Дети Горного Клана

Открыв дверь, Клыкастый привычно поклонился:

– Я пришёл, господин. Вы звали?

Взгляд бегло пробежался по кабинету. И то, что он увидел, Клыкастому не понравилось. Но он не спешил делать выводы, и потому с вниманием разглядывал сидящего за столом Широкого - единственного, кто был в кабинете.

Толстяк усмехнулся, встряхнувшись всем телом, и довольно закатил глаза, причмокнув:

– Господин... Как же это всё-таки приятно. Остальных оболтусов никак не могу к этому приучить - хоть палками их бей, что ли.
– он наклонился вперёд, вперив в Клыкастого ставший моментально жёстким взгляд и, опёршись руками о стол, забарабанил пальцами.

Он молчал, видно, ожидая каких-нибудь слов от юноши. Клыкастый не заставил себя долго ждать:

– Господин, мне доложили, что здесь будет какое-то собрание. Или я опоздал?

– Нет, Клыкастый, не опоздал. Собрание будет. Но чуть позже.
– Широкая Кость кивнул ему на стул напротив себя, и юноша, не спуская взгляда с главы банды, сел.
– Поговорим?

– Поговорим.
– кивнул, напряжённый от странного поведения Широкого, Клыкастый.

Толстяк кивнул в ответ и, вытащив из-под стола стакан, а затем и фужер с какой-то тёмной жидкостью, вопросительно уставился на юношу, наливая напиток:

– Будешь?

– Откажусь.
– улыбнулся Клыкастый, стараясь быть как можно более вежливым. То, что происходило, ему начинало не просто не нравиться - его начинало это пугать.

– А я говорю, будешь.
– придав голосу жёсткие нотки, Широкий с треском поставил наполненный стакан перед Клыкастым.
– Пей. Разговор предстоит непростой.

Горец неуверенно принял столь "любезно" предложенный напиток, и чуть пригубил. На вкус - обычное вино, не слишком крепкое.

– Что вчера твои ребята делали на месте встречи?
– Широкий говорил быстро и коротко, что обычно за ним не замечалось.

– А разве они нам не помогли?
– лицо Клыкастого выражало само удивление.

– Я тут вопросы задаю.
– беззлобно, но с проникающим в душу холодом процедил Широкая Кость.
– Их не должно было быть на встрече. Почему они явились?

– Я им приказал.

– Зачем?

– Для подстраховки.

– Допустим.
– буркнул Широкий и, заметив, что стакан Клыкастого наполовину опустел, подлил ещё. Тот не мог отказаться.
– Твой остаток всё ещё тренируется на Дороге Невзгод?

– Нет, господин. Вы ведь приказали пока там не появляться.

– Хорошо.
– кивнул Широкий, требовательно кивнув на стакан. Клыкастый отпил ещё.
– Какой самый худший результат по Дороге в твоём остатке?

– Начинающий Подмастерье.

– И сколько у тебя таких?

– Один. Но он уже доказал, что освоит Подмастерье в ближайшие дни. Если Дорогу откроют, конечно.

– Во-о-от, лис!
– улыбаясь погрозил ему пальцем Широкий.
– Это всё натура Шустрого! С него пример берёшь, засранец?! Умудряешься даже при допросе условия вставлять... С Дорогой я пока не решил - Хранитель твоими стараниями на контакт не идёт, а наших бьёт, так что забудь и прекращай мне это.
– выждав мгновение, чтобы увидеть на лице Клыкастого нужную реакцию, Широкая Кость, обнаружив её, вновь кивнул и продолжил: - А самые лучшие по результатам?

– Ловкачи.

– Кто?

– Бык и Волчок - моя правая и левая рука.

– Хм-м-м... Правая и левая, говоришь.
– Широкий вновь усмехнулся, откидываясь на спинку кресла.
– Сколько ты тут у нас? Полгода? Год?

– Почти год, господин.

– Это, значит, тебе сколько?

– Недавно исполнилось пятнадцать.

– Пятнадцать...
– эхом отозвался Кость, о чём-то задумавшись.
– И уже, значит, правая и левая рука? А с бабой что?

– вдруг перевёл он тему, пристально уставившись куда-то в потолок.

– Какой бабой?
– Клыкастый чуть было не подавился от очередного глотка начинавшего казаться ему кислым, вина.

– Не строй из себя идиота, пацан. Рангунка! Та, за которой ты тогда увязался. Как рана, кстати?

Клыкастый стиснул зубы. Зачем-то Широкий то и дело перепрыгивал с темы на тему, и почему-то светлой голове юноши становилось всё труднее и труднее воспринимать его слова. Он что, пытается на чём-то его подловить?

– Рана... ничего. Спасибо. Перевязали. А рангунка...

– Говорят, - не дослушав, перебил его толстяк.
– Ты смотался куда-то. Вроде как к целителю?
– Клыкастый замолчал, стараясь переварить услышанное. Почему-то у него этого никак не выходило, и Широкая Кость, почуяв паузу, продолжил: - Рана то глубокая была. А теперь ты вроде как не хромаешь. Куда ходил? К кому?

– К магу...
– зажмурился от нарастающей в голове, словно из ниоткуда, головной боли, юноша, стиснув зубы.

– Я магов этого города всех поимённо знаю. И мало того, что никто из них подобным не занимается, так даже занимайся они, ты бы к ним на приём и через год бы не попал. У кого ты был, сучёнок?!

Вдруг позади Клыкастого послышался шорох. Он обернулся, всё ещё не в себе от головной боли, и сквозь пелену затмившего глаза тумана, увидел две полу-размытые тени, которые подозрительно напоминали Зоркого и Рыбу. Сосредоточившись, юноша всё-таки сумел разглядеть более-менее чёткую картинку - и, действительно, у двери стояли два телохранителя Кости, с обнажёнными саблями. Как он их не услышал? Что было в вине?!

А тем временем в ушах раздавался искорёженный, словно через металлическую стену, голос Широкого:

– Ты чистку мозгов не прошёл, верно? С Шустрым больно часто на нейтральных местах встречался, ещё и эта история с Хранителем... Ко мне, кстати, приходили допытываться о маге, в дом к которому какой-то сморчок проник, представляешь? Мага не убил, драгоценности не украл, украл только медальон... Не знаешь, кто бы это мог быть?!

Клыкастый согнулся в три погибели от нестерпимой боли, краем взгляда заметив, как к нему приближаются Рыба с Зорким. А в ушах всё звенел голос Широкого:

– Нужно быть полным идиотом, чтобы творить заговор у меня под самым носом и думать, будто я этого не замечу. Ну, ничего. Мы всё исправим. Шустрого уже ищут, мы с ним тепло поговорим... Твоих ребят всех принудительно на чистку отправим, а тебя... Вот тут у меня, мой хороший, есть сомнения. То ли тебя просто казнить, то ли долго на куски рубить, чтоб помучился, или, может, в Публичный Дом к одной знакомой сдать? У неё есть клиенты, любящие молоденьких мальчиков...

Но Клыкастый уже не слушал. В вине был яд, это точно. Причём яд необычный, если учесть, что вкус его никак не проявил себя в напитке. Поняв, что мозг не подчиняется ему, юноша отключил его. Совсем. И доверился инстинктам. Точно так же как он доверился им на Дороге, в тот день, когда стал Мастером. Или когда убил Удава, получив своё прозвище. И, так же как и тогда, глаза его заполнились красным, и мир стал восприниматься совсем иначе. Откуда в нём это? От Предков ли, от крови горцев, или он получил подобный странный дар спонтанно, стремясь выжить? Не важно. Всё не важно. Важны лишь два клинка, что в данную секунду стремятся пронзить его плоть.