Дети Хедина (антология)

Существовала еще одна программа – персональный проект Дороха. Тоже интересный, тоже многообещающий. Кириллу приходилось каждый раз документально подтверждать согласие, каждый рискованный эксперимент щедро оплачивался. В чем причина эмпатии, в чем причина «углубленного контакта» между людьми и других пограничных эффектов, мозг или сознание? Физика или мистика? Здесь испытуемых было всего трое, и здесь все время ходили по лезвию бритвы. Кириллу натыкали датчиков уже под кожу, его постоянно записывали, а еще регулярно «подвергали кратковременному импульсному воздействию». Не всегда безболезненному и приятному, но иногда вгонявшему в настоящую эйфорию. Самое смешное, что за несколько лет работы данных скопилась масса, статей написана тьма, а на главный вопрос так до конца и не ответили.

Кирилл сначала разделял энтузиазм Дороха, ему тоже очень хотелось знать, можно ли искусственно вызвать такие изменения. Однако вскоре пошли побочные эффекты. Кирилла, как говорится на здешнем жаргоне, начало зашкаливать. Из троих только его. Он безобразно «плыл», начиная транслировать реакции других испытуемых, пошли проблемы с самоидентификацией до полной потери себя, хорошо, что не окончательной. И вдобавок – дикие приступы страха, если в эксперименте участвовало сразу двое или трое.

Его на время негласно вывели из программы, но прежнее состояние не восстановилось, процесс как будто только набирал обороты. Хотели положить в местную институтскую психушку и «выводить из этого состояния», но Кирилл сумел договориться с Дорохом. Или он в течение месяца научится себя контролировать, только чтобы его не трогали, или согласится на лечение.

Запершись у себя, он днями не вылезал из сетевых библиотек, перепробовал все, даже мантры, и нашел один способ хотя бы создавать ощущение, что все нормально. Сам себя «кодировал». Потом открыл еще одно средство, упражнялся с дыханием до изнеможения, и через месяц Дорох, ввиду явного прогресса, продлил срок самостоятельного лечения. Кирилл снова кинулся в бой, спасаясь. Неоднократно в этих поисках себя ему удавалось пережить знакомое запредельное состояние, как возле трамплина, и он принялся потихоньку нащупывать связь. А для этого следовало сначала прийти в норму, приобрести способность ясно мыслить, не отрываясь от процесса. И он пришел в норму – нет такого, с чем бы не справился человек.

К тому времени Кирилл уже хорошо понимал, что в бывшем Олимпийском комплексе с ним не произошло ничего особо выдающегося. Измененного состояния сознания достичь не так уж трудно, и на рубеже веков, когда в моде была трансперсональная психология, широко практиковались различные методы, действенные, совершенно не сложные и не опасные для обычного человека. Немного музыки, немного интенсивного дыхания, немного смелости – и вот оно. Самое главное – резонанс. Но во время Волны пятнадцатого все это запретили, а когда разрешили вновь, мир заполонил «кубик».

Вот на «кубик» Кирилл теперь и надеялся.

Это чудо разработали в середине двадцатых. За несколько лет он убил зажившиеся на свете кинотеатры, напичканные дорогими экранами сферической проекции по последнему слову техники. У Кирилла остались от них только смутные детские воспоминания. Сбылась мечта – человек наконец-то попал внутрь настоящего объемного кадра. Сначала этот кадр страдал примитивностью, и старые технологии кое-как выдерживали конкуренцию. Но они давали лишь иллюзию присутствия в кадре, «кубик» – настоящее присутствие в гуще событий, головокружительные перемещения, полное растворение в атмосфере. Постепенно техника позволяла все больше, черта горизонта отодвигалась дальше, позволяя софту домысливать мир, сверх отснятого камерой или тщательно прорисованного. Маски заменили очки, новый мир «обтекал» своего зрителя, погружая в потрясающую, живую реальность.

Еще лет десять «кубик» интенсивно совершенствовался, оттачивался. Моделируемый мир раздвинулся до бесконечности, потом зажил настоящей жизнью, разумеется, в соответствии с сюжетом «основного кадра». К тому времени «кубик» частично погрузился в тень: запреты и санкции жестко регламентировали использование нового мирового наркотика. Ведь не каждый может без последствий для здоровья выдержать «настоящие» ужасы или, например, чудеса эротики, если все это происходит, так сказать, в твоем непосредственном присутствии.

После того как Кирилла отбраковали, «кубик» снова попытался эволюционировать: к нему впервые попытались пришить еще одну новую технологию – «вирчуал гифт». Но то, что хорошо в виртуальных игрушках, только вызвало возмущенное фырканье публики. Теперь система пыталась вовлечь зрителя в действо, отвечать ему, но полноценного моделирования взаимодействия не получалось. Она отслеживала присутствие наблюдателя в «кубике», наделяла плотностью, формировала «адекватный ответ» из коллекции предварительно смоделированных – казалось бы, произошла революция, но нет, восторги оказались куда меньше ожидаемых. Как только наблюдатель в кадре приобрел неуклюжую плотность, превратился в проекцию, а полные жизни персонажи принялись, как роботы, выдавать на него «типовые реакции», исчезло главное – реальность происходящего.

И потому старый добрый «кубик» продолжал развиваться в прежнем ключе, оставив модное новшество миру игр. Кирилла «вирчуал гифт» не интересовал, однако его не устраивал и прежний «кубик». Такого добра вокруг становилось все больше, от зубодробительных ужастиков до откровенного эстетствующего занудства, его делали и студии, и отдельные любители, получше и похуже. Не хватало чего-то особенного, и Кирилл собирался это создать. Ему хотелось подарить всему миру незабываемое ощущение «я живу». Со своими тринадцатью плюс-минус, да еще по предварительной оценке.

Для осуществления его замыслов требовался «кубик» со странностями. Он должен вызывать у зрителя совершенно определенные реакции, не просто восхищать или пугать, а заставлять дыхание, сердце, мозг, воображение работать в нужном режиме. Только поэтому Кирилл уцепился за изучение «вирчуал гифт», просто потому, что новомодная технология была на переднем крае, потому что она тоже моделировала взаимодействие.

Он поехал в Сиэтл, один из передовых центров «вирчуала». Поначалу Кирилла собирались выставить: новый уточненный диагноз оказался немногим лучше предварительного – пятнадцать. Чтобы учиться здесь, следовало набрать хотя бы двадцать пять при хорошей базе. Кирилл не имел ни того, ни другого, зато в его распоряжении имелось третье: четыре года назад ему отказали в реализации явной профессиональной склонности, и теперь он воспользовался законным правом на компенсацию.

Первый же год основательно подкосил его новую веру в себя. У Кирилла имелись наметки, как реализовать свою затею на уровне принципа, но технически – он чуть больше ноля по сравнению с остальными. Ему хватает мозгов только для того, чтобы разобраться, как и что они делают, но любое его собственное решение – окольный путь через полмира, который можно пройти как-то иначе. Ну что ж, он лишний раз убедился в собственном ничтожестве и гениальности Лиснера. Каждому – свое.

На этот случай он заготовил план «Б». Отчасти потому и стремился в Сиэтл, ведь сюда брали не кого попало. Встретить здесь одаренного виртуальщика не проблема, дело за тем, чтобы заразить его собственной одержимостью…

Так он нашел Стэна, абсолютно ненормального фанатика своей профессии, в то время прозябавшего в очередном осознании своей бездарности. Его выгоняли отовсюду: он без конца заваливал сроки, сдавал совсем не ту работу, что требовалось, увлекаясь по ходу более интересным и перспективным, разумеется, с его точки зрения. Стэну нужен был партнер с железными нервами и нянька в одном лице, Кириллу – техник, который не видел границ, препятствий, никогда не говорил «бред», «немыслимо», «невозможно» и любую идею готов был грызть зубами до полного осуществления, воспринимая ее как личный вызов.