Детектив на пороге весны
Шрифт:
Марфа Васильевна поднялась, взяла с дивана большой белый платок с ажурным краем, накинула на плечи и пересела в качалку.
– И дальше что, бабушка?
– А дальше смотрим мы с Юрой – и вправду не в себе он. – Бабушка покрутила рукой возле лба. – Как в бреду. Юра ему: как ты сюда попал, мол? А он отвечает: не помню, не знаю… Ну, повезли мы его домой к нему.
– Да ты что? – поразилась Анфиса. – Петра Мартыновича?! К нему домой?!
Бабушка повела плечом:
– А что тут такого? Он же сосед? Если у него беда какая, разве я помочь не могу?!
– Можешь, можешь, что дальше-то?
– Ну,
– Бабушка, тебе не должно быть никакого дела до его навоза. Ты можешь себе позволить жить без навоза, а он не может!
– А в доме…
– Бабушка!
– Ну ладно, – быстро согласилась бабушка. – Не буду. Юра его на диван уложил, а Петр Мартынович вдруг вцепился в него и умоляет: не уходите, Христом богом прошу, потому что, если вы уйдете, тут оно меня и достанет!
– Кто?!
– Кто, кто! Привидение, вот кто!
Анфиса почувствовала легкий холодок в шее. Как будто подуло слегка.
Привидение?..
– Юра хотел «Скорую» вызвать, потому что мы так поняли, что он давно по улице бродит, из дому убежал. А он чуть не плачет, говорит, что в доме призрак его покойной матери, и она его к себе, мол, зовет. Он ночью чуть было к ней и не отправился. Со страху.
– Господи прости, – пробормотала Клавдия и перекрестилась, – а вы говорите, Марфа Васильна! Накличете и на нас беду, будете знать!..
Анфиса зашла за бабушкину качалку и немножко покачала ее туда-сюда.
– Ну? И что? Ты что-нибудь… выяснила?
– Мало, – задумчиво сказала бабушка, – мало. Только способ-то не новый.
– Не новый, – подтвердила Анфиса. – И все же?..
– Ну, племянники, конечно, есть, – неожиданно заявила бабушка. – Аж двое. Только им уже за сорок, и вроде бы такие игрушки им… не к лицу. Вполне… приличные люди. На вид, по крайней мере.
– Ты их видела?
– На фотографиях. Специально посмотрела.
– Какие игрушки? – вступила Клавдия. – Что за игрушки еще?
– Клава, – нетерпеливо сказала Анфиса, – ты что, не член нашей семьи?
– Почему? – натурально перепугалась Клавдия. – Как же не член! Конечно, член!
– Ты что, детективов не читала?
– Как же не читала?! Конечно, читала!
– Значит, знаешь: нет никаких привидений, кроме, может, утопленника нашего! Похоже, Петра Мартыновича кто-то свой пугает. В каких-нибудь гнусных целях. Наследники или что-то в этом роде, кто хочет его пораньше к покойной матери отправить. Про это сто книг написано!
– Так что же выходит?..
– Выходит, что на соседнем участке собака Баскервилей бегает. Чудовище. Исчадие ада. Да, бабуль?
– Ну, собака, не собака, а призрак покойной матери.
– А ты спросила… как он выглядит? Призрак матери?
– Да никак он не выглядит. Классическое привидение – в белом балахоне и с веревками.
– А веревки зачем?
Бабушка пожала плечами:
– Веревки вместо цепей, наверно. Цепи нынче не достать. Разве что в собачьем магазине.
– А ты ему сказала, что это не привидение? Что призраков не бывает и так далее? Про племянников спросила?
Бабушка
махнула рукой:– Спросила! Владимир Геннадьевич в плановом отделе какого-то КБ подвизается, а Геннадий Геннадьевич врач-гинеколог. Весьма почтенные люди, хорошие специалисты. Так сказал их дядюшка. Ни в какую их причастность он не верит, конечно. Говорит, что дом в любом случае завещан им, но стоит он дешево, потому что старый, и участок небольшой. Много за него не выручить.
– Смотря для кого, – задумчиво пробормотала Анфиса, – смотря для кого.
– Мотив неясен, – заключила бабушка, – решительно. Племянники давно при квартирах, под мостом не живут. Впрочем, конечно, можно предположить, что у нашего Петра Мартыновича бабушка когда-то эмигрировала в Швейцарию и оставила ему там пару миллионов, но что-то не верится мне.
– И мне не верится, – поддержала ее Анфиса. – И ты у него там…
– Что?
– Ничего… ничего не проверила? Не посмотрела?
Бабушка качнула ногой.
– Совсем-совсем ничего?
– Да как она могла в чужом доме шарить? – Клавдия даже перестала посуду со стола убирать. – Разве это кому позволено?!
– Посмотрела, конечно. Только так. По верхам.
– И что?
– Ничего. Никаких следов. Но нужно на участке тоже смотреть, потому что в последний раз мать ему за яблоней померещилась. Может, он со страху придумал, а может… кто его знает.
Анфиса подумала про залитый лунным светом сад, в котором явно кто-то был, глядел в ее окно, покуда она мыла руки.
Кто-то был?
– Ну и что ты решила?..
– А решила я, что завтра отнесу ему Клавиных пирогов для поправки здоровья.
– Как?! – вскрикнула пораженная Клавдия. – Соседу?!
– Потолкую с ним про племянников, про дом, про мать. Может, что-то и узнается!
Анфиса подумала секунду.
– Только ты одна не ходи, – сказала она. – Ты с Юрой иди. Пусть Юра у него лопату попросит. Или грабли, что ли! Заодно в сарае посмотрит. У соседа один сарай или нет, ты не видела?
– У него сарай и погреб, – заявила бабушка. – Погреб еще наш. То есть когда-то наш был. А когда усадьбу поделили, он так и остался отрезанным стоять. А потом участки продавали, и соседу с погребом продали. Твой отец всегда мечтал тот участок тоже купить. И не успел.
Они помолчали.
Смерть Анфисиных родителей по-прежнему оставалась табу для домашних разговоров.
Все пережито и пройдено, и никогда и ничего не начать сначала, но горечь словно вдруг капала откуда-то. Капала по капле, никогда не прорываясь до конца. Все трое слишком щадили и любили друг друга, чтобы позволить себе… убиваться.
Да. Жалко. Все до сих пор могли бы быть вместе.
И когда звонит телефон, Анфисе до сих пор кажется, что это звонит кто-то из них – с работы, сказать, что задержится. И она радостно бежит, вприпрыжку, легкомысленно и точно уверенная, что так будет всегда – они позвонят и приедут позже, просто позже, и ей даже в голову не приходит, что больше они не приедут никогда. На полдороге к телефону она останавливается, потому что в самое сердце откуда-то сверху ей капает эта капля.
Капает и разбивается, и горечь брызгает на все, что внутри.