Дети Ченковой

— Ей-богу, отдам коньки за эту молодую крольчиху, — проговорил вдруг Штефан Фашанга, влюбленно глядя на белую самку с черным пятнышком на морде.

— Она очень дорогая, — сказал Ергуш. — Я ее люблю больше всех. Тащи коньки, посмотрим. У мамки спрошусь…

ДИКИЕ УТКИ

Снег несколько осел, слабый южный ветер сдул его с деревьев. Стало видно до самой дороги.

Пролетели по небу дикие утки, покружились над Ольховкой и опустились за Гатью на левый рукав речки. Вода там текла быстро и не замерзала.

Пришел Штефан с коньками, сказал:

— Утки сели на воду. Пойду позову пана лесничего!

Он положил коньки на подоконник в кухне и выбежал.

Ергуш смотрел за ним из окошка и видел, как Штефан бежит по накатанной дороге. Далеко внизу, за каменным мостом, краснела черепичная крыша дома. Ергуш и не знал, кто в том доме живет. Но раз Штево бежит туда, значит, это дом пана лесничего.

Ергуш занялся коньками. Вертел их в руках, разглядывал и никак не мог понять, как за них взяться.

— Вот эти железки и есть коньки, — сказал он маме.

— Смотри мне, ноги поломаешь! — ответила мама, латая порванную одежду.

Ергуш сообразил, что коньки надо как-то приладить к ногам. Примерил к ботинкам, но коньки вроде были велики.

В окно было видно — идет лесничий с ружьем. За ним семенит Штефан, бараница [2] на самых глазах. Чтоб видеть дорогу, Штефан сильно откидывал голову, отклонялся назад. Руки он грел в карманах.

— Идут! — сказал Ергуш, застегнув шубейку, и вышел во двор.

2

Бараница — баранья шапка, которую носят словацкие крестьяне.

За ним следом Рудко, тоже в шубке, в суконных сапожках. Он робко поглядывал на Ергуша, будто хотел по лицу его прочитать — возьмет ли с собой, если пойдет с паном лесничим? Но Ергуш, смотревший на усатого лесничего с ружьем, не обращал внимания на Рудко.

Лесничий остановился. Штефан показал ему рукой на Гать, на то место, где могли быть утки. Махнул Ергушу — выходи, мол, на дорогу. Все это делалось в таинственном безмолвии.

Лесничий спустился к речке возле мостика. Попробовал лед — выдержит ли — и осторожно перешел на Гать. Штефан с Ергушем пробрались по его следам. За ними — руки в карманах, животишко вперед — проковылял маленький Рудко. А когда были уже на середине Гати, их догнал, взметая глубокий снег, любопытный Хвостик.

Но тут усатый лесничий обернулся, жестами приказал мальчикам остановиться, погрозил кулаком собачонке, а сам, медленно переступая, двинулся туда, где журчала речка.

Мальчики застыли как вкопанные, напряженно следя за лесничим. Хвостик кружился у их ног, ловил запахи, задрав мордочку. Он учуял что-то в той стороне, куда пошел лесничий, и уши поставил торчком. Временами доносилось утиное кряканье.

— Тише! — тихонько сказал Штефан.

Лесничий пригнулся — он был уже у самой воды, — сделал еще шаг, другой, прицелился… Стая уток взлетела, когда загремел выстрел. Хвостик, не привыкший к стрельбе, испугался, метнулся к мальчикам. Он не смотрел, куда прыгает, невежа, и сбил с ног маленького Рудко. Рудко свалился, жалобно завопил.

— Ничего не вышло! — крикнул лесничий, возвращаясь к мальчикам по собственным следам. — Одну-то я подбил, ее в сторону шибануло: видно, дробь мелка…

Хвостик не стал дожидаться лесничего. Недоверчиво поглядел он на ружье, поджал хвост, тявкнул тихонько и помчался восвояси. Утки, разделившись на три кучки, разлетелись по небу.

— А дал бы я тебе красивые перышки, если б утка была наша, — сказал лесничий Штефану. — Если еще увидишь, приди скажи. У них красивые перья в крыльях и хвосте да и мясо вкусное…

ТАИНСТВЕННАЯ ПРОГУЛКА

Вечером, когда стало светло от луны, выскользнул Ергуш из дома. С дороги как будто свистнул Штефан…

Прозрачная дымка висела над землей, как тоненькая паутина, искрились сверкающие звездочки на снегу. Месяц, казалось, стоит неподвижно и кто-то отрезал от него ломоть.

Штево Фашанга ждал на дороге, надвинув баранью шапку на глаза. Руки он держал в карманах, колени согнул и весь запрокинулся назад. Белый пар клубился у него под носом.

— А где же кирка-то? — спросил он. — Пора!

Ергуш тихонько прокрался к дровяному сараю, нащупал кирку, которую заранее поставил у самых дверей, и вернулся к Штефану.

Они перешли по замерзшей речке рядом с мостиком. На Гати лежал глубокий снег.

— Это недалеко, — говорил Штефан, утирая нос рукавом. — Котел замерз, переберемся запросто. Потом через Катрену — и вот тебе и Волярка… Не боишься?

— Ничего я не боюсь, — через силу выговорил Ергуш: крутой мороз совсем стянул ему губы.

Катреной звали плодовый сад на том берегу речки. Мальчики перешли по льду замерзшего Котла, пробились сквозь глубокий снег под деревьями сада и вышли к вербам, окаймляющим широкую лужайку. Это и была Волярка — лужайка, ровная, как ладонь. Над ней тоже висела серебристая дымка, а по ту сторону чернели высокие деревья — там начинался Лесок.

— Слышишь, как шумит? — спросил Штефан Ергуша; под вербами, скрытый ледяным покровом, журчал ручей. — Выкопаем желоб и отведем его на Волярку. И завтра льду там будет до самого Леска!

Разгребли снег и начали копать канаву от лужайки к ручью. Земля была твердая, кирка отскакивала, из-под нее отлетали заледенелые комья. Штефан и Ергуш сменялись, работали с охотой. Жарко стало — сбросили шубки, остались в одних рубашках.

Под верхним твердым слоем земля пошла мягче, легче поддавалась. Кирка вонзалась глубже, комья земли отваливались крупнее. Каждый из мальчиков первым старался докопаться до ручья.

В канавке уже заблестела узенькая полоска просочившейся воды.

— Ты устал, дай я! — сказал Ергуш Штефану, который, выбиваясь из сил, возился уже у самого ручья.

Ергуш взял кирку и несколькими ударами пробил перемычку, отделявшую ручей от канавки. Вода с тихим шорохом побежала по новому руслу. Разлилась по лужайке, начала подмывать нижний слой снега. Снег темнел, проваливался, вода проступала поверх него.

Мальчики разбили лед на ручье, запрудили его кусками льда, землей и снегом — всю воду отвели на Волярку.

Вода теперь шумно клокотала, бурно текла по канавке; снег с шуршанием зашевелился, начал опадать. На лужайке появились большие и малые водяные зеркала, в них отражался ущербный месяц. Мальчики задумались, примолкли, наблюдая за тем, как быстро менялся вид лужайки.