Детектив перед сном

— Почему все-таки ты не хочешь назвать убийцу?

— Вряд ли ты сумеешь притвориться. Убийца поймет, что я проболталась, и я не получу ни гроша. Впрочем, вспомни, кто начал говорить, что следует поставить все с ног на голову.

— Ты говоришь, что вину убийцы нельзя доказать. Боже мой, а если у меня есть доказательства, почему ты не хочешь мне рассказать, что знаешь?

— Я думаю, — сказала Фрэнсис и встала. — Ты увидишь, кому я передам собаку на будущей неделе. Если дело к тому времени не разъяснится, ты сама можешь попытаться разгадать эту головоломку.

— Фрэнсис, я отдам тебе все, что у меня есть в банке, — начала Лотта, но осеклась. В небольшом зеркале в конце комнаты отражался Георг. Она не видела, как и когда он вошел, но он, без сомнения, слышал ее последние слова.

— Могу я узнать, что происходит, — спросил он. — О чем должна молчать Фрэнсис, и за что ты хочешь отдать все свои деньги?

Он грубо схватил Лотту за руку и повернул к себе.

Оказывается, у малютки Лотты не такая уж чистая совесть! — В бешенстве Георг начал трясти Лотту.

— Перестань, Георг, — вмешалась Фрэнсис. — Во-первых, не подслушивай под дверьми, и, во-вторых, не делай неправильных выводов из того, что слышишь, — продолжала Фрэнсис. — Я хочу купить дом побольше и просила Лотту одолжить мне определенную сумму. Она обещала мне деньги, которые у нее лежат в банке. Надеюсь, Лотта имеет на это право? Она сама зарабатывает деньги и сама себя кормит.

Георг выпустил руку Лотты и сел у стола, закрыв лицо руками. Фрэнсис выскользнула из комнаты.

— Извини меня, Лотта. Пожалуйста, извини. На мгновение я поверил, что убийца — ты. Я мог убить тебя на месте, слишком сильно я люблю тебя, — он посмотрел на нее. — Только теперь я понял, как много ты для меня значишь.

— Я сама ужасно боялась, вдруг убийцей окажешься ты, — сказала Лотта, пытаясь успокоиться. — Сейчас я этому не верю, но недоверие снова вернется. Мы все будем подозревать друг друга, пока не будет найден настоящий убийца.

— Я думал — это Фрэнсис, — сказал Георг. — Слишком яростно она всех обвиняет.

— Она старается казаться хуже, чем есть. Фрэнсис никогда не была особенно милой и симпатичной, однако это еще не значит, что она убийца.

— Она шантажистка!

— Ты думаешь? — Лотта уселась на колени к Георгу. — Вероятно, я защищаю ее как родственница, но все же я не поверю, что она вымогает деньги. Просто у нее такая неприятная манера шутить. Она играет эту роль, чтобы убедиться в своей власти над людьми. Но денег она безусловно не берет. В глубине души она добрая.

— Но до глубины ее души мне не достать, а примириться с тем, что она тебе досаждает, я не могу, — Георг обнял Лотту и крепко поцеловал.

Лотту охватила слабость. Сейчас она верила Георгу, как самой себе. Георг любил ее, и она его любила. Лотта теснее прижалась к нему. С ним она в безопасности. Она уже хотела просить его быть с нею и в эти трудные дни и всегда, как вдруг сцена за завтраком всплыла в ее памяти. Разве не о ненависти шла речь, когда Фрэнсис уставилась в их перевернутые отражения. Ненависть — любовь. Ненависть противостоит любви. Может быть, Фрэнсис хотела сказать, что убийцей был не тот, кто ненавидит, а тот, кто любит. Лотта с усилием освободилась от рук, в которых чувствовала себя в безопасности.

— Пойдем к остальным, — пробормотала она, целуя его.

Она уже хотела убежать. Георг схватил ее за руку и посмотрел ей в лицо. Лотта спрятала глаза, Георг выпустил ее руку.

— И все-таки это, может быть, — ты, — выдавила она.

— Да, все-таки это, может быть, — я, — Георг попытался поймать ее взгляд, но она не смотрела на него. Он тихо пошел к двери и сказал:

— Ты права, лучше вернуться к остальным. Невыносимо быть наедине, когда мы так далеки друг от друга.

11

После холодной столовой гостиная показалась Лотте удивительно теплой и уютной. Темно-зеленые бархатные портьеры обрамляли снежный ландшафт за окнами; в камине весело трещали березовые поленья.

Енс уселся в самое удобное кресло, придвинул к себе столик и разливал кофе, булькающее в стеклянной колбе. Рядом с ним сидела Ютта, поглощенная последним номером французского журнала мод, а у окна Петер и Бент поставили шахматный столик и начали небольшой матч на личное первенство. Фрэнсис — прекрасный игрок — сидела на подоконнике и следила за их игрой, но ей было трудно удерживаться от замечаний, и вскоре она отошла от них и поставила на проигрыватель пластинку. Некоторое время Лотта неподвижно сидела, глядя на языки пламени. Георг поставил на ручку ее кресла кофе, Ютта вышла из гостиной.

— Можно подумать, мы участвуем в спектакле «Семейная идиллия в доме пастора», — простонала Фрэнсис. — Господи, хоть бы погода немного улучшилась, мы вышли бы на воздух.

— Судя по всему, метель утихает и завтра можно будет покататься на лыжах, — заявила Ютта, появляясь с бутылкой шерри.

— Судя по всему, Ютта надеется уже завтра продемонстрировать свой новый лыжный костюм, — подал реплику Енс.

Все засмеялись. Лотта вдруг стала серьезной:

— Судя по всему, я завтра смогу сбегать на лыжах в деревню и позвонить в ближайший полицейский участок, если не исправят мой собственный телефон. Конечно, не очень-то хочется признаваться, что мистический икс с золотым браслетом — я, но лучше через это пройти.

— Стоит ли тебе признаваться? — спросила Фрэнсис.

— Во всяком случае, не следует упоминать о револьвере, — заявил Георг.

Бент, видимо, хотел возразить ему, но промолчал.

Петер после некоторого раздумья повернулся к Георгу.

— Попытайся на минуту забыть, что ты поклонник Лотты. Вспомни, что ты адвокат. Как чисто юридически будет выглядеть дело, когда она выложит револьвер и скажет, что сбежала с места преступления.

Георг рывком поднялся и нервно заходил по комнате.

— Дело выглядит мерзко, очень мерзко. Если в скором времени убийца не будет найден, а Лотта вылезет с револьвером, браслетом и туманной историей о похищении зубной щетки, ей придется туго.

— Боже мой, мы обязаны помочь Лотте! — воскликнула Ютта. — Сколько раз в жизни она выручала меня! Я в отчаянии при мысли, что теперь ей придется выпутываться в одиночку. Мы должны что-нибудь придумать.

— Надо забыть о револьвере. Я постараюсь его убрать, и Лотта может признаться полиции, что браслет принадлежит ей, а Петерсен брал его, чтобы снять копию.

— Нет, на это я не пойду, — сказала Лотта. — Убийца на свободе, и полиция его никогда не найдет, если все будут о чем-то умалчивать из страха навлечь на себя подозрение. Мой долг рассказать обо всем, что я знаю, даже если я сама на какое-то время и попаду в неприятное положение.

— Давайте относиться к этому спокойно, — сказал Енс. — В конце концов, настоящий убийца, может быть, давно пойман, почему же нам пока не занять выжидательную позицию, разумеется, никто из нас и не подумает упоминать о револьвере, если вы считаете, что так лучше. Но, возможно, мы понапрасну волнуемся. Узнаем более подробно о расследовании и тогда решим, что говорить.