Дети Хедина (антология)

– Я не понял, что такое там с вашим именем? – поинтересовался он, сыто откидываясь на высокую спинку стула и вытягивая ноги. – То вы Касси, то вы Гасси…

– Мое первое имя – Кассандра, – сказала она. – Та, что предсказывала всем несчастья, а ей никто не верил. Отец увлекался всеми этими греческими мифами. Мне оно не нравится, потому что это иногда сбывается. Близкие друзья зовут меня Гасси. Это мое второе имя.

– Огаста? Тоже распространенным не назовешь. А вы, случаем, не страдаете раздвоением личности?

– Конечно, – невозмутимо согласилась она. – Особенно в полнолуние.

– А что значит – «иногда сбывается»? Вы действительно предсказываете неприятности?

– Я их желаю, – сказала она просто. – И они случаются.

– Вроде, – он помахал рукой возле своего лица, – того, что случилось со мной?

Она встала и принесла еще добавки.

– Я этого не желала. Что толку желать слепоты человеку, который и без того слеп?

Ради превосходного ужина он великодушно простил ей этот выпад.

– Ну так скажите, что мне еще такого неприятного предстоит? – Забавляясь, Стив выложил на стол руку. – Как вы это делаете? Насылаете порчу? Втыкаете иголки в восковые фигурки? Вы знаете, что в городе вас называют ведьмой?

– Самая главная ваша неприятность, – отчеканила мисс Хилл, – то, что вы не получите этот дом. Никогда. И на кофейной гуще гадать не надо.

– Я догадывалась, что так все и будет, – сказала она, и Стив уловил в ее голосе нечто вроде жалости. Искреннего огорчения.

– Что? Что так и будет? – выкрикнул он, поднимая незрячее лицо вверх, к лестнице, где она стояла.

– Дом не хочет тебя выпускать.

Он рассмеялся.

– Черт побери! Да брось ты эти свои… штучки! Дом! Ты рехнулась, потому что живешь одна в этой старой развалюхе! Рехнулась! Сдвинулась! Крыша поехала! Сбрендила! Я понятно выражаюсь?

– Разумеется, мистер Уокен, – ледяным голосом отозвалась Хилл. – Вы изъясняетесь очень ясно. Спокойной ночи.

Он чуть не задохнулся.

– А ну, стоять! Спокойной ночи? Да я этот чертов дом на дощечки разнесу! Камня на камне не оставлю! Слышишь, ты, ведьма?

Он широко повел рукой и ухватился за спинку стула. Тот оказался довольно тяжелым, но Стивен все равно поднял и угрожающе занес его.

– Ну?!

– Постойте, – поспешно сказала Хилл. Он услышал, как она сбегает с лестницы, почувствовал движение воздуха, но не успел ее схватить. Приопустил стул, поворачивая голову, чтобы понять, что она еще задумала. Стук, снова быстрые шаги – удаляющиеся. Хилл вновь заговорила с лестницы.

– Ну вот, – сказала с удовлетворением. – Я убрала вазу. Она очень старая и красивая, будет жаль, если вы ее разобьете. И еще переставила сковородку, чтобы вы не обожглись. Приступайте.

– Что…

– Громите дом, – благожелательно посоветовала она. – А я, с вашего позволения, пойду спать.

Он полулежал на кушетке. Гасси остановилась, оглядывая окрестности. Да уж, повеселился Уокен ночью на славу: перевернутая мебель, разбитая посуда, разбросанные продукты. Мохначи под ее хмурым взглядом усердно наводили порядок.

– Еда на столе, – сказала Гасси негромко, зная, что он не спит. Уокен даже не пошевелился. Она попереминалась на месте – ей было неудобно и неприятно: ведь вряд ли кто-то или что-то может заставить свернуть Стивена Уокена с избранного им пути.

– До вечера, – сказала она.

Он услышал, как щелкнул замок. Кулаки его сжались. Она заплатит. Богом клянусь, еще как заплатит!

Он уже знал, что бесполезно искать выход из этого дома-ловушки, но все же зафиксировал направления звука. А потом поднялся и пошел в ту сторону. Натыкался на стены, на мебель, руки ощущали все те же стены и ту же мебель – и ничего, хоть отдаленно напоминавшее дверь или окно. Стив едва не разрыдался – усталость, слепота и бессилие довели его до полного изне-можения.

Приглушенный стук, легкий топоток…

Он насторожился. Позвал неуверенно:

– Кис-кис?

Снова топоток – и мягкие удаляющиеся прыжки. Да ведь где-то здесь лестница на второй этаж! Странно, что он вчера на нее не наткнулся. Там наверняка найдется какое-нибудь окно – дом ведь не бункер, в конце концов! Или хотя бы он сможет разгромить ее стародевичью спальню!

То и дело поскальзываясь, запинаясь на россыпи, покрывающей пол, он пробирался вперед – пока протянутые руки не ухватились победно за гладкую поверхность перил. Стив осторожно присел на ступени – отдышаться.

И услышал вопросительное:

– Мяу?

Осторожно повел рукой – в ладонь ему ткнулась ушастая бархатная голова.

– Чернушка? – пробормотал он. – Только ты, похоже, меня в этом доме и любишь.

Погладил рокочущие гладкие бока. Кошка гибко вывернулась и, приглашающе мурлыкнув – так зовут котят, – унеслась вверх по лестнице. Он тяжело потащился следом. Лестница оказалась выше и круче, чем он ожидал. Ему даже пришлось пару раз передохнуть – и каждый раз он слышал сверху вопросительное: «Мурр?».

– Иду-иду. – Сумасшествие хозяйки заразно – он уже начал вести диалог с кошкой…

Забравшись наконец на второй этаж, приостановился, соображая, куда ему податься. Четвероногий проводник разрешил его сомнения, потершись о его ногу и направившись вправо. Ладонь коснулась стены – на втором этаже они были обиты тканью, шероховатой, но все равно приятной на ощупь. Он шел медленно, то и дело натыкаясь на кошку, неспешно идущую чуть впереди, – так этот знающий себе цену зверек ведет нерадивого хозяина к холодильнику на кухне…

Стив зажмурился и вновь широко распахнул глаза. В темноте перед ним плыли желтые пятна. Слепота начала проходить. Он видел! Господи, или кто там еще есть, спасибо! Вскоре он уже ясно различал четкую светящуюся прямую линию. Через мгновение Стив понял, что это приоткрытая дверь, из-за которой в темный коридор падает свет. Кошка поддела ее лапой и скользнула в расширившуюся щель. Стив, не раздумывая, распахнул дверь, шагнул следом…

И застыл на пороге.

Книги-книги-книги, бесконечные книжные полки, достигавшие потолка и тающие в полумраке комнаты. За массивным старинным столом, на котором стоял подсвечник с семью свечами – канделябр? – сидел старик. Седой, с длинной белой бородой. В балахоне, подозрительно напоминавшем что-то средневековое. Писавший в толстом, огромном, распахнутом посередине томе. Писал он пером, обмакивая его в массивную чернильницу. Черная кошка, сидя перед ним на столе, сосредоточенно умывалась. Не переставая писать, старик рассеянно поглаживал ее по переливающейся бархатной спинке.