Дети большого дома

Подбежав к окопам противника, бойцы бросились в траншеи и больше не показывались. Капитан стал волноваться и ругать артиллеристов, работой которых был так доволен несколько минут назад.

— Открыли огонь два тяжелых орудия, — доложил Малышев, — впереди огневая завеса.

— Завеса, завеса! — рассердился Юрченко. — Поднимите роты и закидайте их гранатами! Завеса… В театр, что ли, играете?

Он сказал это, зная, что отдает приказ, который не так легко выполнить. Снова поднес к глазам бинокль. Около взвода бойцов бежало слева от огневых точек противника в сторону вражеских окопов… Вдруг они все разом залегли. Капитан заметил дым от рвущихся в окопах гранат. «Интересно, кто это? Молодцы ребята!» — подумал он и еще больше обрадовался, видя, что первая рота, которая должна была занять ближние дома села, поднялась и метнулась в окопы неприятеля.

Несколько минут подряд капитан вызывал по телефону Малышева и не получал ответа. Из командного пункта батальона выскочил наружу боец-связист и помчался с мотком провода в руке. Юрченко видел, как болтался вещевой мешок на спине связиста; боец то появлялся, то пропадал из поля зрения. А рота уже выбралась из вражеских окопов и бежала к околице села.

— Заходим! — восторженно воскликнул капитан Юрченко.

Он обругал по телефону командира второй роты за то, что тот медленно разворачивается, но тут же увидел, как справа к селу подошла и вторая рота. Капитан снова отдал приказ артиллеристам зорко следить за передвижением атакующих рот и не ослаблять огня.

— Мои разведчики с пехотой. Все будет в порядке, положитесь на бакинца! — успокоил Гамза Садыхов.

— Не хвались, Садыхов, твой огонь не уничтожил его гнезд!

— Осталось два из семи — у нас ведется счет!

Боец, посланный наладить связь, бегом возвращался обратно. Значит, он нашел и устранил обрыв. Капитан вызвал Малышева.

— Ну, что скажешь, герой?

— Первые дома заняты! — доложил Малышев.

Капитан взял трубку и связался с командиром полка.

— Мои роты в Старице. Разрешите потеснить противника?

— Это точно? — переспросил майор Дементьев.

— Я сам это вижу, да и старший лейтенант Малышев подтверждает по телефону.

— Закрепиться в селе! — приказал Дементьев.

Тут-то и допустил первую свою ошибку капитан Юрченко. Его роты заняли всего лишь несколько домов, стоявших особняком на окраине села. А майор Дементьев на основании донесения капитана приказал перевести отдельные орудийные и минометные батареи на новые позиции для оказания поддержки второму батальону. Поэтому и попал в тяжелое положение капитан Юрченко.

Артиллерийский огонь противника усилился. Начали бить и его дальнобойные орудия. Огонь накрывал те участки, где в начале боя находилась первая рота. Через эти участки вслед за атакующей ротой должны были двинуться и резервные силы капитана Юрченко. А они залегли под огнем противника и не могли подняться.

Боец, наладивший связь, спрыгнул в окоп и упал навзничь.

Капитан посмотрел на бледное лицо раненого. Товарищи расстегнули ему шинель, стали искать рану.

Капитан отвернулся от умирающего, приложил к глазам бинокль. Что такое, что там творится?

Ворвавшаяся в село рота откатывалась; над занятыми домами поднялось густое облако дыма. Телефон гудел, слышались отдельные выкрики. А вот и голос Малышева:

— Они идут в сильную контратаку! — кричал он. — Адский огонь! В балке на левой окраине села показались танки… огонь нашей артиллерии ослаб…

— Идти с ротой вперед! Коробок его испугались, да?! — закричал капитан.

Приказав Садыхову усилить огонь, он кинул адъютанту:

— Оставайся здесь! — и сам выскочил из окопа.

В тот же момент в траншею спрыгнул комиссар Микаберидзе и крикнул вслед комбату:

— Куда вы идете? Назад, капитан! Капитан Юрченко!

Юрченко не слышал его. Он бежал, чтобы возглавить атаку, которая могла захлебнуться…

XXXV

Бой принимал тяжелый оборот. Появление танков было неожиданным для атакующих. Врагу удалось незаметно подтянуть подкрепление.

Рота успела дойти только до первых хат, как на нее обрушился пулеметный огонь. Гитлеровцы били из части села, расположенной в балке и отделенной от первых хат расстоянием в двести шагов. Продвинуться вперед было невозможно. Некоторые бойцы залегли в воронках, другие кинулись к развалинам домов.

Аргам увидел широкую спину Арсена, потом узнал Бурденко, поднялся и побежал за ними. Он бежал среди пуль, жужжащих мимо лица; добравшись до разрушенной хаты, он бросился внутрь. Там уже собралось семь-восемь человек. В первый момент он увидел только Бурденко, приладившего свой автомат к щели в стене и смотревшего в сторону гитлеровцев. Рядом с ним, тяжело дыша, стоял раскрасневшийся Арсен. Аргам смотрел на них с надеждой, уверенный в том, что эти двое найдут выход из любого положения. Снаряды рвались вокруг дома, осколки проникали внутрь через треснувшие стены. По углам дымились обломки обуглившихся балок и домашний скарб; сильно пахло гарью. Вдруг стены дрогнули, дым и пыль застлали бойцам глаза. Воздушной волной Аргама швырнуло наземь, прижало к другим бойцам. Когда Аргам поднялся, он в пробоину увидел противоположную окраину села.

— Чего мишенью выставился? — закричал на него Бурденко. — Подайся сюда, поближе к печке! — И, обернувшись к Арсену, заметил: — Хорошо еще легкая мина, а если б крупнокалиберный снаряд — все бы пошли… Держись, им-то теперь еще труднее!..

Он имел в виду роту, залегшую под огнем на улице. Он еще не знал, что рота отползла назад.

— Если пойдет в контратаку, мы здесь закроем дорогу! — проговорил кто-то из бойцов.

Аргам оглянулся. Говорил Алдибек. Он тоже посмотрел на Аргама, прищурил глаз и даже улыбнулся. «Хорошо, что ты жив, что ты здесь!» — говорила эта улыбка.

— Товарищи, танки! — шепотом, словно его мог подслушать кто-то, сказал Бурденко. — У кого есть гранаты? Давай сюда, связок наделаем!

Аргам еще не использовал свои гранаты. Он позже других попал в окопы, и они ему не понадобились.

Он покорно передал три гранаты Миколе Бурденко.

Вокруг дома участились оглушительные разрывы. Встречные снаряды с воем проносились над головами бойцов и разрывались около самого дома, за ним и впереди него. Группа Бурденко и Тонояна была отрезана от своих, осталась меж двух огней. «Вот и смертный наш день!» — подумал Аргам, сам удивляясь тому, что может думать о смерти так спокойно.

— Мы должны сопротивляться до последней капли крови! — обратился он к товарищам и почувствовал, что слова с трудом вырываются из горла.

Снова задрожали стены; с пробитого потолка посыпалась земля. Осколки снарядов задели стены и, визжа, пронеслись над головой.

Бурденко смотрел на поле боя и говорил:

— Наши усилили огонь… Его танки остановились у домов… вот двинулись… прямо на нас идут!

Бойцов охватила тревога.

Бурденко пробормотал:

— Держись, Тоноян!