Детектив перед сном

Прежде чем Чэд успел ответить, распахнулась наружная дверь, и в коридор ворвалась старая дама.

— Я слышала с улицы выстрелы, — выпалила она, едва переводя дыхание, — и думала, что мисс Джун уже плавает в луже крови с простреленной головой. Но как я вижу, она все еще живет и чувствует себя довольно бодро. — В ее словах можно было услышать нотки сожаления.

— Даже чересчур бодро, — заметил Чэд. — Опять пытается сделать из меня отбивную котлету.

Джун собрала все силы, чтобы хоть сейчас достойно ответить этому несносному человеку, но осеклась — рука миссис Порджес была перевязана носовым платком, по которому расплывалось большое красное пятно.

Перехватив изумленный взгляд Джун, старая дама улыбнулась:

— Нет, нет, стреляли вы не в меня. Я поранила руку о ржавую колючую проволоку, которой опутана садовая ограда, — старая дама ненадолго задумалась. — Теоретически, конечно, совсем не исключается, что я лгу и что моя рана — если так можно назвать царапину на руке — это результат вашего выстрела из браунинга.

«В оружии она разбирается, — промелькнуло в голове у Джун. — И может, это действительно была она? В таком случае выдержка у нее преотличная… Ведь после неудавшегося нападения она успела выскочить через черную дверь, обежать вокруг дома и войти в холл вслед за Чэдом. Здесь не было ничего невозможного, и догадаться об этом мог даже ребенок».

— Вы сообщили в полицию? — спросила Джун у старой дамы.

— К сожалению, нет, — миссис Порджес вздохнула. — У Фенвиков никого не было дома, а чтобы добежать до Паркинсов, мне понадобилось бы добрых десять минут. Так долго я не хотела подвергать вас этой ужасной опасности. А услышав выстрелы, я сразу представила себе, что вы…

Джун безнадежно махнула рукой. Манера миссис Порджес описывать события поставила бы в тупик самого ловкого адвоката. Она была или безгранично наивна, или безгранично хитра, наверное, ее ни на секунду не покинуло бы самообладание, если бы ей даже представили прямые доказательства ее вины.

И таким же крепким орешком, только на другой манер, был Чэд. Вместо того чтобы обнять ее, Джун, и прошептать ей несколько слов в утешение, он, казалось, совсем не поверил в происшедшее; да и Джордж Абернати, который вскоре появился, тоже задал ей несколько скептических вопросов.

— А опрокинутый стул? А крик? — набросилась она на них, словно кошка.

— Может, ты сама его опрокинула? И сама кричала?

Этого для Джун было достаточно. Она чуть не разревелась от возмущения. То, что наговорили ей здесь об истеричности и недостатке ума, превысило всякие меры.

— Я иду спать, — заявила она дрожащим от злобы голосом. — Если вы утром найдете меня с перерезанным горлом, вы поймете, смеялась я над вами или нет. — И уже стоя на пороге, добавила, — завтра я уезжаю в Лондон, теперь я возьму это дело в свои руки.

— Какое дело? И что тебе надо в Лондоне? — спросил Чэд.

— Может, я вам после и расскажу… А может, и нет… Я нанесу визит леди Уорренгтон.

— А я и не знал, что ты вращаешься в таких высоких кругах, — съязвил Чэд.

— Ты еще многого не знаешь, — и она так хлопнула дверью, что задрожало чучело белого медведя на подставке.

— Я отнесу ей стакан горячего молока, — миссис Порджес первая обрела дар речи, — и положу в молоко таблетку снотворного, тогда она, бедняжка, хоть выспится спокойно, — и философски добавила, — страшно подумать, на что способен человек, когда речь идет о каких-то блестящих камешках, которые можно разве только повесить себе на шею.

Джордж Абернати удержал старую даму и поинтересовался, что за камешки она имеет в виду.

Миссис Порджес подняла опрокинутое кресло, села в него и подробно рассказала, что она видела и слышала.

Когда она закончила и поспешила на кухню, чтобы подогреть молоко для Джун, Джордж встал и некоторое время молча расхаживал по холлу.

— Ты слышал когда-либо о двойной причинной связи? — спросил он, обращаясь к Чэду.

— Никогда.

— Представь себе черепичную крышу какого-нибудь дома. И вот одна из черепиц внезапно ровно в семь часов падает перед парадной дверью. Этот факт стоит в тесной причинной связи с постройкой дома, с качеством работы, со свойствами материала, с воздействиями внешней среды. Это первая причинная связь. Ну, а теперь предположим, что ровно в семь часов из этого дома выходит мистер Смит — на это тоже имеется целый ряд причин. Он служит маклером в бюро, которое открывается в восемь часов, следовательно, чтобы своевременно усесться за письменный стол, нужно спуститься в подземку в семь двадцать. А тот факт, что мистер Смит работает именно маклером, обусловлен его наклонностями, связями его родителей и женитьбой. Вот тебе и вторая причинная связь. Обе эти причинные связи не имеют между собой ничего общего, но временами их пути внезапно скрещиваются и происходит то, что мы называем случайностью. И это действительно случайность, потому что дырку в черепе мистера Смита не объяснишь лишь одними свойствами материала, из которого изготовлена черепица, не объяснишь ее и условиями жизни, в которых жил наш маклер. Этот случай вообще необъясним, если рассматривать лишь одну причинную связь. То же самое относится и к событиям, происшедшим в Касл-Хоуме. Мы следим только за одним звеном фактов, и это неправильно. Поэтому давай предположим, что исчезновение бриллиантов — если таковые вообще существуют, — связанное с ними убийство миссис Мэриел, а может быть, и Дэвида Лайнара не имеют ничего общего ни с шантажом, ни с фарфоровыми ангелочками, ни с обыском дома, который предпринял Роберт Уэйд. Что тогда?

— Тогда следует признать, что мы оба — идиоты, — сухо ответил Чэд. — Но пока твои предположения ни на чем не основаны.

— Я бы не сказал, — Джордж Абернати покачал головой. — Если попытаться объяснить все события в Касл-Хоуме только одной причиной, а именно — бриллиантами, то тогда эти события становятся совсем уже нереальными.

— А если бриллианты были спрятаны в одном из ангелочков?

— Даже и в этом случае мы не найдем ответа на вопрос: почему старая миссис Шекли в течение многих лет шантажировала именно с помощью этих ангелочков?

— Мы потратили целый день на то, — сказал Чэд, потягивая свою трубку, — чтобы проверить алиби всех людей, которых могла шантажировать миссис Шекли. И мы установили, что у них имеется алиби, даже у Хаббарда, хотя он нам и солгал, когда рассказывал о телевизионной постановке. Он уже не первый год навещает эту Милли, и нет никакого основания предполагать, что она сказала нам неправду. В то самое время он действительно был у нее. Дело серьезное, и нужно полагать, что она не отважится солгать под присягой и получить за это несколько лет тюрьмы. Значит, Хаббард — не убийца, это исключено. Правда, он совсем не в моем вкусе, я терпеть его не могу, чересчур уж у него джентльменский вид…

— И чересчур уж он много внимания уделяет Джун, — дополнил Джордж.

— И это тоже. Если он будет продолжать в том же духе, придется мне смазать пару раз по его физиономии, и все будет в порядке. Но подозревать его в убийстве нельзя. В среду, между шестью и восемью, он не убивал, а лежал с Милли в постели. Вот так. Ну, а теперь я притащу пишущую машинку и настрочу несколько писем.

— Писем? Кому? — Джорджа Абернати, очевидно, не устраивало то, что Чэд опять собирался претворять в жизнь какие-то свои бредовые идеи.

— Кому? Да всем этим господам, которых, как мы подозреваем, шантажировала миссис Шекли.

— И что ты хочешь написать в этих письмах?

Чэд уже уселся за свою портативную машинку и вложил в нее лист бумаги.

— Я их снова немножко пошантажирую.

— Отправляйся лучше спать.

— Я свободный гражданин и могу делать все, что мне заблагорассудится. Спать я сейчас не хочу, но зато у меня так и чешутся руки написать уважаемым людям города несколько письмишек. Двадцать фунтов… нет, шантажировать так шантажировать… тридцать фунтов, и я молчу. Если же они не согласятся, пусть пеняют на себя. В этих письмах я дам им понять, что проник в тайну покойной миссис Шекли и теперь иду по ее дорожке.