Дети Ченковой
Шрифт:
Ганка охотно учится. Она прямо на лету усваивает азбуку и прочие предметы. Но больше всего любит Ганка географию. Картина, которую учитель называет географической картой и где изображена вся Словакия, страшно нравится Ганке. Просто лист бумаги, который учитель складывает и прячет в карман, — а нарисован там огромный мир! И Высокие Татры есть! Ганка уже видела эти маленькие темные пятнышки, на которых написано: Кривань, Герлах, Ломницкий пик. Это ее родина!
— Ты из-под Татр? Ну, а знаешь, как одной туда проехать? Иди к карте и покажи нам, где бы ты ехала!
Ганка, правда, еще не знает этого, но учитель так подробно описывает дорогу, что и слепой бы дошел. Учитель тоже родом из-под Татр.
И Ганка запоминает каждое слово. Запоминает, как деревни называются, через которые
ТОСКА ПО РОДИНЕ
И вот у Ганки уже не выходит из головы путь домой, который она знает по карте. А что, если она эту дорогу одолеет? Весной, когда подсохнет… Когда зазеленеют татранские луга и запоют птицы… Когда вернутся чудесные дни и сказочные вечера. Когда у озерка…
Мама моя! Увижу ли я еще вас? Где вы? Где вы приютились? Где вы проводите сырые зимние дни и холодные ночи? Где вы хоть согреться можете? Не голодны ли вы? И что поделывает моя сестренка? Что делают братишки? Как живется Палько у богачей и что с Мишо в Братиславе? Как хорошо, что я скоро научусь писать! Я стану писать вам длинные-предлинные письма… Нет, нет. Не буду я писать, лучше сама вас проведаю. Вернусь к вам! Туда, к милому озеру. В уютный сарай… Как нам хорошо в нем жилось!
И куда ни пойдет Ганка, всюду она думает только о том, как вернуться под Татры. За работой она все время думает о родных местах. Все ее мечты — о близких. Иной раз она так задумается, что ничего и вокруг себя не видит. Не видит, не слышит, не чувствует. Она не замечает, как сырые дни чередуются с холодными ночами. Не следит за событиями. Не обращает внимания на окружающих ее злых людей. И только когда хозяин Риго прикрикнет, она приходит в себя.
— Эй ты, девчонка! Почему словно привидение тащишься? Задумалась и не видишь, что делаешь? Лучше бы кое-чему поучилась. Хоть коров доить! Давно уже за это взяться пора. Когда Рысуля отелится, у хозяйки рук на все не хватит! А мы со дня на день ждем отела. Да — чтобы не забыть! — за коровой будешь ты приглядывать. Ночами не дрыхни как сурок, а смотри за ней в оба. А как заметишь что-нибудь такое, сразу и меня буди! Берегись, если поленишься и несчастье из-за этого какое-нибудь будет. При отеле часто это бывает. Если зазеваться, так корова может и скинуть теленка. И потому следи! Плохо твоей шкуре придется! Спущу, как со старой собаки!
Наконец-то смолкли эти сердитые слова. Почему же хозяин всегда так груб с Ганкой? И дети, которые вместе с ней учатся в школе, зовут ее не иначе как «скотницей», будто не знают, что по-настоящему ее зовут Ганка Ченкова. По дороге в школу насмехаются всегда. Это Акош их подбивает. А нет ведь у них причины смеяться над ее бедностью. Сами-то они тоже ведь из неимущих. Их отцы были слугами и батраками у здешних венгерских помещиков, пока поместья не поделили на мелкие участки.
Но сейчас бывшие слуги и батраки впали в еще большую нищету, чем прежде. Наделы в поле получили те, у кого денежки и прежде водились. А таких мало было. Остальную землю распродали словацким переселенцам. И, значит, большинство детей, которые смеются над Ганкой, точно такие же бедняки и терпят нужду, как и она. Право, у многих подчас и корки сухой нет, чтобы утолить голод.
И живут они бедно, тоже как Ганка. На хуторах и в деревушках здесь никто не считает зазорным спать в хлеву. Здесь естественно, что батрак спит вместе со скотиной. Дома строят небольшие. Маленькие мазанки в одну комнатку, в которой и пола-то нет, и такие низкие, что высокий человек в них до потолка головой достает. Окошечки в этих комнатах можно закрыть двумя ладонями. Летом здесь спят на сеновалах, в сене, а зимой, если нет места в комнате, спят в хлеву, на соломе. «Бедность чести не отнимет!»
Но Ганка понимает, что зачинщик всех насмешек — восьмилетний Акош. Избалованный, злобный мальчишка! Родители дают ему полную волю. Даже еще и посмеются, если он сделает какую-нибудь гадость. Не накажут его, если он обругает хромоногую старую тетку, которая ходит с палкой; не одернут, когда он стегает домашний скот ременной плеткой.
Но
однажды за это он крепко поплатился. Вошел он как-то в хлев и принялся всех хлестать. Хлестнул Роганю так, что она вся передернулась и замычала от боли. Хлестнул и Шаргу. Но Шарга был не такой покорный, как корова. Он злобно оскалил зубы и, увидев, что обидчик стоит сзади и зубами его не достанешь, лягнул. Мальчишка вскрикнул и упал посреди хлева. Ухватился левой рукой за правое плечо, заревел благим матом и стал звать отца и мать. Конь угодил копытом прямо в правое плечо Акоша, к счастью, не по голове, иначе мальчишка поплатился бы жизнью. Ушиб от сильного удара с трудом зажил. Целых две недели ходил Акош перевязанный.Только и этот случай его ничему не научил. Акош и выздороветь не успел, как снова взялся за свои проделки.
— Акош! Иди сюда, сынок. Я надену на тебя праздничный костюмчик, пойдем в гости к дедушке и бабушке. У деда сегодня день рождения. Поздравим старика.
Только мать переодела Акоша, а он марш прямиком в хлев. Очень уж захотелось перед Ганкой покрасоваться в праздничном костюме.
— Гляди, скотница! Идет мне? А? Может, и тебе хочется так нарядиться и пойти в гости?
Ганка на него никакого внимания. Хоть бы словечко проронила. И это мальчишку злит. Он быстро соображает, как вывести Ганку из себя. Ага, придумал! Не выпустить ли из-за загородки этого резвого бычка? Пусть скотница побьется, пока загонит его на место. А если бычок убежит из хлева, вот ловко-то получится!
И он подходит к загородке и открывает дверцу. Рыжко, разумеется, только этого и ждал! Он стремглав выскакивает в хлев и радостно скачет вокруг Акоша. Он вскидывает головой, брыкается задними ногами. Из-под копыт во все стороны летит навоз и попадает прямо в лицо Акоша. Мальчик защищается, размахивая руками, но это только подзадоривает теленка. Бычок не понимает, почему Акош размахивает руками. Ему кажется, что Акош приглашает его бороться. Бычок разбежался и — бац! — прямо головой в живот. От боли Акош даже закричать не в силах. Он согнулся пополам, прижимая ладони к животу. А бычку только этого и надо. Ему кажется, что Акош подставляет голову, как телята во время драки. И бычок, разбежавшись, снова — раз! — Акоша по голове. Пошатнувшись, мальчишка хлопается прямо в большую коровью лепешку! Он бухается в нее в своем новом костюмчике прямо как в кресло! И тут начинается избиение врага. Рыжко скачет, поддает головой, брыкается, резвится, обрадованный своей победой. Акош сидит в навозе и корчится от боли. Не будь здесь Ганки, которая наконец загоняет разыгравшегося бычка в его закуток, Акош был бы уже растоптан бычком. Но на мальчика и так страшно смотреть. Руки, лицо, костюм — все покрыто коровьим навозом. Им залеплены и рот, и уши, и глаза. Акош корчится от боли, а Ганка не знает, как ему поскорее помочь. Так эта «скотница» и вправду выручает хозяйского мальчишку из беды!
Вот уже две недели прошло, как хозяин Риго приказал Ганке следить за Рысулей. Ганка день и ночь не спускает глаз с коровы, ожидая нового обитателя хлева. Но тому, как видно, не очень хочется появиться на белый свет. Значит, скорее всего, это будет бычок.
Ганка теряет уже последние силы. Весь день она работает не покладая рук, спит по ночам только урывками. Она то и дело просыпается и спрыгивает со своей постели, чтобы поглядеть на Рысулю. Но сегодня с коровой явно что-то происходит. Ганка должна быть начеку. Нельзя засыпать, хотя глаза у девочки слипаются на ходу. И голова болит от бессонных ночей! Никаких сил не осталось! Она еле волочит ноги.
— Рысулька моя золотая, не мучь меня, принеси ты скорей этого теленка.
И Рысуля словно бы понимает ее. Она сочувственно глядит на Ганку, как бы обещая, что все скоро кончится. Очень скоро… Ганка обнимает ее за шею. Садится на колоду. Голова опускается, и Ганка засыпает. Корова лижет ей лицо, руки, волосы, ноги… Ганке кажется, что ее ласкает добрая мама. Ах, как это приятно! Ганка блаженно улыбается во сне… Поздняя ночь…
— Эй, ты! Тебя и гром, не разбудит, не то что корова, которая телится! Храпишь тут вовсю! Не зайди я сюда, невесть что было бы!