Дети горчичного рая

Салли закинула голову и горько засмеялась:

— Твой отец был мечтатель. Храбрый, честный, но мечтатель. Он даже в Большом Боссе ухитрялся находить какие-то хорошие черты… И, конечно, он бы жизни не пожалел, только бы сделать всех счастливыми. Но если бы он знал, как напрасно отдал свою жизнь!..

Чарли молчал, только глаза у него светились. Он не спрашивал мать, почему напрасно пролилась отцовская кровь. Он видел, как живут черные люди в Горчичном Раю и их соседи-рабочие за рекой.

А сегодня он был в замке Большого Босса.

И потому он ни о чем не спрашивал.

14. Цезарь говорит не стесняясь

— Эй, соседи! Есть кто-нибудь в доме? Можно к вам?

— Это Цезарь. Поди встреть его, сынок.

Салли сбросила фартук и пригладила волосы.

Чарли направился к дверям, но, опередив его, в кухню уже входил тот, кого звали Цезарем.

Неизвестно, о чем думала негритянская семья с берегов Миссисипи, давая своему первенцу такое пышное имя, но внешность негра вполне это имя оправдывала.

Очень широкий в груди и плечах, с маленькой, гордо посаженной головой, он — этот старый друг семьи Робинсонов — являл собой удивительный образец силы, здоровья и мужественной красоты.

Из распахнутого ворота синего рабочего комбинезона поднималась, как колонна черного мрамора, сильная шея, повязанная гарусным шарфом. Лицо было живое, изменчивое; глаза так и впивались в собеседника и, казалось, видели каждого насквозь.

Синий комбинезон еще больше подчеркивал увечье этого великолепного тела: один пустой рукав был засунут в карман, а вместо ноги торчала грубо отесанная деревяшка. И так нелепо и уродливо это казалось, так не шло ко всему могучему, жизнерадостному облику Цезаря, что каждый чувствовал неловкость за свои здоровые руки и ноги и невольно отводил глаза, чтобы не видеть увечья Цезаря.

— Как поживаете, хозяева? — Цезарь приветливо взмахнул здоровой левой рукой. — Салли, девочка, как дела? Почему давно не заглядывала к моей старухе?

— Боюсь ей помешать, — сказала Салли, пододвигая Цезарю единственное мягкое кресло. — У нее, кажется, уйма стирки.

Цезарь вздохнул, и лицо его стало сумрачным.

— Да, стоит по целым дням у стиральной машины, кормит мужа-бездельника.

— Это вы-то бездельник? — возмутилась Салли. — Да такого работягу днем с огнем не сыщешь! Вы же не виноваты, что вы… — Она замялась.

— …что я стал калекой? — докончил за нее Цезарь. — Ничего, ничего, девочка, можете не смущаться и называть вещи своими именами. Конечно, покуда я хожу с поленом и вот с этим, — он вытащил левой рукой пустой правый рукав и потряс им в воздухе, — от меня на свете большого проку не будет, скажу не стесняясь.

«Скажу не стесняясь» было любимым выражением Цезаря. И в раннем детстве Чарли, желая изобразить друга отца, горделиво откидывал голову и при общем смехе говорил какую-нибудь фразу, вроде: «Неплохо бы промочить горло пивком, скажу не стесняясь». Все хохотали, и громче всех сам Цезарь.

Теперь Чарли и его мать с нежностью смотрели на черного великана: в нем, казалось им, воплотилась частица той теплоты, которая была в отце и которой никогда не суждено было вернуться. А Цезарь чувствовал, что большеглазый подросток и эта женщина, так похожая на мальчика, как бы завещаны ему погибшим другом Тэдом.

Чарли был особенно привязан к Цезарю. С тех пор как мальчик помнил себя, Цезарь был постоянным спутником и товарищем отца во всех его работах, занятиях и развлечениях.

А сейчас, вырастая, Чарли начинал понимать, что Цезарь вовсе не так простодушен и беспечен, как это кажется с первого взгляда. Мальчик видел, что негры и белые Нижнего города, встречаясь с Цезарем, здороваются с ним как-то особенно дружелюбно и уважительно.

Часто он заставал в доме Цезаря, где было много ребят и где жена его, Темпи, день-деньской работала не покладая рук, рабочих с завода Милларда. А один раз даже слышал, как Цезарь, идя с отцом Василя Гирича, громко сказал: «Это надо довести до сведения союза».

И Чарли начал по-новому смотреть на большого друга, многое угадывая за его словами и приглядываясь к малейшим переменам в настроении Цезаря.

— Что слышно с вашими протезами? — спросила Салли, ставя на стол перед Цезарем чашку кофе,

Цезарь полез левой рукой в карман, вынул кисет и трубку, ловко набил ее табаком, прикурил и, только затянувшись, сказал:

— Босс, как вам известно, велел выгнать меня в шею. А в протезном бюро, как только увидели мою черную физиономию, так заявили, что смогут сделать мне руку и ногу только в третью очередь… В третью очередь! — повторил он возмущенно. — Я скажу не стесняясь: когда надо было умирать на фронте, так белые охотно предоставляли неграм первую очередь. — Цезарь сплюнул.

— Вот негодяи! — не выдержал Чарли. — Трусы проклятые!..

Цезарь внимательно посмотрел на мальчика и кивнул.

— — Правильно замечено, Чарльз, — сказал он. — Твой отец тоже был невысокого мнения о таких людях… Только побереги свои силы для настоящего дела, не разменивайся на мелочи.

— А оно будет, настоящее дело? — встрепенулся Чарли. — Дядя Цезарь, вы мне скажите, что я должен делать?

Салли всплеснула руками:

— Ох, Цезарь, умоляю вас: не сбивайте мальчишку с толку, пускай спокойно доучивается! Он и так забил себе голову всеми этими идеями о равенстве. Пишет сочинения о Джоне Брауне, сцепился в школе с директорским сынком, подбивает ребят на разные выходки против начальства… А сегодня, вообразите, был у девочки Причард в замке. Подумайте только: в замке самого Босса, куда из нашего брата пускают только мусорщиков да кухарок!

— Гм… в замке Босса? — повторил Цезарь, покусывая крупными голубоватыми зубами трубку. — Кажется, скоро у Босса будет много хлопот, скажу не стесняясь!

— Вот как! — И Салли, только что умолявшая «не сбивать с толку» ее сына, внезапно вся так и загорелась, как будто заслышала боевой сигнал. — Что там? Что на заводе?

— На заводе Коттон свирепствует, как царь Саул. — Цезарь усмехнулся. — Расставил по всем цехам шпиков, подслушивает, подглядывает, увольняет и негров и белых, чуть заподозрит «красные симпатии»…

— Значит, все еще придирается? — вздохнула Салли.

— Не придирается, а расправляется, скажу не стесняясь, — поправил ее Цезарь, с удовольствием глотая кофе. — У Босса отличная организация: нашептывают белым рабочим, что их, мол, отовсюду вытесняют негры и от этого, мол, они сидят без работы. Стараются поссорить нас, бедняков, между собой… Ох, превосходный у вас кофе, девочка! — Цезарь откинулся в кресле. — Моей старухе никогда такого не сварить.

— Мама кладет в него корицу, оттого он такой душистый, — вмешался Чарли, заметно гордясь уменьем матери. — Ма, свари дяде Цезарю еще чашку.