Детектив из Мойдодыра. Том 1

– Не знаю! – Я яростно штриховал стрелочки на листке бумаги. – Не доводилось!

– Надо сказать: Служу Советскому Союзу! – и добавила с неожиданной злостью:

– А еще – военный называется! И, вообще, у меня рука заживает, так что не суй нос в мои дела, Пентуриккио.

Я смял рисунок, аккуратно положил его в пепельницу и посмотрел хозяйке в серьезные злые глаза.

– Пентуриккио – это Буратино, что ли?

– Пентуриккио – это художник.

Она оставалась серьезной, непривычно серьезной, но что-то еще мерцало в ее глазах: то ли обида, то ли призыв к миру, то ли приказ заткнуться.

Я остановился на приказе.

– Ну, Буратино я еще стерпел бы, а вот за художника можно и вторую руку сломать, Наталья Васильевна. Как там у них назывался чудак, который ломал вторые руки?

Длинная-длинная пауза. Глаза в глаза.

Наконец, она улыбнулась и потрепала меня здоровой рукой по голове.

– Вот теперь я вижу, что, действительно, тебя замучила. Завтра отсыпайся, смотри мультики. И обязательно сходи в зоопарк. А теперь – вперед, Торквемада!

Этого я тоже не знал, да и насчет зоопарка не понял.

В воскресенье рано утром я разбудил и вытолкал клиента. Моя барыня еще спала. Парень хотел с ней попрощаться, договориться о встрече, но я провожал его так настойчиво, что даже довез до метро.

Я ни на минуту не сомневался, что сегодня у меня стопроцентный выходной, поэтому затеял небольшую уборку в своей комнатухе, потом небольшую стирку, потом небольшую глажку. Около двенадцати свернул все дела и забрался в койку.

Вчерашний разговор смутно меня беспокоил. Засыпая, я подумал, что, если бы Наталья Васильевна брала за ЭТО деньги, то обскакала бы своего крутого папочку за полгода.

Как-нибудь отнестись к этой мысли я не успел…

… Луна разбросала вокруг хаос остроугольных теней. Впереди, на тусклой каменистой обочине – черное пятно лежащего тела. Я затаился в десяти шагах, на лезвии, разделяющем свет и тень. Сворачиваюсь в клубок, готовясь к прыжку. Пошел! Сердце ударяет в горло, рвется выше и выше. Я холодею от страха. Наконец, я падаю на землю, на локти, и тут же в меня входят пули. Мне не больно, но очень страшно. Что дальше?

Я просыпаюсь. Этот сон всегда заканчивается так. Ничем. Наверное, от той горной дороги отходила коротенькая тропка моей судьбы, которая заканчивалась тупиком на расстоянии одного прыжка. Я по ней не пошел…

Я встал и включил телевизор. Будь я проклят, если там не шли мультики! И будь я трижды проклят, если это не телефон трещит в прихожей!

– Привет, Обломов, – замурлыкала Наталья Васильевна. – Теплый плед, диван и зоопарк отменяется, встречаемся в «Лучике».

– А мультики? – возмутился я.

– Какие мультики?! – возмутилась в ответ Наталья Васильевна. – Тебя ждет работа! Конечно, ты вчера пытался неуклюже объясниться в любви, чтобы разжалобить мое феодальное сердце и выклянчить выходной, но я передумала. Я нашла твое признание неубедительным. Можешь попробовать еще раз. Твой сок уже на столе. Ты все понял, Томатный Джо?

Я понял, что выходной не состоялся.

– Что молчишь? Может быть, хочешь объявить забастовку? Создать профсоюз пажей-оруженосцев? А ты знаешь, что делают с забастовщиками в Африке?

– Наверное, жарят и подают на стол к Первому Мая.

– Тепло, но не очень. Им ломают руки. И первые, и вторые.

– Хотелось бы еще узнать, что сделали с борцом за права женщин товарищем Кларой Цеткин?

– Узнаешь в «Лучике». Жду. И постарайся выжать хотя бы шестьдесят два километра в час, Шумахер.

Я ехал по городу, внимательно следя, чтобы стрелка спидометра не выскакивала за шестьдесят. Я уважаю правила, особенно, разумные. Наталья Васильевна не признает никаких правил, но, тем не менее, она мне нравится и, кажется, очень. Она меня вычислила и хочет обратить в свою бесправильную веру. Может быть, сегодняшний сон – это предостережение, и я опять приближаюсь к развилке.

Нас в «Лучике» знали, поэтому накрахмаленный Чего Изволите сразу провел меня к столику с моим соком и Натальей Васильевной.

– Добрый вечер, Наталья Васильевна, – приветствовал я ее.

– Привет! – капризно ответила она. – Ты знаешь, до чего это, оказывается, нудное занятие – ждать? Постараюсь больше не задерживаться из института.

Я с удовлетворением отметил, что, несмотря на нудное ожидание, в ее коктейле не хватает двух, от силы, трех глотков и молча пригубил томатный сок.

Обычно мы перекидывались парой фраз, потом Наталья Васильевна уходила к стойке. Не знаю, как ей это удавалось, она просто сидела с коктейлем, она была не единственной и не самой классной дамой, которые это делали, но ее тут же начинали приглашать на медленный танец. Может быть, все дело в гипсе, я не знаю.

Сегодня, по-видимому, она не торопилась. Она, вообще, была какая-то не такая. Трезвая, непонятная, как будто ждущая чего-то от меня. Но я никогда не вмешиваюсь в процесс. Я – статист, молча пьющий сок и возникающий в эпизодах только в аварийных случаях.

Я растерянно взглянул на нее.

Наталья Васильевна хмыкнула.

– Окей, лэдиз фест, – сказала она.

Я не понял, о чем и доложил.

– А что я говорила тебе по телефону, понял?

– Кроме одного, – ответил я осторожно.

– Ну, и…

– Что стало с Кларой Цеткин?

Она хлестнула меня взглядом и зло сказала:

– Ее превратили в миллионы отвратительных папирос.

Потом неожиданно рассмеялась и предложила:

– Слушай, братец Иванушка, может, закажем тебе коктейль, и ты превратишься в веселого игривого козленочка?

– Вы же знаете, я на работе не пью.

– Ну, а если ты все-таки выходной?

– Тогда лежу на диване и смотрю мультики.

Она опять разозлилась, засверкала глазами.

– Конечно, ты всю дорогу следил, чтобы не превысить скорость, ходячий Устав от караульной службы? Ты состоишь из правил, которые не ты придумал, но ты им подчиняешься…

Странно, но у меня полчаса назад стрелка спидометра вызвала такие же ассоциации.

– Мои правила разумны…

– Правила разумны, устои тверды, мужчина никогда не плачет, поэтому всегда прав. А ты когда-нибудь плакал, Чингачгук?

Надо же, этот сон приснился именно сегодня…

– Очнись, комбат! – Наталья Васильевна трясла мою руку, лежащую на столе.