Дети, которые хотят умереть
Шрифт:
— А если бы вдруг все стражи исчезли? — сказал Лис. — И гляделки бы ослепли. Остались бы только ученики и учителя. И никакого надзора, никакой угрозы.
— А если бы ты стал срать яйцами, ты бы их ел? — сказал пленник. — Трупный запах ударил в твой мозг.
— Разве тебе не хочется сказать правду хоть раз?
Зеркальная линза гляделки мерцала оранжевыми всполохами. Справа и слева одновременно раздались вопли сквозь стены. Соседи вовсю жгли веселье, а Лис с шестиклассником все еще разогревались разговорами.
— Я всегда говорю только правду, — сказал шестиклассник. —
— Брось, свобода близка, — Лис постучал ногтем по деревянным ножнам. — Сегодня последний день в твоей жизни. Не будет больше замечаний, выговоров, никто не отчислит. Никто не накажет. Оторвись. — Резкий взмах ладони в сторону гляделки. — Отпразднуй — скажи им все, что думаешь. Итак, ни гляделок, ни стражей, только ты с мечом и безоружные учителя. Что бы ты сделал? Вылей наружу настоящие чувства, которые никакое бусидо никогда не вытравит в тебе.
Шестиклассник молчал. Бежали вытянки, прошла столовка, одна, две, три. Улыбка не сходила с лица Лиса, наконец, он потянулся и сказал: «Ну как хочешь. Даже завидую тебе. У меня нет такой свободы. Я — по-прежнему раб».
— Да, — сказал пленник, — демон, ДА! Вырезал бы всех до единого. Каждого. Ох, как я хочу этого! Вырезать. Каждого.
Лис опустился на колени. Ладони его легли на связанные руки шестиклассника. Синие и бесцветные глаза оказались близко-близко друг к другу. Их носы почти касались кончиками.
— Спасибо, — сказал Лис. — Если бы я сказал такие слова, меня бы наказали. Но они были мне нужны. Услышать их радость для меня.
— Сделай все быстро, тогда успеешь выспаться до уроков, — сказал пленник. — Если решишь тянуть — удовольствия не получишь. Потому что я не испугаюсь. Меня уже пытали. И тот тоже называл меня чужим именем, тоже вел беседы ни о чем. Теперь он мертв. Вынь меч, не рискуй.
Ногти Лиса впились в кожу шестиклассника.
— Ты разбудил его от иллюзий? — спросил Лис и сам ответил: — Ты. Как у тебя вышло?
Лампочка шипела. Быстрые искры плясали в плене огня и стекла. Сквозь стены пробивались плач и просьбы о пощаде. Чужая боль обтекала Лиса и шестиклассника как теплый дождь. Здесь было очень уютно.
— Тот говнюк схватил меня и еще двоих моих одноклассников, — сказал шестиклассник, — привязал к батарее каждого за одну руку. А во вторую всунул глубокие тарелки с овсянкой. Похоже, стащил в столовой.
В дверь постучали. Лис не отрывал взгляда от глаз шестиклассника. Стуки прекратились. Снова одни.
В этом прелесть подвальных комнат. Закрытая изнутри дверь защищала их от чьего-либо беспокойства. Запрись и слушай вопли, зная, что тебя не тронут. Наслаждайся чужой драмой.
Лис улыбнулся и сказал:
— Твой пленитель кормил тебя с ложечки? Ужасная пытка, я бы не смог.
— Говнюк объявил, что отпустит того, кто первым съест всю овсянку, — сказал шестиклассник. — Одноклассник рядом тут же сгреб почти всю кашу в рот. Щеки его раздулись. Тарелка выпала из рук, разбилась, из глаз потекли слезы. А рот снова раскрылся, там в разжеванной каше блестели осколки стекла и кровь.
Лис медленно погладил связанные руки шестиклассника. Синеглазая игрушка сказала:
— Он плевался стеклом и красно-коричневой
мешаниной, а говнюк смеялся. Называл нас «непослушными сиротами», нес бред типа: «Каждый в «Теплом приюте» заботится о вас, а вы, неблагодарные беспризорники, не хотите кашу тети Тамары?» Второй мой одноклассник жевал овсянку осторожно. Я тоже отделял сваренные хлопья от маленьких острых осколков. Весь мир сузился до моего рта. И все равно пара стекляшек попала мне на язык. Пара порезов рассекла мое нёбо. Тогда я дотянулся до треугольного осколка разбитой тарелки и сказал, что все съел.— Ты соврал, — сказал Лис.
— После мне дали выговор, — поморщился шестиклассник. — Когда говнюк подошел ко мне, я вогнал осколок ему в глаз. Говнюк обеими руками схватился за лицо, а я одной сумел вынуть его катану из ножен и насадить его живот на клинок. Даже умирая, говнюк болтал чушь. Истекающим кровью ртом попросил доесть кашу, пока не остыла.
Вопли за стенами прервались. Все игрушки вокруг умерли, сломались. И только игрушка Лиса все еще дышала.
Голова шестиклассника дернулась вперед, его зубы клацнули у самого кончика носа Лиса. Восьмиклассник отшатнулся, глядя на маленькие клыки, высунувшиеся из-под розовых губ. Теперь мир Лиса сузился до рта шестиклассника.
— Его каше не удалось пережевать меня, — сказал пленник, — и тебе не удастся. Руки связал? Так я перегрызу тебе глотку. Тот, кого ты боишься, не будет сегодня умолять о пощаде.
Поднявшись и отряхнув хакаму, Лис сказал:
— Не будет.
Лис вдруг запрыгнул ему на колени. Старый пластиковый стул заскрипел. Руки Лиса обхватили голову шестиклассника и оттянули ее назад, прежде чем маленькие клыки вспороли кожу на его шее.
— Маленький старший брат кое-что не понял, — улыбнулся Лис. — Я не боюсь старшего брата. Да, ненавижу, но не боюсь. На самом деле я обожаю его. Мы с братом связаны до скончания веков. Эта школа исчезнет, руины зарастут лесом, а наша связь только окрепнет. Чем больше я его узнаю, тем больше обожаю.
Шестиклассник дернулся, но ногти Лиса вонзились ему в щеки. Обрубленные пальцы накрыли синий глаз.
— Брат отсек часть меня, — сказал Лис, — поэтому я его ненавижу. То обожаю, то ненавижу. Туда-сюда.
Шестиклассник зашипел:
— Я не боюсь…
— Прямо как брат, — сказал Лис. — Мне и не нужно, чтобы ты боялся. Наоборот, презирай, ругайся, проклинай. Ненавидь меня, так же как я тебя.
Лис провел пальцем по верхней губе шестиклассника, слегка касаясь зубов. Было почти тихо, только лампочка шипела над головами, скрипел стул, вода журчала в трубах. Тихий восторг бурлил в сердце.
Губы Лиса приблизились к белой в красных крапинках царапин щеке пленника. Лис сказал:
— Так вышло, что Андрей стал моим ненавистным идеалом.
Губы Лиса коснулись бледной щеки. Между ними проскочила электрическая искра. Может, одна из тех, что шипели внутри лампочки. Может, кому-то, или чему-то, все же удалось сбежать из своего плена.
Лис прошептал:
— Поэтому ты здесь, — сказал Лис. — Поэтому я отгрызу тебе щеки и губы.
Затмение