно не имеет права претендовать на более высшую, чем ему назначено кармой!
И только Третий, имя которого было Яцек Шердан, хамил и дерзил почти всем без исключения и во всех случаях. Вот и в тот момент он услыхал утверждения раджи, который воспитывался в строгой кастовой иерархии, и не удержался от язвительной шпильки:
– Кто бы утверждал подобное, черномазый!
Но чуть перестарался с громкостью высказывания, и в утешение
С каждым часом неприязнь к Яцеку Шердану, наследнику самой величественной и громадной империи, росла, и отношения с ним ухудшались. И всё по вине командира. Эйро почему-то стал потворствовать появившемуся любимчику, и в одинаковых ситуациях наказывал обычно уровнем боли ниже, чем остальных. Это явно бросалось в глаза, так что остальные не просто злились на коллегу, а всё больше и больше старались незаметно устроить тому пакость. Ведь навредить в условиях жёсткой, изнуряющей тренировки на полосе препятствий – всегда проще простого. То ногу не спешили убрать, то резко сами остановятся, словно споткнувшись, то собственное падение не стараются смягчить изо всех сил. И результат налицо: Яцек то зацепится и грохнется, то наткнётся на кого-нибудь со всей скоростью, то окажется завален неудачно упавшими телами. И ведь ничего не докажешь! И высказаться, пожаловаться нельзя без разрешения!
Поэтому он пытался громко стонать, кричать от боли, чтобы привлечь к себе внимание командира. Иногда получалось. Очень редко – сержант находил в действиях остальных принцев преднамеренное желание навредить, и тогда наказывал нарушителя. Что тоже никак не способствовало примирению. Пропасть в отношениях ширилась, что на фоне всё большей сплочённости остального коллектива особенно бросалось в глаза. Наверное, из-за вредности Третьего, которого всё чаще называли вне присутствия сержанта Спесивцем, Фредерик запомнил его имя чуть ли не первым после Джаяппы. Правда, оно ему показалось смешным, о чём он заявил однажды, желая самого наследника империи унизить.
– Какое-то крайне крестьянское имя у тебя. У нас Яцеками называют своих детей только малограмотные крестьяне в отсталых деревнях.
– А у нас в империи, – фыркал Спесивец, – моё имя – самое великое и прославленное. Не веришь, можешь у Восьмого или Шестого спросить, они в курсе. Подобное имя простолюдины даже не мечтают получить, а в нашем роду я уже буду считаться Яцеком Двадцатым, когда взойду на трон!
– Не «когда», а «если». И не ты, а твой оригинал, – напомнил со стороны Пятый. – Да и вообще мне кажется, что как раз на тебе и прервётся ваша ветвь правителей. Народ такого идиота к власти не допустит.
После таких слов чуть до драки не дошло.
Как раз в финале седьмого дня, на вечернем построении, Эйро Сенатор впервые выглядел озабоченным, подводя итоги дня:
– Могу похвастаться методами своего воспитания: ваши тестовые показатели неуклонно и стабильно растут, нарушения дисциплины почти прекратились, да и с оружием вы уже довольно лихо управляетесь. Все начинают понимать поставленные перед ними задачи, а Третий особенно меня радует, пожалуй, придётся его определить как самое передовое, самое умелое и крепкое звено атаки всего нашего десятка. Он просто превосходен в своём стремлении к победе, и на него любо-дорого смотреть! Молодец!
Такая жутко несправедливая оценка явно серого середнячка заставила всех не скрываясь кривиться, зато сам Яцек засиял радостной, высокомерной улыбкой. Любимчик командира теперь определился окончательно и бесповоротно. А это, при сложившемся некотором авторитете сержанта, вызывало огромное недоумение. Вроде бы этот воин никак не походил характером на тех людей, которые преклоняются перед высшей властью, поддаются на лесть либо потворствуют своим симпатиям
в угоду общему делу. Сержант был строг, но справедлив, плевал на любые условности и упорно шёл к поставленным целям. И такое вот отношение к Третьему вызывало неприятие, непонимание и разочарование.Дальше свою речь он продолжил ещё более озабоченным тоном:
– Можно сказать, что вам повезло… но, с другой стороны, лишние дни обучения нам бы не помешали. У нас ещё толком нет сплочённости и взаимодействия в бою. А это, как вы понимаете, – огромнейший и жирный минус. Сразу предупрежу, это бывает редко, но если есть такая возможность – меня всё-таки предупреждают заранее. Так вот… Положение в одной из точек контроля заметно осложнилось, наше отделение могут бросить в бой с минуты на минуту. Поэтому напоминаю, что боевая тревога, по которой следует мчаться к оружию, – это визг дикого зверя. После полной экипировки возвращаетесь бегом в холл арсенала и усаживаетесь в модуль, каждый на своё строго отмеченное место. Если будут уколы во время пути – это определённые нейростимуляторы, которые желательны во время предстоящего боя. Э-э… да вроде и всё на сегодня… К отбою, разойдись!
И ушёл из казармы. Тогда как принцы с неким тревожным чувством оживлённо принялись обсуждать предстоящий вылет. Как-то о смерти не думалось, сразу припомнилось, что после первого боя им обещали всё объяснить, и тогда станет понятен смысл данного существования. А то слишком уж неизвестность довлела над сознанием, угнетала его, мешала подняться росткам оптимизма и надежды. Неопределённость будущего – есть страшная помеха настоящему.
Как ни настраивались на ночную тревогу, всё равно после второго гудка все лежали в кроватях, пытаясь нашептаться напоследок. К концу седьмого дня все чётко усвоили принципы такого общения и не переходили тот порог звука, за которым следовало неизбежное наказание. Получалось дискутировать довольно неплохо, однако подметили: в любом случае сон наваливается неожиданно. Вроде шипел только что твой оппонент в ответ нечто, глядь, а он уже и дрыхнет без задних ног! Пока задумался, прислушался к шипению остальных – и сам в омут сна провалился.
Десятого всё время пробивало на досаду, что он лежит последним в ряду, у самой стенки. То есть иного варианта, как шептаться с Девятым или через него – не существовало. Поэтому он сразу пытался выговориться именно с индусом, а темы для дискуссий у них всегда имелись во множественном числе.
Сегодня они начали прения ещё по пути к кроватям.
– Не нравится мне отношение сержанта к Третьему! – ворчал Фредерик, косясь в сторону укладывающегося Яцека-Спесивца. – А уж если воевать придётся…
– Чего, боишься, что Третий в спину выстрелит? – улыбнулся Джаяппа многозначительно. – Так ты лучше своей башкой думай, соображай, что к чему…
– Чего тут думать! По логике, лучше всего сразу пристрелить этого козла при первой возможности!
– Это ты зря! – Они улеглись на животы, лицами друг к другу и перешли после раздавшегося второго гудка на шёпот. – Ты не уловил самого главного из слов сержанта.
– Опять умничаешь? – укорил принц раджу. – В чём ты там увидел бездонную глубину мысли и необъятную широту интеллекта нашего горлопана?
– Вспомни, как он назвал Яцека: «передовое звено атаки»! А мне это сразу напомнило одну нашу древнюю сказку. В ней опытный охотник рьяно и постоянно поглаживал одну из самых слабых и никудышных собак своего вольера, давал лучшие лакомые кусочки и добивался от неё максимальной преданности вкупе с готовностью выполнить любую команду. Особенно натаскивал – на медвежье ухо. А потом, во время атаки на огромного, опаснейшего медведя, придержал остальных собак, сильных и умелых, а вперёд послал слабую да никудышную. Но та свою миссию выполнила на отлично: отвлекла дикого зверя от основной атаки. Сама, конечно, погибла, но зато все остальные, ценные и сильные псы остались живы. Понял мораль?