Дети Есенина. А разве они были?
Шрифт:
Анна замолчала. Ольга Георгиевна помахала своим подопечным рукой: пора домой. Пока они приближались, Анна Романовна с надеждой спросила:
– А вы могли бы меня с Зинаидой Николаевной познакомить? Нет-нет, – она покачала головой, – мне ничего не нужно. Просто поговорить. Ведь не чужие все-таки люди.
– Не знаю, – поджала губы Ольга Георгиевна, вспомнив о своих домашних обязанностях и коря себя за чрезмерную болтливость. – Надо будет хозяйку спросить. Как она скажет…
– Ну конечно. До свиданья. Завтра увидимся?
– Возможно, – сухо ответила бонна, не зная, как отнесется Зинаида Николаевна, женщина строгая и своенравная, к этому уличному знакомству и неожиданной просьбе Изрядновой. Анны… как же там ее… Романовны…
Но к ее немалой
С тех пор сводный брат, рассказывал Костя Есенин, «много раз бывал у нас на Новинском, принимал участие в детских играх, шалостях… Бывал у нас и тогда, когда мы переехали на Брюсовский. Однажды пришел с Женей Долматовским, впервые читал нам свои стихи. Мейерхольду они не понравились… А у меня в памяти осталась строчка: «Видится облик, пушечный облик».
Бывал Юрий и на даче в Балашихе, в Горенках. Приезжал вместе с Анной Романовной. Запомнился голоколенным мальчишкой с тюбетейкой, полной земляники. Когда стал старше, уже затевал беседы с дедом (Николаем Андреевичем Райхом) о политике. Причем «яро реакционный» дед защищал советскую власть от Юркиного скепсиса. Была у него такая черта – скептический взгляд на многое… На бытие гражданское… Немного на женский род… Матери моей не нравился скепсис Юры. Считала его влияние на меня «вредным»… Года полтора-два не виделись…»
Отцовство и фамилию Есенин своему сыну пришлось доказывать Анне Романовне Изрядновой в Хамовническом суде уже после смерти Сергея Александровича.
Петроград, улица Галерная, 27, лето 1917 года
– Так вы, Зинаида Николаевна, оказывается, нищая меценатка, – Ганин [7] словно бы в шутку приобнял ее за талию и слегка притянул к себе. – Обещали устроить несчастных поэтов со всеми удобствами, а что в результате? Мы тут с Сережей всю ночь с устроенного ложа на пол брякались. – Он показал рукой на шесть стульев, составленных каре.
7
Ганин Алексей Алексеевич (1893–1925). Русский поэт и прозаик, друг С. Есенина. Расстрелян по обвинению в принадлежности к «Ордену русских фашистов». Посмертно реабилитирован.
Воспользовавшись моментом, Зиночка ловко выскользнула из его невинных объятий и засмеялась, изящно поправляя свои тугие черные косы, уложенные вкруг головы:
– Ну, а чего вы, Алеша, хотели? Стулья великокняжеские, можно сказать, из самого дворца, дорогим шелком обитые, ножки гнутые, хлипкие, видите, не на крестьянских богатырей рассчитаны. Вот они и разъезжаются под вами, юноши.
– Ох, Зиночка, что же вы со мной делаете! – глядя на нее, театрально вздохнул Ганин.
Бездомных поэтов Зинаида Райх, которая служила здесь, в редакции левоэсеровской газеты «Дело народа», секретарем-машинисткой, согласилась приютить на пару ночей. Она была здесь на особом положении и многое могла себе позволить. Мина Свирская [8] , работавшая в партийной библиотеке, рассказывала приятелям, что при создании общества распространения эсеровской литературы Зину единодушно избрали председателем: «Она умела вести собрания и, как говорится, представительствовать, чего мы
по молодости не умели…» Да и образование вполне позволяло – все-таки не зря училась на историко-литературном факультете Высших женских курсов Раевского.8
Свирская (Гиршевич) Мина Львовна (1901–1978). Активистка эсеровской партии. Подвергалась репрессиям, провела в лагерях около 25 лет. В 1963 г. эмигрировала в Израиль. Посмертно реабилитирована.
Есенин, лукаво улыбаясь, посматривал то на Алексея с Зиной, то на Мину, которая увлеченно листала свежий номер газеты и делала какие-то пометки на полях. Потом поднялся, поставил на полку потрепанный фолиант Щапова «История раскольнического движения», с которым он не разлучался целый вечер, и предложил:
– Ну что, други и подруги, вперед?
Вчетвером они отправились бродить по городу. Здесь, на Галерной, их – Ганина с Райх и Есенина с Миной – недаром все называли неразлучным квартетом. Возвращаясь в тот вечер из Павловска после скучного и пошлого концерта, в полупустом трамвае Ганин заунывно принялся декламировать свое новое стихотворение «Русалка», заранее предупредив слушателей: «Посвящается З. Р.»:
Русалка – зеленые косы, Не бойся испуганных глаз, На сером оглохшем утесе Продли нецелованный час. …………… Она далеко, – не услышит, Услышит – забудет скорей; Ей сказками на сердце дышит Разбойник с кудрявых полей. …………… Не вспенится звездное эхо Над мертвою зябью пустынь, И вечно без песен и смеха Я буду один и один.– Замечательно, – едва не захлопала в ладоши Мина. – «Я буду один и один…» Алеша, а почитайте еще разок, а?
– Конечно.
Пока Ганин повторял свою декламацию, Сергей достал листок бумаги и стал что-то быстро писать карандашом. Потом прочел. «В нем было два четверостишия, – вспоминала Мина. – Павловский парк превратился в березовую рощу, мои коротко остриженные и всегда растрепанные волосы сравнивались с веточками берез. Было оно посвящено «М. С.».
Зина с милым смешком сказала подруге: «Молодец Сергей. Теперь ты наконец будешь причесываться».
В один из летних дней Есенин ворвался в редакцию и с порога предложил Свирской:
– Мина, а не поехать ли вам с нами на Соловки? Что скажете? Мы с Алешей едем.
Заслуженная эсерка республики Софья Карклеазовна Макаева удивленно вздернула бровь, громко закашлялась, вытащила из пачки очередную папироску и безапелляционно изрекла: «Фантастическая глупость… Фантастическая! Какие могут быть путешествия, поездки, веселье, когда выборы в Учредительное собрание на носу? Что за чушь вы несете, молодой человек? Несерьезно все это… А вам, Мина, должно быть стыдно. Уши развесили…»
В тот же день, навестив Зинаиду в редакции, Мина рассказала подруге, что Есенин с Ганиным собираются на Соловки и зовут ее с собой. Говорят, таких северных мест нигде в мире больше нет. Зина тут же захлопала в ладоши: «Ох, как интересно! Я бы поехала… Сейчас пойду, попробую отпроситься…» Быстро вернулась, довольная, закружилась по комнате: «Отпустили!»
Возбуждение Зинаиды Николаевны, вспоминала Мина, может быть, на какое-то мгновение передалось мне. Но я не могла себе представить, что имею право бросить работу в обществе, которой в то время в связи с выборами было много. А Сергей и Зина уже обсуждали планы и маршруты. Только потом оказалось, что у кавалеров в карманах ветер гуляет. К счастью, у Зинаиды обнаружилась некая заветная сумма, которую она, ни на миг не поколебавшись, предложила на поездку…